Семейные дела, первое сшитое платье (1925-29)
Минна Рааб-Пашутина, Эмма Рааб, Зоя Скляренко, Пелагея Михайловна Вишнякова, Красноярск, 1925 год
Моя мать ежегодно держала по 2 поросёнка, обычно кастрированных хрячков. Осенью или ближе к зиме, обычно в ноябре их закалывали. Окорока и корейку солили и коптили, а мясо ели свежим всю зиму. Коптить окорока отдавали специалистам, потом запекали в русской печи в тесте. Корочка теста пропитывалась салом и была очень вкусной.
Зимой 1925 г. мать собралась в гости к Николаю в Красноярск. Это было время зимних каникул и она взяла с собой и меня. Упаковала огромный окорок и ещё корейку. И мы поехали в дальний путь.
Пробыли мы там недели две и посмотрели на их житьё-бытьё. Дом у них оказался не ахти какой - две комнаты без комфорта и кухня. Нужно носить воду, топить печь, туалет на улице. Обстановка в доме самая скромная. Это каково же было там жить Минночке, которая всю жизнь прожила в богатом доме с прислугой. Но она оказалась верной, любящей женой и переносила вместе с мужем все тяготы жизни.
Николая постоянно преследовали за то, что он был белогвардейским офицером. Приключилась с ним и ещё одна беда. У них жила в доме большая собака по кличке "Рок" и у него были глисты - эхинококки. Николай заразился от этого пса и у него в печени начал развиваться "ценур" больших размеров. Это личиночная стадия развития мелкого эхинококка от которой спасти может только операция. И Николаю сделали операцию - вырезали целое ведро ценуров, каждый был величиной с куриное яйцо. У Эммы тоже был "ценур" в виде опухоли на шее и ей его вырезали под местным наркозом. Он ей мешал так, что голова не поворачивалась. Оперировали её в Челябинске.
В Красноярске мы сфотографировались на память. На фотографии видны: Николай, Минна, Эмма, мама и я в возрасте 10-и лет.
В 1926-м году, на Пасху к нам в гости приехали Эмма и Минна с детьми: 4-х летним Женей и 2-х летним Серёжей. По дороге, на одной из станций с Эммой случилось несчастье. Она пошла за кипятком с чайником, запнулась за рельс и сильно обварила руку.
Как сейчас помню это событие: был чистый четверг, мама уже испекла куличи, покрасила яйца, подготовила "скоромное" - окорок и мыла пол в комнате. И вот они прибыли неожиданно с маленькими детьми и Эммой больной. Пасхальный стол в старые добрые времена был всегда богатым. Куличи поливали глазурью - яичным белком, сбитым с сахарной пудрой, в тесто клали изюм, грецкие орехи и добавляли ваниль, снаружи обсыпали крашеным пшеном. Большой целый окорок резался прямо на столе. Подавалась жареная утка с яблоками и холодная телятина. Обязательными были рыбные пироги со стерлядью. К чаю подавалась выпеченная сдоба: крендели, булочки, ватрушки. Царили на столе творожная с изюмом и ванилином "Пасха" и крашеные в различные цвета яйца, лежащие на тарелке с зеленью пророщенного овса. И всё это богатство не сходило со стола, пока не съедалось многочисленными гостями.
У нас в квартире в это время жили квартиранты Ольга Федоровна и ее муж Дмитрий Александрович Фрадкин. Они были так же квартиранты, и мать их сосватала. Ольга Федоровна была москвичка, и по какой-то, только ей известной причине, сбежала от родителей и поселилась в Челябинске. У них родилась дочь Тамара. Они потом уехали в город Серов около Свердловска.
Помню, как в пасхальную ночь ходили мы с мамой в Александровскую церковь, что на Алом поле. Вместе с нами ходили и наши квартиранты: Ольга Фёдоровна и её муж Дмитрий Александрович. Он был евреем, но в Челябинске им не возбранялось посещать православную церковь. Народу в церкви было битком, горело много свечей, было очень душно. И вот мне стало дурно и я потеряла сознание. Меня вынесли на воздух и вот с тех пор я в церквях не была ни разу.
На пасху маленький Серёжа в это гощенье заболел. У него случился какой-то припадок. Врачи определили, что "родимчик" или родовая травма. У Минны тоже всё время болело сердце и она говорила: "Сердце чешется".
