Симон Чиковани - «Я собираю в комнате шаги», «Паромщик», «Родник» - переводы 1968 года
Переводы стихов «Я собираю в комнате шаги», «Паромщик» и «Родник» - первые мои переводы сделанные в 1968 году. Мне дали подстрочники этих стихотворений, с тем чтобы, как я сейчас мне кажется, в редакции я больше не появлялся. Когда же через неделю я принес переводы, стихотворение «Я собираю в комнате шаги» был опубликовано под фотографиями Симона Чиковани в 12 номера «Литературной Грузии» за 1968 год. Так появилась моя первая публикация
Журнал "Литературная Грузия" издавался тиражом 8600 экз. - больше, чем сейчас тираж всех толстых журналов вместе взятых. Этот журнал продавался в московских киосках "Союзпечати".
14 лет спустя в журнале «Литературная Грузия» вышла большая подборка моих переводов Симона Чиковани - классика грузинской поэзии,
с предисловием Ираклия Абашидзе
Сейчас в Тбилиси есть улицы имени этих поэтов.
Из Симона ЧИКОВАНИ
* * *
Я собираю в комнате шаги.
Шаги теряются, и я об этом знаю.
То яркий свет, то не видать ни зги, -
Шаги, являясь, снова исчезают.
Я собираю в комнате шаги.
Шаги вокруг в невидимом витают.
В любимом воздухе они теперь легки,
И от шагов шаги в пространстве тают.
Неодолимое желание: собрать -
Сопутствует всем помыслам поэта.
И собирает он шаги добра
И сотворяет целый мир из света.
Шаг вечности порог преодолел -
Бесчисленное счислено шагами.
И шаг огромный к звездам улетел,
И изумил, и одарил мирами.
Крадущиеся - те мне ни чета.
А я ищу все первообраз шага.
Моих шагов уже не сосчитать,
И время сломано их ходом и отвагой.
Я удивлен, признаюсь, удивлен,
Что я свои шаги собрал стихами,
И в бесконечные раздумья углублен,
И все хочу нагнать шаги шагами.
* * *
Мной огорожен был родник,
А ты от жажды изнемог.
И ты пришел, к нему приник,
И ты напился из него.
Присядь на камень перед ним,
Лоб влагой освежи.
И если нас он породнит
«Спасибо» - мне скажи.
Пусть облегчит твой трудный путь
Глоток из родника.
Придешь к нему когда-нибудь
Опять издалека.
И если он затоптан вдруг
Копытами коня,
Иль высох в засуху - мой друг,
Тогда прости меня.
ПАРОМЩИК
Качался паром. Горы синие в Гурию
Виденьями юности звали знакомо.
От горных потоков река была бурою.
Все, с чем я вернулся - пустяшней соломы.
Помог я паромщику в платье с прорехами.
Смотрел я на быстрый Риони, на полдень…
Как рты у мальчишек набиты орехами,
Так был он историями заполнен.
В теченье реки сок струился кизиловый.
Паромщик ходил, не спеша, по парому.
Хотя башмаки его рты поразинули -
Прошел он нетрудную в жизни дорогу.
Он жил, не тесним ни столами, ни стульями.
Здесь дуб шелестел в окружении рощи.
В ночи, просветленной лишь звездными ульями,
Как пастырь, рассказывал что-то паромщик.
Он - вестник ночной
в облачении скудненьком -
Был, словно луна, в световом ореоле.
А темень могилу готовила путникам,
Как жезлом - до дна! - рассекая Риони.
Всю ночь я выслушивал шепот кустарника.
Все, с чем я вернулся - пустяшней соломы.
Меня спас от смерти паромщик тот старенький
Когда меня в Гурию свез на пароме.
Теперь же здесь мост.
Только зелень ущербная
Здесь все еще тихо вздыхает и ропщет.
Парома уж нет.
И в могиле, наверное,
О нем все рассказывает паромщик.
1968 г
Библиотека поэта.1987 г.
ЗЕДАЗЕНИ
Белей миндаля и апреля моложе -
Я взгляд отвести не мог! -
Ты шла впереди и была похожа
На высокогорный цветок.
Карабкались мы вчетвером в Зедазени,
Шли, как косари, напрямик.
И словно по твоему мановенью
Вдруг храм на вершине возник.
И арка листвы расступилась, сияя.
