"выбирая смерть" Терри Пратчетта
Я тут заболел и не могу поэтому работать. провожу время за чтением, просмотром каких-то фильмов. Сегодня планирую порисовать.
Вчера посмотрел фильм Терри Пратчетта «Выбирая смерть» о самоубийстве с помощью ассистентов в Швейцарии. Надо сказать, что тема добровольного ухода из жизни очень важная. Потому что она позволяет определить внутренние границы каждого, кто пытается осмыслить этот вопрос.
Я, обычно, слишком эмоционален, поспешен и категоричен в своих суждениях, но чем больше думаю над тем, допустима ли эвтаназия, понимаю, что нет у меня простого ответа. И, кажется, склоняюсь в сторону того, что вряд ли она допустима.
Границы, возможности выносить страдания очень условны, в том смысле, что для каждого из нас они разные. Для человека, который всю жизнь занимался интеллектуальным трудом, писал книги, программировал, выступал с лекциями, утрата рассудка, каких-то когнитивных навыков в результате тяжелого заболевания становится страшным испытанием. Потерять своё тело в результате рассеянного склероза, видеть как день за днём ты лишаешься привычных возможностей, каких-то элементарных движений безусловно страшно.
Боль при онкологии которую невозможно убрать, что-то ещё, спектра страданий очень велик. Как и наши возможности.
В моей жизни я встречал двух людей с рассеянным склерозом: мужчину и женщину. Женщину мне пришлось забирать из пансионата ветеранов труда на Нежинской улице из-за того, что у неё был обширный инфицированный процесс в тканях правого бедра, флегмона, мы её госпитализировали. По дороге в больницу она рассказывала о своих переживаниях, ощущениях. Например, она утратила тело, возможность им управлять, но боль она чувствовала также как и до того, как болезнь начала прогрессировать. Надо сказать, что эта женина произвела на меня сильное впечатление, это одна из важнейших встреч, которые были в моей жизни. Она оказалась весёлым и жизнерадостным человеком, который сохранил иронию и возможность смеяться как над собой так и над другими людьми, но смеяться в смысле смешить. Хотя она испытывала довольно сильную боль, мне она сказала, что не хотела бы чтобы жизнь её закончилась. Ей было около семидесяти лет.
мужчину с рассеянным склерозом я посещал на дому, делал ему массаж. Ему было кажется около 45 лет, и он мог двигать только левой, кажется, рукой и немного головой. Он перемещался по дому на электро коляске. Утрата возможностей, потеря работы (у него было какое-то своё дело), измена жены, ощущения себя обузой для семьи в своём теперешнем положении наводили его на мысли о смерти. Но, в то же время, он интересовался происходящем в стране, это был 2014 год, осень, когда случился обвал рубля, Россия отняла Крым. Началась война в Украине. Однажды мы с инструктором ЛФК, с которым вместе навещали своих пациентов, застали мужчину в туалете, на полу, он обкакался, не успев добраться до унитаза. Он очень переживал, что мы застали его в таком состоянии, но ему пришлось принять нашу помощь. Мы вымыли его, переодели, убрали следы его аварии. Чтобы немного его поддержать, я рассказал, как со мной случилось нечто подобное в Берлине, после посещения Unsicht-Bar на Gormannstr. 14, я там поел какую-то рыбу очень масляную и на след день пережил чудовищно неприятные минуты в каком-то супермаркете на Александр плац. Когда я рассказывал это было смешно и пациент угорал с нами вместе. Но, на самом деле, то что с ним случилось для него самого было ещё одной утратой себя, своих возможностей. И наверное, это приблизило его к принятию какого-то важного решения о том, как он хочет жить и зачем. Потом он отказался от наших визитов, если я правильно помню. Но если что, Андрей поправит меня.
Возвращаясь к теме выбора смерти в исследовании Терри Пратчетта, я понимаю, что ключевое слово во всей этой истории слово выбор. Потому что именно это делает нас людьми. И именно в выборе, в риске мы осуществляем себя. Мне показалось, что пожилой герой, который затем примет яд и умрёт, сидя на диване, в конце фильма, принял решение слишком поспешно. Понятно, что я не могу представить что он на самом деле ощущал. Что чувствовал. Но его стремление умереть, на фоне относительного благополучия и неплохих материальных условий, которые позволили бы, возможно, приобрести и использовать экзоскелет, сиделку, рассчитывать и обеспечить себе протокол комфорта, могли бы помочь ему сделать свою жизнь более менее сносной, выглядело немного странно. Он выбрал смерть.
