"Но золотистый лист летит, и гладь зеркальную рябит..." - стихи 1973 года
На субботнике в 43 овощной базе с сотрудниками Спортомитета СССР
***
С утра иду за простоквашей.
Я есть, живу я музой Вашей -
И лишь Аврора мне твердит:
Я рядом - чтобы ни случилось!
Вот я опять к тебе явилась -
И речка подо льдом блестит...
1973 -
С дочерью Анной
***
Москва! Как прежде гувернантки,
Владея модным языков,
Скрипя сапожками по снегу
С колясками заходят в дом.
Ах, боже мой! - какая прелесть
В морозец первый, нелютой -
Горит младенческий румянец,
Как-будто звезды над Москвой!
* * *
Пустых небес унылое свеченье,
Пустых словес постылое значенье,
Пустых чудес пустая суета -
Вот три кита
на коих черепаха
Тяжелой лени с панцирем из страха,
А уж на нем моих стихов тщета.
Это был самый необходимый литературный урок, когда-либо мной полученный - http://alikhanov.livejournal.com/4885.html
* * *
Хула окрыляет немногих.
Порой добивает убогих.
Его же безумной гордыне
Хула - словно манна в пустыне.
Но все же не будем отныне
Его порицать все равно -
Ему умереть на чужбине
Вдали от друзей суждено.
* * *
Сад ботанический, тифлисский,
Осенний, сумрачный, пустой,
Мои черновики, записки
По-прежнему полны тобой.
Виденьем цветников пустынных,
Аллей и мостиков старинных,
Водоотводного ручья,
Бегу под звон потоков пенных,
И осеняет сонм вселенных
Тебя, любимая моя.
Ты помнишь ли мое стремленье
Парить над осенью вдвоем?
Быть может, тусклый водоем
Теней летящих отраженье
Еще таинственно хранит,
Но золотистый лист летит
И гладь зеркальную рябит...
Диковинные спят растенья,
И терпкий воздух запустенья,
И запахи небытия,
И горной речки крик гортанный -
Давно размыла след желанный
Ее тяжелая струя.
Впервые опубликовано в книге
«Если пелось про это…» -
Грузия в русской советской поэзии 1983 г.
Посвящено Марине -
http://alikhanov.livejournal.com/356681.html
* * *
Не пожелал быть подневольным
Свободный ум,
А пожелал быть недовольным -
И вот угрюм.
Боль ворочается под сердцем
И все сильней.
Быть пожелал страстотерпцем,
Но нет страстей.
Быть пожелал нелюдимым
Среди людей.
Быть пожелал нелюбимым -
А телу видней.
* * *
Неправедная злоба святому ремеслу
Мешала - лютый ритм рождался не свободным.
И слишком звонкий стих, противящийся злу,
Сам становился злым и потому негодным.
Так думал я, свои вымарывая строки,
А заново писать их было не с руки.
Все мысли, как плоды, имеют жизни сроки.
Ты рано их сорвал, а глядь - они горьки.
* * *
Он жил на земле и следов не оставил на ней.
Он жил, как жилось, потакая судьбе и потребе.
Туманное небо уже становилось светлей,
А он, отдаляясь, не помнил, не думал о небе.
А небо светлело, о смерти не знало оно -
Дышало ветрами, и веяло градом, дождями.
Высокому небу и низкой земле все равно -
Хранить ли следы или не тяготиться следами.
АРТЮР РЕМБО
Не страшно, что мачты и палуба вкось,
Но страшно, что в трюме слоновая кость, -
Слонов убиенных мерещатся тени
Зловещее золото тянет на дно.
Все тяжести - за борт! - спасенье одно.
А в долгом пути не избыть повреждений.
О жалкий торгаш! О великий Рембо!
Во мне то начало, во мне то ребро -
Тону, предаваясь базарному крику.
И нет переломов, болезней и ран...
В лесах бескорыстнейшей самой из стран,
Мне легче спастись, собирая бруснику.
* * *
В бледном сумраке предзоревом
Ночи жизни своей провожаю.
Я застигнут начавшимся днем,
Что мне делать на свете - не знаю...
Как дневные часы ни гони,
Праздник ночи гораздо короче.
Коротая бесцельные дни,
Я живу в мимолетные ночи.
ГАНДБОЛИСТКА
Меж тем, как слонялся я в залах пустых,
Потрепанными развлекаясь мячами,
Меж тем, как я бил беспорядочно их
Ногами, ракетками, лбом и плечами,
Меж тем как, услужливый спарринг-партнер
То антрепренеров, то главных поэтов,
Я был прозорлив и умел и хитер,
Дотягивая до решающих сетов,
Меж тем, как морщины спортивного лба
Кривились в потугах пустых вероломства,
Я все размышлял: чем воздаст мне судьба
За очередное такое знакомство,
Меж тем, как кончались и дни и дела
И я на ночлег отправлялся неблизкий,
Упорно работа прекрасная шла -
Броски отрабатывали гандболистки.
Где грубых защитниц тугой полукруг,
Где краткость свистков и сирены протяжность,
Полет я заметил нервических рук,
И томность финтов, и движений вальяжность.
Чураясь полощущих сетки голов.
Вне связей командных, вне злости и спайки,
Была она словно погибших балов
Беспомощный призрак в расписанной майке.
Затянутая вентилятором в цех,
Так мечется бабочка между станками
И, не замечая смертельных помех,
Летает, и бьется, и машет крылами...
* * *
И в первый раз за много лет
Он увидал зеленый цвет
Не бильярдного сукна, а луга.
Блестела юная трава,
И сладко ныла голова,
Кружась, как от недуга.
Привыкшая к кию рука
Срезала стебли тростника -
Они не подходили.