Мать ей отвачала: "Скучаешь по мужу".
Маленький Женя оказался великим шнырой и не успокоился, пока не проверил что в каком ящике у нас лежит. Было у него и другое занятие - кататься на дверях, ухватившись руками за ручки и отталкиваясь ногами от стенок. Бабушка Поля его за это отшлёпала и он запомнил наказание на всю жизнь. Очень эмоциональный ребёнок!
Вбегает и кричит: "Бабушка, бабушка, у нас в огороде кошки друтца!"
Погостив, Минна уехала с детьми обратно в Красноярск, а Эмма осталась в Челябинске у нас. Мать устроила её на курсы оспо-прививательниц и после них Эмму отправили в деревню работать. Так и всю жизнь проработала она в качестве младшего медицинского персонала. Не поднялась выше регистратора.
В 1927 году я закончила 4-й класс. Тогда это называлась первая ступень.
Сшила самостоятельно своё первое платье. Мама дала мне ткань, оставшуюся при шитье одеяла. Она была зелёного цвета с жёлтыми полосами, шириной примерно 20 см и длиной 2.5 м. Разрезала я её на 4 части и сшила. Выкроила сшивную спину и 2 боковины на перед. На середину не хватило ткани и тогда я вшила какие-то жёлтые широкие кружева. Никакого кроя не было. Сшивные плечи с щелями для рук и зашитые бока.
Вот и сегодня в 1987 году такой фасон был бы в точку. Уж я такая гордая была, что сшила сама себе платье. Форсила в нём по нашему большому двору, но на улицу выходить боялась, т.к. опасалась, что засмеют.
Очень мне в ту пору хотелось поносить "взрослые" туфли на высоких каблуках. Но ходили мы дети летом в основном босиком. И вот выдумала надеть чулки и привязать к пяткам пустые катушки из-под ниток.
На нашей же улице Елькина, только через дорогу, напротив наших домов стояли два дома деда Михайлы: кирпичный и деревянный.
Рядом с ними стоял хороший дом на высоком фундаменте, который построил сын его Иван Михайлович - родной брат Пелагеи Михайловны. Когда у него умерла первая жена, то он женился второй раз на Людмиле Николаевне Лебединской. В 1927 г. Иван Михайлович жил с ней в Омске, вероятно они туда уехали в революционные годы.
Это его вторая жена. После первой - Надежды, которая болела туберкулезом и умерла. Остались дети: дочери Раиса и Нина. Раиса всю жизнь учительствовала в деревне, а Нину Ивановну выдали замуж за брата Людмилы Николаевны Лебединской.
Челябинский их дом был национализирован и в нём жили другие люди, а именно семейство Жаровых. Отец у них умер. Мать звали Серафима Павловна. С ней жили сын Виктор, дочь Вера с маленьким сыночком Витей, и ещё две дочери - Мария и Валентина. Вера в то время была вдовой после брака с Пентеговым - сыном Владимира Кондратьевича Пентегова, который до революции был владельцем мыловаренного завода в Челябинске. Во время революции он хотел уехать за границу, но не сумел и ему пришлось остановиться в Чите.
У Лебединских и Вишняковых получилось двойное родство. Дочь Ивана Михайловича от первого брака - Нина Ивановна Вишнякова вышла замуж за брата Л.Н. Лебединской. Что-то мне помнится, что он в голодный год проездом заходил к нам, возил с собой керосинку готовить еду.
Н.И. Вишняковой-Лебединской в 1988 году исполнилось 93 г. и она жила в Челябинске вместе с Антониной Александровной Николаевой, а позже ушла в дом престарелых и там умерла в очень престарелом возрасте. Подарила мне книгу про Челябинск - его становление и рост до наших дней.
И вот в 1927 г. в Челябинск приезжает, отслужив военную службу в армии, Виктор Иванович Вишняков - сын Ивана Михайловича. У него было высшее инженерное образование и специальность - строитель железнодорожных мостов. Виктор был сыном Ивана Михайловича от второго брака.
Так вот, В.И. Вишняков приехал в родной Челябинск с единственной целью - жениться. Моя мать проявила инициативу и сосватала ему Валентину Жарову. Сыграли на заимке очень весёлую свадьбу. Гуляли целую неделю. После свадьбы молодые уехали в Омск, где жили родители Виктора.