В смерти, для меня лично, самое страшное - невозможность исправить совершённое, непоправимость смерти.
Однажды я видел какого-то чувака, который во время мастурбации задушил себя. Там была какая-то сложная система петель, он связывал себе руки на животе, чтобы можно было манипулировать с пенисом, и затягивал петлю на шее. Это был взрослый мужчина, лет 50 ему было. В Ясенево. Мне пришлось констатировать его смерть. В тот момент мне показалось, что это глупая смерть, нелепица. И скорее всего случилась это случайно, вряд ли он хотел таким образом убить себя. Но так получилось. Учитывая то, что тело пролежало в квартире дня четыре, смотреть на это всё было не особо приятно, да ещё жена, которая была в шоке от увиденного, она приехала с дачи в среду, а уехала на неё в четверг, - только усугубляла картину. И надо сказать, что смерть никогда, на мой взгляд, не выглядит красиво. Нет красивых мёртвых. И в эстетизации смерти не вижу ничего прекрасного…
Но Прачетт в своём исследовании говорит не об эстетике, он говорит о возможности выбора смерти как единственном верном для тебя выборе в какой-то определённый момент.
Мне кажется, что в данном случае мы вступаем в зону сумерек, где ни в чём не можем быть уверены до конца, кроме того, что мы хотим умереть или мы помогаем умереть или мы разрешаем умереть другому или самим себе. Но в этом сумеречном незнании мы оказываемся в ловушке, потому что прерывая свою жизнь таким способом, мы разрываем сотни невидимых нитей, меняем огромное количество отношений внутри социума и внутри вселенной, и таким образом несём ответственность за то, что сделали.
Если говорить об ассистированом суициде, то количество нитей, которые мы затрагиваем, рвём и связываем увеличивается в разы. Мы разрешаем кому-то поднести нам чашу с ядом, обставляя это таким образом, подписывая всякие там документы и протоколы, чтобы сделать вид, что эту чашу мы берём сами, нашли её, и готовы принять. Но, мне кажется, в этом есть уловка, которая скрывается в самом механизме подписания и соглашения с другими. Это игра, в которую мы включаемся и следуем придуманным правилам, в результате которых потеряем свою жизнь.
В Амстердаме какой-то чувак, Филипп Ничке (или Ничко) разработал капсулы смерти, в которых можно покончить с жизнью лишь моргнув веками. Это придумано для тех кто не способен ни на какие движения вообще. а только на моргание. Выглядят эти капсулы очень эффектно. Насколько я понял в них для убийства используется азот. Пару минут и всё кончено. Но можно ли остановить подачу газа, можно ли прервать процесс убийства, ведь это не казнь, это мой выбор и вот, в самый последний момент я могу передумать?! Или всё таки у меня в этот момент выбора уже не остаётся? Все бумаги подписаны, документы оформлены и по большому счёту меня уже нет для этой системы.
Есть ещё один момент, и надо его обязательно учитывать, это момент исчезновения слова Бог из поля дискурса. С одной стороны это видимо неизбежно - люди избавляются от того, во что верили, потому что м.б. это было просто ими же самими придумано. И тогда всё имеет чисто механистическое, рациональное объяснение. Нет никакого Бога, нет никакого Воскресения (это я про христианскую культуру, из которой Европа вырастает уже совсем), нет никакого бессмертия души и самой этой души. Но опять-таки, это вопрос выбора, вопрос веры. А с другой стороны, может быть отсутствие Бога в этом поле дискурса говорит о том, что человек сам стал Богом, но не в смысле преодолел человеческое, «слишком человеческое», а в том, что готов полностью принять и разделить ответственность за то что делает он сам, не перекладывая её на Бога, не прося милости, а просто сам осуществляя её? Не знаю. Всё очень зыбко и сомнительно.
Есть ли какая-то гарантия того, что мы до конца во всём уверены? Есть ли совершенно чёткое понимание того, что смерть это конец окончательный и бесповоротный, после которого ничего уже никогда не будет? Для меня этот вопрос остаётся открытым, потому что я ничего не знаю. Хотя понимаю - это моё Я по большей части порождение электрических импульсов в моей голове, которое однажды прервётся, разрушится и развалится на простейшие элементы.
Мне кажется, каждый человек должен иметь право отказаться от продления его жизни искусственными методами, и наоборот. Мне кажется, что каждый человек может прервать свою жизнь, если принял такое решение и если все попытки убедить его не делать этого не имеют никакого результата.