От кашля притомилась грудь -
И воздухом не продохнуть,
Лишенным пыли.
* * *
Долгий пасмурный день
Был лишен перемен и просветов.
Лил осеннейший дождь,
Становясь то сильней, то слабей.
И под шум серых струй
Я читал древнеримский поэтов,
И сквозь прорезь окна
На бездомных смотрел голубей.
О тебе напишу.
Только надо мне так постараться,
Чтобы образ твой зыбкий
Не сгинул в предутренней мгле.
Да поможет мне Бог.
Да помогут Катулл и Гораций.
Да поможет мне дождь
Самый долгий на этой земле.
* * *
Стремясь безудержно к своей неясной цели,
Я поступил и ловко, и хитро -
С неспешного проспекта Руставели
Я ринулся в московское метро,
И полетел сквозь гулкие туннели...
ВХОДЯЩИЙ В ДОЛЮ
В пространные подъезды проходные
Грязь натаскали, проходя сквозь дом.
Здесь сокращали путь. Свои, чужие
Здесь крались по ночам, ходили днем.
В полуподвале топот над собою
Он слушал, как в земле живущий гном,
И думал: почему же я не рою,
И не переселяюсь в чернозем.
В конце концов, его сводилась дума
Опять к тому, что времени в обрез.
Что там темно, хотя и нету шума,
А к свету он имеет интерес.
И, старческую поборов икоту,
Он на кровать расхристанную лез.
А утром вновь пускался на работу
В бильярдную под жиденький навес.
В троллейбусе просторном серебристом,
Спрямленного района старожил
Вновь оглушен был рокотом и свистом
Строительных и милицейских сил.
И в павильоне низеньком и мглистом
Он первый час душою отдыхал.
Здесь, у столов, работал он долистом
И никогда не мазал, не играл.
Кто баттерфляй предпочитает кролю,
А кто жене - бульдога своего.
И только вольный выбирает волю,
Когда свободный выбор у него.
Старик был наделен последней ролью:
Был мазать - не горазд, играть - не дюж.
Что делал он? - входил пижонам в долю,
Чтобы пижоны повышали куш.
Ему жучки давали деньги эти,
И заново выигрывали их.
А чтоб он жил на этом сизом свете,
Давали три процента чаевых.
И он работал, за жучков болея,
За наглых, за пузатых, за худых,
И, ничего не зная, не умея,
Придуривался только за двоих.
НА ВЗЛЕТЕ
Мое поколенье одето, обуто,
Обучено, выслано к фронту работ.
В нем снова ни Пушкина, ни Бенвенуто,
Оно отработает срок и умрет.
Мое поколенье вошло в звездолет,
Была траектория выгнута круто.
Но мы почему-то свернули с маршрута -
Обломок упал с покоренных высот.
Пытаюсь я вспомнить, что видели там -
Во мгле межпланетной, в чем суть покоренье -
Земле показаться звездой на мгновенье,
Погаснуть, и камнем скатиться к камням?!
Мы жили на взлете, сгорим на лету,
И пламя надежд озарит пустоту...
это стихотворение читает Роман Стабуров -
Click to view* * *
Виктору Конецкому
Скелет кита на берегу Анголы -
Заметный, белый, высохший, тяжелый,
А мимо проплывают корабли.
Взлетает водяная пыль прибоя,
И небо океана роковое
Вновь осеняет кроткий лик земли.
А на рыбацком ветреном погосте
Нетленные в земле хранятся кости, -
Над ними крылья черные крестов.
А океан крошит тела и души.
След смерти сохраняется на суше,
А в океане нет ее следов.
Фрегаты оглашают берег голый...
Скелет кита на берегу Анголы
Как чья-то нестареющая весть.
И морякам красивым и беспечным
Он знать дает напоминаньем вечным:
Пусть нет следов, но смерть в пучине есть!
Виктор Конецкий предложил мне написать стихи на эту строчку - "Скелет кита на берегу Анголы" - которая родилась у него, когда он проходил - в качестве капитана корабля, вдоль берегов Анголы.
Виктор Конецкий включил это мое стихотворение из в одну из своих книг,
так же оно было опубликовано в журнале "Юность".
Письмо Виктора Конецкого - 18 мая 1980 года -
http://alikhanov.livejournal.com/44797.html
***
Наш паровоз вперед летит!
Мы в клубе веселились,
Заметили в конце пути -
Вагоны отцепились...
САМОЕ ЛУЧШЕЕ ВРЕМЯ
Лучших времен не дождаться вовек -
Сырость и ветер, слякотный снег.
Щупальца черных проспектов нависли
И задушили последние мысли.
Я обесчещен, избит, заклеймен.
Все же не будет лучших времен.
Самые лучшие дни своей жизни
Я не желаю предать укоризне.
Средь полудикого, злого хамья
Славься, позорная юность моя!
Славься, дороги корыстная лента,
Славься, надменная челюсть клиента.
Славься безграмотность, ханжество, лень.
Славься, дрянной и бессмысленный день.
Но не зависит от времени года
Эта неслыханная непогода.
К лучшему нету сегодня примет,
Лучшего времени, видимо, нет.
В сонме времен проживу, как придется,
Может, иное пространство найдется,
Как за подкладку забившийся рубль.
В это пространство выверну руль.
***
Свой променад я начинаю рано,
В ковбойской шляпе, в джинсах - черт возьми!
Но все же остаюсь я вне экрана
В великолепном фильме о семи.
О вечной популярности радея,
Свой потный лоб я чувствую в венце,
Когда идет по улицам родео
В моем блатном, единственном лице.
Стихотворение вошло в "Антологию русской поэзии 20-го века"