Через год после свадьбы, т.е. в 1928 году молодые приезжали в гости в Челябинск к родителям Вали - Жаровым. К моей маме зашли с визитом и мы их принимали в каменном доме. Угощали мороженым и Виктор на память сфотографировал нас в комнате и огороде. Пришёл повидаться с молодыми и его двоюродный брат - Сергей Григорьевич Колбин. Ещё в тот раз приезжала из Еманжелинки сестра Виктора (по отцу) Рая, которая там учительствовала.
Когда я в январе - феврале 1964 г. была в командировке в совхозе "Сосновский" под Омском, с целью испытания доильной установки "Карусель", то разыскала через справочное бюро адрес Виктора и повидалась с ним. В то время уже не было в живых Ивана Михайловича и Людмилы Николаевны.
В адресном столе мне дали адрес где проживает Вишняков в собственном доме. Когда я подошла к этому дому, Виктор Иванович был на улице и чистил снег за воротами.
Я уже устроилась в гостинице, но они настояли, чтобы я осталась у них.
Ночью был сильный мороз и большой снегопад. Кто оказался в дороге на трассе в совхозы, то многие шофера с машинами застряли и погибли. Хорошо, что я долго не задержалась в этом коровнике, и во время уехала на квартиру в этот же день до вечера.
Осмотр этого коровника произвел удручающее впечатление: Коровник новый очень большой, высокий. Предназначен для без привязного содержания коров. Пол асфальтированный, мокрый от мочи и кала. Под полом приемная яма для уборки этого навоза вручную. У коров очень выросшие копыта, даже загнутые вверх. Коровы как на лыжах разъезжаются на этом скользком полу, так, что задние ноги раздираются и корову приходиться зарезать. Доение в отдельном помещении - карусель на 10 коров. Доильные аппараты двухтактные. Коровы не раздаиваются, а просто запускаются. Дошло до того, что удой от коровы дошел до 0.5 - 0.2 литра, со слов доярок. От этой крутящейся карусели у доярок очень кружится голова. Доить ежедневно одни и те же доярки не могут, поэтому через два дня приходят доить другие доярки. Вот такая картина этого нового коровника для без привязного содержания.
Об этом всем я написала в отчете по командировке. Как там дела я так и не узнала, были другие командировки, другие объекты. Когда, стихла погода, я улетела в Москву. Меня провожал Виктор Иванович Вишняков.
В 1929 году в сельской местности началась жуткая кампания коллективизации и раскулачивания. Эта "государственная охота на людей" коснулась и нашу родню. На заимке в то время проживали две семьи: Александра Поликарповича и Анатолия Поликарповича. Их хозяйства признали зажиточными и полностью разорили. О том, насколько они были богаты, можно судить о их домах, вернее домиках. У Анатолия избёнка была покрыта щепой, а у Александра дёрном. Мебели, как таковой, вовсе не было. Обыкновенные самодельные столы и лавки для спанья. Для детей были приспособлены навесные полати. Из одежды самыми дорогими были зимние овчинные тулупы для зимних поездок в санях, рабочая одежда самая простая, да и женщины в деревне не модничали. Перед раскулачиванием они привезли к нам на сохранение одно женское пальто плюшевое на лисьем меху, но не сумели и его взять в дорогу. Я его сама перешивала и потом лет 10 носила. Мех был потёртый и я их его кусочков сшила себе «модную горжетку» и форсила в ней в дни туманной юности. Сохранилось фото - я в 18 лет с этой горжеткой. Ещё они тогда привезли коврик ворсовый размером 1 м на 75 см в тонах зелёной травы.
Отобрали у них орудия земледельческого труда и запасы зерна, т.е. средства к существованию. Скотину угнали, овец, кур и самих согнали с насиженного места. Выселили их в Ханты-Мансийск на самый север. Александр Поликарпович был выселен вместе с матерью Ольгой Лукояновной, женой Олимпиадой Фёдоровной, дочерью Александрой - 10 лет и сыном Петром - 5 лет. Анатолий Поликарпович был выселен вместе с женой Пелагеей Ивановной, дочерью Августой и сыном Николаем. На выселках они сумели выжить и у них появились ещё дети. У Александра Поликарповича родились две дочери: Александра и Людмила. У Анатолия Поликарповича родилось четверо сыновей.