Но ещё мне кажется, что мы не можем вмешиваться в те процессы, которых не знаем и не понимаем до конца.
Вчера посмотрел фильм Терри Пратчетта «Выбирая смерть» о самоубийстве с помощью ассистентов в Швейцарии. Надо сказать, что тема добровольного ухода из жизни очень важная. Потому что она позволяет определить внутренние границы каждого, кто пытается осмыслить этот вопрос.
Я, обычно, слишком эмоционален, поспешен и категоричен в своих суждениях, но чем больше думаю над тем, допустима ли эвтаназия, понимаю, что нет у меня простого ответа. И, кажется, склоняюсь в сторону того, что вряд ли она допустима.
Границы, возможности выносить страдания очень условны, в том смысле, что для каждого из нас они разные. Для человека, который всю жизнь занимался интеллектуальным трудом, писал книги, программировал, выступал с лекциями, утрата рассудка, каких-то когнитивных навыков в результате тяжелого заболевания становится страшным испытанием. Потерять своё тело в результате рассеянного склероза, видеть как день за днём ты лишаешься привычных возможностей, каких-то элементарных движений безусловно страшно.
Боль при онкологии которую невозможно убрать, что-то ещё, спектра страданий очень велик. Как и наши возможности.
В моей жизни я встречал двух людей с рассеянным склерозом: мужчину и женщину. Женщину мне пришлось забирать из пансионата ветеранов труда на Нежинской улице из-за того, что у неё был обширный инфицированный процесс в тканях правого бедра, флегмона, мы её госпитализировали. По дороге в больницу она рассказывала о своих переживаниях, ощущениях. Например, она утратила тело, возможность им управлять, но боль она чувствовала также как и до того, как болезнь начала прогрессировать. Надо сказать, что эта женина произвела на меня сильное впечатление, это одна из важнейших встреч, которые были в моей жизни. Она оказалась весёлым и жизнерадостным человеком, который сохранил иронию и возможность смеяться как над собой так и над другими людьми, но смеяться в смысле смешить. Хотя она испытывала довольно сильную боль, мне она сказала, что не хотела бы чтобы жизнь её закончилась. Ей было около семидесяти лет.
мужчину с рассеянным склерозом я посещал на дому, делал ему массаж. Ему было кажется около 45 лет, и он мог двигать только левой, кажется, рукой и немного головой. Он перемещался по дому на электро коляске. Утрата возможностей, потеря работы (у него было какое-то своё дело), измена жены, ощущения себя обузой для семьи в своём теперешнем положении наводили его на мысли о смерти. Но, в то же время, он интересовался происходящем в стране, это был 2014 год, осень, когда случился обвал рубля, Россия отняла Крым. Началась война в Украине. Однажды мы с инструктором ЛФК, с которым вместе навещали своих пациентов, застали мужчину в туалете, на полу, он обкакался, не успев добраться до унитаза. Он очень переживал, что мы застали его в таком состоянии, но ему пришлось принять нашу помощь. Мы вымыли его, переодели, убрали следы его аварии. Чтобы немного его поддержать, я рассказал, как со мной случилось нечто подобное в Берлине, после посещения Unsicht-Bar на Gormannstr. 14, я там поел какую-то рыбу очень масляную и на след день пережил чудовищно неприятные минуты в каком-то супермаркете на Александр плац. Когда я рассказывал это было смешно и пациент угорал с нами вместе. Но, на самом деле, то что с ним случилось для него самого было ещё одной утратой себя, своих возможностей. И наверное, это приблизило его к принятию какого-то важного решения о том, как он хочет жить и зачем. Потом он отказался от наших визитов, если я правильно помню. Но если что, Андрей поправит меня.
Возвращаясь к теме выбора смерти в исследовании Терри Пратчетта, я понимаю, что ключевое слово во всей этой истории слово выбор. Потому что именно это делает нас людьми. И именно в выборе, в риске мы осуществляем себя. Мне показалось, что пожилой герой, который затем примет яд и умрёт, сидя на диване, в конце фильма, принял решение слишком поспешно. Понятно, что я не могу представить что он на самом деле ощущал. Что чувствовал. Но его стремление умереть, на фоне относительного благополучия и неплохих материальных условий, которые позволили бы, возможно, приобрести и использовать экзоскелет, сиделку, рассчитывать и обеспечить себе протокол комфорта, могли бы помочь ему сделать свою жизнь более менее сносной, выглядело немного странно. Он выбрал смерть.
В смерти, для меня лично, самое страшное - невозможность исправить совершённое, непоправимость смерти.