У мшистой стены тишина,
Средь летнего луга такая живая,
Здесь мертвой казалась она.
Казалось мне - время само задремало
В тени старых буков и стен.
И все это душу мою возвышало -
И ты, и цветенье, и тлен.
А к вечеру словно прибавилось света -
Хребты проступили ясней.
И сойками песня на свадебке спета
Среди зашумевших ветвей…
Вот звери и птицы в лесах задремали,
Вечернюю чуя росу.
На травах темнеющих мы пировали,
И Гете читали в лесу.
И, словно, причастье, на землю, на зелень
Вино я случайно разлил.
Мы стали видениями Зедазени -
Храм душу мою окрылил.
Последним лучом уходящего света,
Как воин, сражался со тьмой…
А снизу взлетела навстречу нам Мцхета
Арагва столкнулась с Курой.
* * *
Пусть в душе моей побеги отцвели -
Верил, смерть ты перетянешь на весах.
Но в мою могилу, кинув горсть земли,
Ты поникнешь со слезами на глазах.
Я нащупывал неведомую твердь -
Голос предков я пытался уловить.
А соперницей твоей была лишь смерть -
Как же ты меня могла ей уступить?..
Я теперь прощаюсь с Грузией моей.
Только знаю - все равно когда умру,
В шуме мельницы, над синевой полей
Буду плыть прозрачной дымкой поутру.
Надо жить и у исхода бытия,
Ничего не оставляя на потом.
С горным пастбищем хотел бы слиться я,
Чтобы шум травы звучал моим стихом.
Я с собратьями по цеху расстаюсь,
Не хочу прощаться только лишь с тобой.
Неужели, словно дымка, растворюсь,
И исчезну над весеннею землей?..
* * *
Пот не соленым не бывает.
Достойно жить трудом своим.
Пусть говорят, ниспровергают -
Мир не становится иным.
Жизнь только кажется мгновенной -
Восходит в сроки твой посев,
И кровь идет, бежит по венам,
Безвременье преодолев.
И пусть горчит, как капля меда.
Вкус вечереющих минут.
Зимой - в такое время года! -
Пять чувств моих опять цветут.
Не сумерки, а сок кизила
Мазком багровым по стеклу,
И все же блеск придонный ила,
И рдяный луч пронзают мглу.
С избытком было дел и шуток,
Но все казалось мало мне.
Хоть жизнь - короткий промежуток,
Но ценность жизни - не в длине.
И пусть порой светила скудно
Моя лучина, но одно
Я понял - жить, хотя и трудно,
Не тяжело нести ярмо.
Звезда сгорает над землею,
На искры яркий блек кроша,
И не бессмертной, а живою,
Живой желает быть душа.
И эту ночь без сна, как благость,
От жизни принимаю я.
Земная тяжесть мне не в тягость.
Ярмо? Нет - радость бытия!
перевод Сергея Алиханова
В РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА «ЛИТЕРАТУРНАЯ ГРУЗИЯ» В 70-х ГОДАХ
Камилле Коринтели
Там воздух был прогрет и свеж, и чуть прокурен.
Над плиткой восходил кофейный легкий пар.
Там Межиров бывал, там царствовал Мазурин,
А Леонович ждал последний гонорар.
Когда в российской мгле нам было не пробиться,
Все ж, выходя на свет тифлисским тиражом,
Крамольные стихи сияли на страницах,
От радости всегда чуть залитых вином.
Любимый мой журнал, житейских благ источник,
Прощал ошибки мне, поспешности грехи.
Голодный человек выпрашивал подстрочник,
А сытый - приносил готовые стихи.
В глухие времена один глоток свободы,
Почти открытый вздох помог нам не пропасть,
И мы прожить смогли и переждали годы;
А между тем меня испепеляла страсть.
Любовь маскировал литературным делом,
И каждую строфу я обсуждал с тобой -
Была ты для других суровым завотделом,
А для меня была и музой, и женой.
Нам было это так тогда необходимо,
Что верилось - навек продлится этот миг,
Когда пристоен я, ты - счастлива, любима,
И прямо в верстку шел измятый черновик.
Но донорство души - тяжелая работа.
Брести по бороздам уже не мой черед.
Грузинскому стиху, уставшему от гнета,
Не нужен стал теперь мой русский перевод.
1991 г.