Опубликовано в DW - https://alexjourba.dreamwidth.org/235016.html
Моя мать ежегодно держала по 2 поросёнка, обычно кастрированных хрячков. Осенью или ближе к зиме, обычно в ноябре их закалывали. Окорока и корейку солили и коптили, а мясо ели свежим всю зиму. Коптить окорока отдавали специалистам, потом запекали в русской печи в тесте. Корочка теста пропитывалась салом и была очень вкусной.
Зимой 1925 г. мать собралась в гости к Николаю в Красноярск. Это было время зимних каникул и она взяла с собой и меня. Упаковала огромный окорок и ещё корейку. И мы поехали в дальний путь.
Пробыли мы там недели две и посмотрели на их житьё-бытьё. Дом у них оказался не ахти какой - две комнаты без комфорта и кухня. Нужно носить воду, топить печь, туалет на улице. Обстановка в доме самая скромная. Это каково же было там жить Минночке, которая всю жизнь прожила в богатом доме с прислугой. Но она оказалась верной, любящей женой и переносила вместе с мужем все тяготы жизни.
Николая постоянно преследовали за то, что он был белогвардейским офицером. Приключилась с ним и ещё одна беда. У них жила в доме большая собака по кличке "Рок" и у него были глисты - эхинококки. Николай заразился от этого пса и у него в печени начал развиваться "ценур" больших размеров. Это личиночная стадия развития мелкого эхинококка от которой спасти может только операция. И Николаю сделали операцию - вырезали целое ведро ценуров, каждый был величиной с куриное яйцо. У Эммы тоже был "ценур" в виде опухоли на шее и ей его вырезали под местным наркозом. Он ей мешал так, что голова не поворачивалась. Оперировали её в Челябинске.
В Красноярске мы сфотографировались на память. На фотографии видны: Николай, Минна, Эмма, мама и я в возрасте 10-и лет.
В 1926-м году, на Пасху к нам в гости приехали Эмма и Минна с детьми: 4-х летним Женей и 2-х летним Серёжей. По дороге, на одной из станций с Эммой случилось несчастье. Она пошла за кипятком с чайником, запнулась за рельс и сильно обварила руку.
Как сейчас помню это событие: был чистый четверг, мама уже испекла куличи, покрасила яйца, подготовила "скоромное" - окорок и мыла пол в комнате. И вот они прибыли неожиданно с маленькими детьми и Эммой больной. Пасхальный стол в старые добрые времена был всегда богатым. Куличи поливали глазурью - яичным белком, сбитым с сахарной пудрой, в тесто клали изюм, грецкие орехи и добавляли ваниль, снаружи обсыпали крашеным пшеном. Большой целый окорок резался прямо на столе. Подавалась жареная утка с яблоками и холодная телятина. Обязательными были рыбные пироги со стерлядью. К чаю подавалась выпеченная сдоба: крендели, булочки, ватрушки. Царили на столе творожная с изюмом и ванилином "Пасха" и крашеные в различные цвета яйца, лежащие на тарелке с зеленью пророщенного овса. И всё это богатство не сходило со стола, пока не съедалось многочисленными гостями.
У нас в квартире в это время жили квартиранты Ольга Федоровна и ее муж Дмитрий Александрович Фрадкин. Они были так же квартиранты, и мать их сосватала. Ольга Федоровна была москвичка, и по какой-то, только ей известной причине, сбежала от родителей и поселилась в Челябинске. У них родилась дочь Тамара. Они потом уехали в город Серов около Свердловска.
Помню, как в пасхальную ночь ходили мы с мамой в Александровскую церковь, что на Алом поле. Вместе с нами ходили и наши квартиранты: Ольга Фёдоровна и её муж Дмитрий Александрович. Он был евреем, но в Челябинске им не возбранялось посещать православную церковь. Народу в церкви было битком, горело много свечей, было очень душно. И вот мне стало дурно и я потеряла сознание. Меня вынесли на воздух и вот с тех пор я в церквях не была ни разу.
На пасху маленький Серёжа в это гощенье заболел. У него случился какой-то припадок. Врачи определили, что "родимчик" или родовая травма. У Минны тоже всё время болело сердце и она говорила: "Сердце чешется".
Мать ей отвачала: "Скучаешь по мужу".
