ПРО АНДРЕЯ БИСТИ для книжки, название которой пока неизвестно
- Вы давно рубили капусту в деревянном корыте? Никогда. Я тоже.
Андрею Бисти известно множество предметов, которыми никто уже ничего и никогда. О точном назначении которых уже приходится спрашивать словарь. Для чего ботало? Как действует светец? Как называется штука, орудуя которой над деревянным корытом прабабушки получали капусту медленного приготовления? Бисти передержал в руках уйму таких предметов, а мыслей передумал про них и того больше. В «железном углу» мастерской, очищая от ржавчины и намазывая нагретым пушечным салом разнообразный исторический инструментарий, прикладывая и прилаживая коровий колокольчик к гвоздю, зуб бороны к пружине замка, острогу к гильзе, ухват к бубенцу, усматривая в получившихся сочетаниях новое качество и новую необходимость.
Серию своих скульптур из старых инструментов и орудий Андрей Бисти называет Second life, препочитая перевод буквальный и неполный - «вторая жизнь». Жизнь эта странная, после ежедневного напряжения и практического смысла прошлой похожая на отдых. Это такой сон труда, красивый и спутанный. Доступный осязанию и слуху - элементы его крепки, сопряжения прочны. Спрашивай или не спрашивай словарь - прикованные и приваренные друг к другу полезные вещи прошлого у Бисти выглядят и звучат так достоверно, как достоверно выглядит и звучит во сне первая учительница, преподающая язык рогатых игуан. Оставляя то же ощущение нужности.
Нужность мерещилась художнику смолоду в металлических отбросах на дворе ремесленного училища в Мытищах. Он находил их среди железной стружки, нёс домой и складывал под кровать. Спал над ними и думал про них. С тех пор пушечное ядро с Белого моря - клад, железнодорожный костыль - удачный подарок на день рожденья.
«Вы берёте это в руку и чувствуете, что держите за хвост историю», - говорит Бисти, гордясь и любуясь целым складом «хвостов» на покое, не оживлёнными пока в «железном углу» - оглоблями, топорами, дверными петлями, буравчиками, кочергами. «Это вроде бы чистая абстракция, а вроде бы и чистый реализм». Я беру это в руку и чувствую, что держу за хвост этику, человеческое усилие по осуществлению мира. Которое у Бисти очнулось в эстетском сновидении, вверх ногами, вниз рогами, под новыми именами. Украшенное красивой цитатой, которую он нашёл на просторах своей образованной мысли о заржавленной вещи.
Мой любимый «хвост» называется «Эволюция». Это биологически неопределяемая форма, но, как всегда у Бисти, убедительная, будто экспонат Дарвиновского музея. «Плавник» из четырнадцати немного подвижных частей нужно гладить, испытывая их металлическое шевеление. Это почему-то очень приятно. Почти так же приятно, как слушать урчание крутящегося вдоль пружины металлического шарика внутри другой скульптуры - «Чревовещатель». И даже приятнее, потому что металлический хребет «Эволюции» на взгляд такая непогладишная вроде бы вещь. Но если поставить его где-нибудь на проходе - косточки плавника залоснятся и заблестят от поглаживаний. Он заимел бы лоск от любых рук - на детской площадке и в приёмной министра.
Скульптуры Бисти в современном интерьере, небольшие мемориалы ручного труда в кубометрах жилого хайтека - хорошие conversation pieces, вещи для разговора. Хозяин может разъяснить про ботало и светец, а гость опознать эту штуку для капусты - сечка! Рублю я это, как обычно, капусту в корыте...
Расставлять такие скульптуры, по одной или парой или рядом или скопом, нетрудно - силуэты отчётливы как гравированные виньетки на странице. И черны самой чёрной, офортной чёрнотой, которую книжный график Бисти любит больше всех цветов. Так любит, что ради неё успешно проиллюстрировал не очень любимого писателя Кафку.
Имея дело с историческим инструментарием, Бисти ценит чисто техническое изобретательство. График Бисти открыл новую разновидность акватинты, Бисти-мастер по металлу изготовил для графических работ резец специальной конфигурации. Привычной к штихелю рукой он сделал множество декоративных композиций, вырезая и процарапывая прямо по глянцевой бумаге и краске.
В конце концов Бисти придумал технику, в которой соединились его знания о возможностях металла и бумаги: части плотного листа ручной отливки скрепляются полосками оловянного припоя, как стёклышки у Тиффани. Он нашёл способ вкраивать любимые железки прямо в страницы. И ввёл новый параметр для своей графики - вес. Подвесить такой лист можно только на люверсах. Металлические спайки удерживают объект любой конфигурации, и графика, покинув свои прямоугольные пределы (Бисти использует самый крупный из возможных при ручной отливке форматов бумаги), стремится прямо в трёхмерное пространство прочной вещи.
Все виды художественного труда у Бисти энергозатратные, ему привычны стёртые ладони и прожжённая искрами одежда. Всё им придуманное и сделанное, так или иначе, железно-бумажное: от офортных иллюстраций, для каждой из которых требуется иногда по семь мелко изрезанных цинковых пластин, до ловких в кулаке железок, которые после чистки, ковки, пайки, сварки, полировки и смазки осмысляются с помощью литературы.
Невозможно придумать словами то, что произошло из обиходной необходимости и названо «ухватом», поскольку нужно для другого, чем кочерга. У художника обиходная необходимость - красота и связность. Его уверенность, что вот это с этим вот так и этак выйдет хорошо и правильно, косноязыка, потому что сущность сделанного ему самому неизвестна. Вещь обдумана руками и зрением, есть ощущение, что выполнил всё как надо, однако, приходится объяснить, зачем. Выручает литература, философия, архетипы, символы. Интересно попробовать назвать каждую вещь Андрея Бисти заново, согласно назначению.
