"Короткий список дел заменит жизни повесть..."
В 81-м году я перевел с аварского примерно треть книги стихов "Время говорить" Ободиява Шамхалова (вышла в издательстве "Советский писатель" в 1982 году.
Любопытно, что стихотворения "Элегия", посвященное Андрею Тарсковскому было снято цензурой, и в книгу не вошло, хотя и было оплачено из расчета 1 рубль 40 копеек строчка.
На перевод этого стихотворения - тогда еще я жил в коммуналке, в 10-ти метровой комнате, на пятом этаже пятиэтажки в Серебрянном бору - мной было потрачено три дня работы.
Отсюда: "я в комнате своей сижу, как в яме Жилин".
Я всегда вставляю это стихотворение в свои книги стихов - в раздел избранные переводы.
Редактор моего однотомника "Блаженство бега", вышедшего в издательстве "Известия" в 1992 году, Надежда Кузьмина, которая работала тогда в "Худлите" даже поздравила меня с этим переводом, опубликованным тогда впервые.
Андрея Тарсковского я видел только один раз - на премьере фильма "Иваново детство" в Тбилиси, в Доме офицеров - и аплодировал ему изо всех сил.
С его отцом был знаком - последний раз я видел Арсения Тарковкого в доме для престарелых работников кино в Матвеевском.
Отец был выдающимся поэтом, усердным переводчиком и весьма странным человеком - он на переводческие гонорары покупал бинокли и телескопы, лупы и микроскопы...
Из Ободиява ШАМХАЛОВА
* * *
Вдохну, в вдоха не хватает.
Так рыба на песке морском
Упорно ловит воздух ртом,
А он ей жабры разрывает.
От суеты обалдеваешь.
Боль сдавит обручем виски.
И только ты меня спасаешь
Прикосновением руки.
Я ожил за одно мгновенье!
И как глоток из родника,
Мне принесла твоя рука
Прохладу, ясность и спасенье.
Твоей руки коснусь губами.
О, если бы я так же мог
Тебя спасти, укрыв руками,
От всех печалей и тревог.
* * *
Перестань ты плакать, перестань -
Ничего словами не вернешь.
Выйду на мороз в такую рань
Или поздноту - не разберешь.
Эх, моя дороженька бела.
Ничего понять нам не дано.
До дверей меня ты провела,
В спину мне теперь глядишь в окно.
Холодок стекла приятен лбу.
Смотришь ты на жалкий мой побег.
Жаловаться можно на судьбу
Так же как на этот белый снег.
Буду я и падать и скользить -
Ведь под снегом самый скользкий лед.
Но нельзя из жалости любить -
Это только прошлое сотрет.
У любви есть заездные часы,
А других, наверно, вовсе нет.
И твое созвездие Весы
Шлет мне свой прощальный, слабый свет.
* * *
Есть в каждом языке священные слова,
Их смысл из века в век нисколько не менялся.
Их силой вечевой в час горя, торжества
Народа дух как буря поднимался
И не перетирала их молва.
Немного слов таких.
Нельзя их повторять,
Подыскивая повод ерундовый.
Свой смысл они вдруг могут утерять,
Когда в час испытания суровый
Случиться их произнести опять.
ЭЛЕГИЯ
Андрею Тарковскому
Нас все-таки, Андрей, загнали, обложили,
И слышится вокруг какой-то волчий вой.
Я в комнате свой сижу, как в яме Жилин,
И холод этих стен я чувствую спиной.
Хоть можно выйти в дверь, минуя шкаф плечистый,
Но долгих взглядов вслед мне все ж не миновать.
И пусть всегда мне мстят рвачи и карьеристы
За то, что на лице трагичности печать.
Мой дом в горах спален. Хоть там я не был признан,
Все ж ненависть невежд шла по моим следам.
И мне кричали вслед, мол, где твоя отчизна,
Ты, горец, что несешь ты русским небесам?
Но всем клеветникам Пегаса не стреножить.
Над ямой роковой крылатый конь взлетит,
Как вам не надоест ему ловушки множить,
Чем так пугает вас шум крыльев, стук копыт?
И крона жизни вдруг внезапно увядает,
Когда разрушат ствол древесные жуки.
Изменишь только звук, который вам мешает,
И сразу же трухой становятся стихи.
Совет мне подают: - Ты не беги потравы,
А слейся с ней - придешь к покою и добру.
Спасибо за совет, но все ж, хотя вы правы,
Я лиру протянул навстречу топору.
Иные шепчут мне: - Все это продается.
Что ломишься ты в дверь, открыть ее легко -
Ткни золотым ключом, она и отопрется,
И прошмыгни туда…
Пойдешь так далеко!
Короткий список дел заменит жизни повесть,
И выгодная мысль не породит стыда.
Все может быть и так…
Но неужели совесть
Лишь только рудимент, отмерший без следа?
Да, знаю, жизнь - борьба.
Победами итожить
Положено судьбу; и этот путь не нов.
Но верю я, Андрей, я сердцем верю все же -
Жизнь наша для любви, для праведных трудов.
Я падал, как Сизиф, в отчаяния бездну.
Но вопреки всему я разводил сады,
И вот они цветут красой небесполезной -
Еще придет пора и принесет плоды.
Андрей, так пусть же страх не управляет нами,
И мы дойдем туда, где молнии хребта
Бегут за горизонт, где вечными снегами
Просвечены насквозь лазурь и высота.