Маленький Женя оказался великим шнырой и не успокоился, пока не проверил что в каком ящике у нас лежит. Было у него и другое занятие - кататься на дверях, ухватившись руками за ручки и отталкиваясь ногами от стенок. Бабушка Поля его за это отшлёпала и он запомнил наказание на всю жизнь. Очень эмоциональный ребёнок!
Вбегает и кричит: "Бабушка, бабушка, у нас в огороде кошки друтца!"
Погостив, Минна уехала с детьми обратно в Красноярск, а Эмма осталась в Челябинске у нас. Мать устроила её на курсы оспо-прививательниц и после них Эмму отправили в деревню работать. Так и всю жизнь проработала она в качестве младшего медицинского персонала. Не поднялась выше регистратора.
В 1927 году я закончила 4-й класс. Тогда это называлась первая ступень.
Сшила самостоятельно своё первое платье. Мама дала мне ткань, оставшуюся при шитье одеяла. Она была зелёного цвета с жёлтыми полосами, шириной примерно 20 см и длиной 2.5 м. Разрезала я её на 4 части и сшила. Выкроила сшивную спину и 2 боковины на перед. На середину не хватило ткани и тогда я вшила какие-то жёлтые широкие кружева. Никакого кроя не было. Сшивные плечи с щелями для рук и зашитые бока.
Вот и сегодня в 1987 году такой фасон был бы в точку. Уж я такая гордая была, что сшила сама себе платье. Форсила в нём по нашему большому двору, но на улицу выходить боялась, т.к. опасалась, что засмеют.
Очень мне в ту пору хотелось поносить "взрослые" туфли на высоких каблуках. Но ходили мы дети летом в основном босиком. И вот выдумала надеть чулки и привязать к пяткам пустые катушки из-под ниток.
На нашей же улице Елькина, только через дорогу, напротив наших домов стояли два дома деда Михайлы: кирпичный и деревянный.
Рядом с ними стоял хороший дом на высоком фундаменте, который построил сын его Иван Михайлович - родной брат Пелагеи Михайловны. Когда у него умерла первая жена, то он женился второй раз на Людмиле Николаевне Лебединской. В 1927 г. Иван Михайлович жил с ней в Омске, вероятно они туда уехали в революционные годы.
Это его вторая жена. После первой - Надежды, которая болела туберкулезом и умерла. Остались дети: дочери Раиса и Нина. Раиса всю жизнь учительствовала в деревне, а Нину Ивановну выдали замуж за брата Людмилы Николаевны Лебединской.
Челябинский их дом был национализирован и в нём жили другие люди, а именно семейство Жаровых. Отец у них умер. Мать звали Серафима Павловна. С ней жили сын Виктор, дочь Вера с маленьким сыночком Витей, и ещё две дочери - Мария и Валентина. Вера в то время была вдовой после брака с Пентеговым - сыном Владимира Кондратьевича Пентегова, который до революции был владельцем мыловаренного завода в Челябинске. Во время революции он хотел уехать за границу, но не сумел и ему пришлось остановиться в Чите.
У Лебединских и Вишняковых получилось двойное родство. Дочь Ивана Михайловича от первого брака - Нина Ивановна Вишнякова вышла замуж за брата Л.Н. Лебединской. Что-то мне помнится, что он в голодный год проездом заходил к нам, возил с собой керосинку готовить еду.
Н.И. Вишняковой-Лебединской в 1988 году исполнилось 93 г. и она жила в Челябинске вместе с Антониной Александровной Николаевой, а позже ушла в дом престарелых и там умерла в очень престарелом возрасте. Подарила мне книгу про Челябинск - его становление и рост до наших дней.
И вот в 1927 г. в Челябинск приезжает, отслужив военную службу в армии, Виктор Иванович Вишняков - сын Ивана Михайловича. У него было высшее инженерное образование и специальность - строитель железнодорожных мостов. Виктор был сыном Ивана Михайловича от второго брака.
Так вот, В.И. Вишняков приехал в родной Челябинск с единственной целью - жениться. Моя мать проявила инициативу и сосватала ему Валентину Жарову. Сыграли на заимке очень весёлую свадьбу. Гуляли целую неделю. После свадьбы молодые уехали в Омск, где жили родители Виктора.