Андрею Бисти известно множество предметов, которыми никто уже ничего и никогда. О точном назначении которых уже приходится спрашивать словарь. Для чего ботало? Как действует светец? Как называется штука, орудуя которой над деревянным корытом прабабушки получали капусту медленного приготовления? Бисти передержал в руках уйму таких предметов, а мыслей передумал про них и того больше. В «железном углу» мастерской, очищая от ржавчины и намазывая нагретым пушечным салом разнообразный исторический инструментарий, прикладывая и прилаживая коровий колокольчик к гвоздю, зуб бороны к пружине замка, острогу к гильзе, ухват к бубенцу, усматривая в получившихся сочетаниях новое качество и новую необходимость.
Серию своих скульптур из старых инструментов и орудий Андрей Бисти называет Second life, препочитая перевод буквальный и неполный - «вторая жизнь». Жизнь эта странная, после ежедневного напряжения и практического смысла прошлой похожая на отдых. Это такой сон труда, красивый и спутанный. Доступный осязанию и слуху - элементы его крепки, сопряжения прочны. Спрашивай или не спрашивай словарь - прикованные и приваренные друг к другу полезные вещи прошлого у Бисти выглядят и звучат так достоверно, как достоверно выглядит и звучит во сне первая учительница, преподающая язык рогатых игуан. Оставляя то же ощущение нужности.
Нужность мерещилась художнику смолоду в металлических отбросах на дворе ремесленного училища в Мытищах. Он находил их среди железной стружки, нёс домой и складывал под кровать. Спал над ними и думал про них. С тех пор пушечное ядро с Белого моря - клад, железнодорожный костыль - удачный подарок на день рожденья.
«Вы берёте это в руку и чувствуете, что держите за хвост историю», - говорит Бисти, гордясь и любуясь целым складом «хвостов» на покое, не оживлёнными пока в «железном углу» - оглоблями, топорами, дверными петлями, буравчиками, кочергами. «Это вроде бы чистая абстракция, а вроде бы и чистый реализм». Я беру это в руку и чувствую, что держу за хвост этику, человеческое усилие по осуществлению мира. Которое у Бисти очнулось в эстетском сновидении, вверх ногами, вниз рогами, под новыми именами. Украшенное красивой цитатой, которую он нашёл на просторах своей образованной мысли о заржавленной вещи.
Мой любимый «хвост» называется «Эволюция». Это биологически неопределяемая форма, но, как всегда у Бисти, убедительная, будто экспонат Дарвиновского музея. «Плавник» из четырнадцати немного подвижных частей нужно гладить, испытывая их металлическое шевеление. Это почему-то очень приятно. Почти так же приятно, как слушать урчание крутящегося вдоль пружины металлического шарика внутри другой скульптуры - «Чревовещатель». И даже приятнее, потому что металлический хребет «Эволюции» на взгляд такая непогладишная вроде бы вещь. Но если поставить его где-нибудь на проходе - косточки плавника залоснятся и заблестят от поглаживаний. Он заимел бы лоск от любых рук - на детской площадке и в приёмной министра.
Скульптуры Бисти в современном интерьере, небольшие мемориалы ручного труда в кубометрах жилого хайтека - хорошие conversation pieces, вещи для разговора. Хозяин может разъяснить про ботало и светец, а гость опознать эту штуку для капусты - сечка! Рублю я это, как обычно, капусту в корыте...
Расставлять такие скульптуры, по одной или парой или рядом или скопом, нетрудно - силуэты отчётливы как гравированные виньетки на странице. И черны самой чёрной, офортной чёрнотой, которую книжный график Бисти любит больше всех цветов. Так любит, что ради неё успешно проиллюстрировал не очень любимого писателя Кафку.
Имея дело с историческим инструментарием, Бисти ценит чисто техническое изобретательство. График Бисти открыл новую разновидность акватинты, Бисти-мастер по металлу изготовил для графических работ резец специальной конфигурации. Привычной к штихелю рукой он сделал множество декоративных композиций, вырезая и процарапывая прямо по глянцевой бумаге и краске.
В конце концов Бисти придумал технику, в которой соединились его знания о возможностях металла и бумаги: части плотного листа ручной отливки скрепляются полосками оловянного припоя, как стёклышки у Тиффани. Он нашёл способ вкраивать любимые железки прямо в страницы. И ввёл новый параметр для своей графики - вес. Подвесить такой лист можно только на люверсах. Металлические спайки удерживают объект любой конфигурации, и графика, покинув свои прямоугольные пределы (Бисти использует самый крупный из возможных при ручной отливке форматов бумаги), стремится прямо в трёхмерное пространство прочной вещи.
Все виды художественного труда у Бисти энергозатратные, ему привычны стёртые ладони и прожжённая искрами одежда. Всё им придуманное и сделанное, так или иначе, железно-бумажное: от офортных иллюстраций, для каждой из которых требуется иногда по семь мелко изрезанных цинковых пластин, до ловких в кулаке железок, которые после чистки, ковки, пайки, сварки, полировки и смазки осмысляются с помощью литературы.
Невозможно придумать словами то, что произошло из обиходной необходимости и названо «ухватом», поскольку нужно для другого, чем кочерга. У художника обиходная необходимость - красота и связность. Его уверенность, что вот это с этим вот так и этак выйдет хорошо и правильно, косноязыка, потому что сущность сделанного ему самому неизвестна. Вещь обдумана руками и зрением, есть ощущение, что выполнил всё как надо, однако, приходится объяснить, зачем. Выручает литература, философия, архетипы, символы. Интересно попробовать назвать каждую вещь Андрея Бисти заново, согласно назначению.