Однажды я видел какого-то чувака, который во время мастурбации задушил себя. Там была какая-то сложная система петель, он связывал себе руки на животе, чтобы можно было манипулировать с пенисом, и затягивал петлю на шее. Это был взрослый мужчина, лет 50 ему было. В Ясенево. Мне пришлось констатировать его смерть. В тот момент мне показалось, что это глупая смерть, нелепица. И скорее всего случилась это случайно, вряд ли он хотел таким образом убить себя. Но так получилось. Учитывая то, что тело пролежало в квартире дня четыре, смотреть на это всё было не особо приятно, да ещё жена, которая была в шоке от увиденного, она приехала с дачи в среду, а уехала на неё в четверг, - только усугубляла картину. И надо сказать, что смерть никогда, на мой взгляд, не выглядит красиво. Нет красивых мёртвых. И в эстетизации смерти не вижу ничего прекрасного…
Но Прачетт в своём исследовании говорит не об эстетике, он говорит о возможности выбора смерти как единственном верном для тебя выборе в какой-то определённый момент.
Мне кажется, что в данном случае мы вступаем в зону сумерек, где ни в чём не можем быть уверены до конца, кроме того, что мы хотим умереть или мы помогаем умереть или мы разрешаем умереть другому или самим себе. Но в этом сумеречном незнании мы оказываемся в ловушке, потому что прерывая свою жизнь таким способом, мы разрываем сотни невидимых нитей, меняем огромное количество отношений внутри социума и внутри вселенной, и таким образом несём ответственность за то, что сделали.
Если говорить об ассистированом суициде, то количество нитей, которые мы затрагиваем, рвём и связываем увеличивается в разы. Мы разрешаем кому-то поднести нам чашу с ядом, обставляя это таким образом, подписывая всякие там документы и протоколы, чтобы сделать вид, что эту чашу мы берём сами, нашли её, и готовы принять. Но, мне кажется, в этом есть уловка, которая скрывается в самом механизме подписания и соглашения с другими. Это игра, в которую мы включаемся и следуем придуманным правилам, в результате которых потеряем свою жизнь.
В Амстердаме какой-то чувак, Филипп Ничке (или Ничко) разработал капсулы смерти, в которых можно покончить с жизнью лишь моргнув веками. Это придумано для тех кто не способен ни на какие движения вообще. а только на моргание. Выглядят эти капсулы очень эффектно. Насколько я понял в них для убийства используется азот. Пару минут и всё кончено. Но можно ли остановить подачу газа, можно ли прервать процесс убийства, ведь это не казнь, это мой выбор и вот, в самый последний момент я могу передумать?! Или всё таки у меня в этот момент выбора уже не остаётся? Все бумаги подписаны, документы оформлены и по большому счёту меня уже нет для этой системы.
Есть ещё один момент, и надо его обязательно учитывать, это момент исчезновения слова Бог из поля дискурса. С одной стороны это видимо неизбежно - люди избавляются от того, во что верили, потому что м.б. это было просто ими же самими придумано. И тогда всё имеет чисто механистическое, рациональное объяснение. Нет никакого Бога, нет никакого Воскресения (это я про христианскую культуру, из которой Европа вырастает уже совсем), нет никакого бессмертия души и самой этой души. Но опять-таки, это вопрос выбора, вопрос веры. А с другой стороны, может быть отсутствие Бога в этом поле дискурса говорит о том, что человек сам стал Богом, но не в смысле преодолел человеческое, «слишком человеческое», а в том, что готов полностью принять и разделить ответственность за то что делает он сам, не перекладывая её на Бога, не прося милости, а просто сам осуществляя её? Не знаю. Всё очень зыбко и сомнительно.
Есть ли какая-то гарантия того, что мы до конца во всём уверены? Есть ли совершенно чёткое понимание того, что смерть это конец окончательный и бесповоротный, после которого ничего уже никогда не будет? Для меня этот вопрос остаётся открытым, потому что я ничего не знаю. Хотя понимаю - это моё Я по большей части порождение электрических импульсов в моей голове, которое однажды прервётся, разрушится и развалится на простейшие элементы.
Мне кажется, каждый человек должен иметь право отказаться от продления его жизни искусственными методами, и наоборот. Мне кажется, что каждый человек может прервать свою жизнь, если принял такое решение и если все попытки убедить его не делать этого не имеют никакого результата.
Но ещё мне кажется, что мы не можем вмешиваться в те процессы, которых не знаем и не понимаем до конца.