Через год после свадьбы, т.е. в 1928 году молодые приезжали в гости в Челябинск к родителям Вали - Жаровым. К моей маме зашли с визитом и мы их принимали в каменном доме. Угощали мороженым и Виктор на память сфотографировал нас в комнате и огороде. Пришёл повидаться с молодыми и его двоюродный брат - Сергей Григорьевич Колбин. Ещё в тот раз приезжала из Еманжелинки сестра Виктора (по отцу) Рая, которая там учительствовала.
Когда я в январе - феврале 1964 г. была в командировке в совхозе "Сосновский" под Омском, с целью испытания доильной установки "Карусель", то разыскала через справочное бюро адрес Виктора и повидалась с ним. В то время уже не было в живых Ивана Михайловича и Людмилы Николаевны.
В адресном столе мне дали адрес где проживает Вишняков в собственном доме. Когда я подошла к этому дому, Виктор Иванович был на улице и чистил снег за воротами.
Я уже устроилась в гостинице, но они настояли, чтобы я осталась у них.
Ночью был сильный мороз и большой снегопад. Кто оказался в дороге на трассе в совхозы, то многие шофера с машинами застряли и погибли. Хорошо, что я долго не задержалась в этом коровнике, и во время уехала на квартиру в этот же день до вечера.
Осмотр этого коровника произвел удручающее впечатление: Коровник новый очень большой, высокий. Предназначен для без привязного содержания коров. Пол асфальтированный, мокрый от мочи и кала. Под полом приемная яма для уборки этого навоза вручную. У коров очень выросшие копыта, даже загнутые вверх. Коровы как на лыжах разъезжаются на этом скользком полу, так, что задние ноги раздираются и корову приходиться зарезать. Доение в отдельном помещении - карусель на 10 коров. Доильные аппараты двухтактные. Коровы не раздаиваются, а просто запускаются. Дошло до того, что удой от коровы дошел до 0.5 - 0.2 литра, со слов доярок. От этой крутящейся карусели у доярок очень кружится голова. Доить ежедневно одни и те же доярки не могут, поэтому через два дня приходят доить другие доярки. Вот такая картина этого нового коровника для без привязного содержания.
Об этом всем я написала в отчете по командировке. Как там дела я так и не узнала, были другие командировки, другие объекты. Когда, стихла погода, я улетела в Москву. Меня провожал Виктор Иванович Вишняков.
В 1929 году в сельской местности началась жуткая кампания коллективизации и раскулачивания. Эта "государственная охота на людей" коснулась и нашу родню. На заимке в то время проживали две семьи: Александра Поликарповича и Анатолия Поликарповича. Их хозяйства признали зажиточными и полностью разорили. О том, насколько они были богаты, можно судить о их домах, вернее домиках. У Анатолия избёнка была покрыта щепой, а у Александра дёрном. Мебели, как таковой, вовсе не было. Обыкновенные самодельные столы и лавки для спанья. Для детей были приспособлены навесные полати. Из одежды самыми дорогими были зимние овчинные тулупы для зимних поездок в санях, рабочая одежда самая простая, да и женщины в деревне не модничали. Перед раскулачиванием они привезли к нам на сохранение одно женское пальто плюшевое на лисьем меху, но не сумели и его взять в дорогу. Я его сама перешивала и потом лет 10 носила. Мех был потёртый и я их его кусочков сшила себе «модную горжетку» и форсила в ней в дни туманной юности. Сохранилось фото - я в 18 лет с этой горжеткой. Ещё они тогда привезли коврик ворсовый размером 1 м на 75 см в тонах зелёной травы.
Отобрали у них орудия земледельческого труда и запасы зерна, т.е. средства к существованию. Скотину угнали, овец, кур и самих согнали с насиженного места. Выселили их в Ханты-Мансийск на самый север. Александр Поликарпович был выселен вместе с матерью Ольгой Лукояновной, женой Олимпиадой Фёдоровной, дочерью Александрой - 10 лет и сыном Петром - 5 лет. Анатолий Поликарпович был выселен вместе с женой Пелагеей Ивановной, дочерью Августой и сыном Николаем. На выселках они сумели выжить и у них появились ещё дети. У Александра Поликарповича родились две дочери: Александра и Людмила. У Анатолия Поликарповича родилось четверо сыновей.
Опубликовано в DW - https://alexjourba.dreamwidth.org/235016.html