Сопоставление учения об обожении у Фомы Аквинского и Григория Паламы
Моя бакалаврская работа, написанная 8 лет назад, была посвящена тому, как соотносятся учения об обожении у Фомы Аквинского и Григория Паламы. Даю ссылку на сайт "Эсхатос", где опубликован текст той работы.
http://esxatos.com/konev-uchenie-obojenii-fomy-palamy
Под катом приведён отрывок из заключения, вкратце подытоживающий те выводы, к которым я тогда пришёл.
Некоторые современные исследователи (Blum, Philips) считают, что восточное и западное богословие могут найти общую почву, если будет достигнуто признание того, что они взаимно дополняют друг друга, образуя единство христианской веры. Это не следует понимать как «мирный договор» фундаментально непримиримых позиций, но как признание того, что каждая из традиций в чём-то имеет свои ограничения. Каллистос Уэр обращает внимание на общее прошлое двух церковных традиций, которое нельзя игнорировать , а Иоанн Мейендорф призывает большее внимание обращать на общие истоки традиции, в свете которых «противоположность позднейших учителей, возможно, покажется нам менее резкой» .
Рассматривая учения Фомы Аквинского и Григория Паламы, мы видели: в вопросе о познании Бога оба автора согласны, что в некоторой степени познание Бога возможно, и кроме того, стремление к соединению с Богом не предполагает уход от познания. Фома Аквинский часто повторяет максиму Августина о том, что нельзя любить то, чего не знаешь. Григорий Палама, не принимая крайнего апофатизма Варлаама, утверждает, что в основе христианской жизни лежит то знание о Боге, которое мы получаем из Писаний и благодаря Воплощению, а также знание, которое становится результатом молитвы как подлинного контакта с Богом. Тезис Паламы о том, что Бог «превышает не только знание, но и незнание» также ограничивает апофатизм, который Палама, признавая в качестве верного в основном учения, уже не считает путём к Богу.
У Паламы различение сущности и энергий стало инструментом, который сохранил возможность говорить о самосособщении Бога (через энергии), обеспечивая трансцендентность (по причине недоступности сущности). Для Фомы Аквинского аналогический дискурс стал решением проблемы того, как говорить о Боге, избегая одновременно и претензии на однозначнобезошибочные утверждения, и невозможности какой-либо богословской речи вообще. В богословии Фомы учение об аналогии играет ту же умеряющую и корректирующую роль, какую у Паламы играет различение сущности и энергий. При этом оба богослова убеждены в реальности обожения. Фома выражает это через учение о причастности человеческого интеллекта божественному самопознанию, а Палама - через учение о причастности божественным энергиям. Вообще, учение о причастности Богу как для Аквината, так и для Паламы служит обоснованием возможности обожения.
Сопоставляя позиции Фомы и Григория, надо учитывать богословское намерение, обусловливающее введение тех или иных концептов, и создающее контекст понимания. В связи с этим следует отметить, что различение между apprehensio и comprehensio, введенное Фомой, в его учении о богопознании служит для обозначения трансцендентности Бога; с этим сходна функция различения сущности и энергий, на котором настаивал Палама. Различность подходов двух богословов - в том, что у Григория отчётливее, чем у Фомы Аквинского, подчёркнута трансцендентность Бога, но отсутствует теория языка, мотивирующая богословский дискурс.
Многие исследователи, доказывая несовместимость томизма и паламизма, говорят о том, что если Фома учит о тварном характере благодати, то Палама - о нетварном. Однако, как было показано во второй главе, Фома говорит о сотворённой благодати лишь для того, чтобы указать на сотворённый характер человеческого субъекта, её получающего: одна и та же благодать для него представляется в аспекте получателя тварной, а в аспекте самосообщения Бога - нетварной.
Вопрос о блаженном видении стал одним из самых напряжённых мест спора латинской и византийской традиций, хотя здесь надо отметить, что острота полемики часто возникает из-за недооценки православными исследователями причаствуемого, согласно Аквинату, характера боговидения. Те различия в учении о божественном созерцании (ϑεωρία), которые находят у Фомы Аквинского и Григория Паламы - меньше, чем сходства. Надо учитывать, что вообще в вопросе о созерцании у многих Отцов Церкви есть различия в подходах.
Для Фомы самосообщение Бога является не только причиной прославления, но и самой его природой. В связи с этим надо отметить, что отрицание Паламой того, что обожение является совершенствованием человеческой природы - не представляло собой полемику с позицией Аквината, но имело своей целью подчеркнуть, что не может быть какой-либо естественной эволюции человека в направлении Бога.
Наибольшее совпадение Григория Паламы и Фомы Аквинского - в том, что касается необходимости возрастания в добродетелях как условия обожения, а также в настойчивом акценте на том, что обожение является даром благодати. В вопросе соотношения добродетелей и благодати Палама принимает типичное для восточной традиции учение о синергии. Фома здесь занимает сходную позицию: отходит от чистого августинианства и говорит о «двойной причинности», согласно которой человеческое действие может быть атрибутировано как Богу, так человеческому субъекту.
Несмотря на часто повторяемые утверждения православных авторов о том, что Палама вдохновляется святоотеческим преданием, в то время как Аквинат мыслит как философ-аристотелик, надо отметить, что в богословии обожения Фомы Таинства играют гораздо более значительную роль, чем в Триадах и 150 главах. Это один из фактов, свидетельствующих о том, что клише будто «Фома черпал своё вдохновение у Аристотеля» - неверно. В тех случаях, когда Писание и Предание ведут к другим выводам, чем Аристотель, Фома без колебаний уходит от аристотелевской метафизики, как например, утверждая сотворённость мира Богом, он отказывается от аристотелевского принципа вечности материи.
Нередко исследователи акцентируют внимание на том, что различает этих двух богословов, а может быть, даже специально ищут точки расхождения. Однако надо признать, что как Фома Аквинский, так и Григорий Палама - каждый из них внёс свой особый вклад в учение об обожении человека, опираясь на святоотеческое предание. Такие богословы, как Ориген, Афанасий, Григорий Нисский, Псевдо-Дионисий и Иоанн Дамаскин, размышляя над библейскими текстами, в особенности над 2 Петр 1,4, разработали учение о причастности божественной природе. Именно эта причастность находится в центре богословской мысли Аквината и Паламы. Также ключевыми темами святоотеческого учения об обожении являются темы познания Бога и соединения с Богом, играющий столь важную роль в работах Фомы и Григория. Оба богослова разрабатывают темы, уже ранее сформированные в трудах Отцов, хотя и акцентируют разные элементы этих тем.
В целом надо сказать, что многие положения учений Фомы Аквинского и Григория Паламы, расцениваемые многими как непримиримые друг с другом, на деле не являются противоречащими, даже если они и использовались конфронтирующими группами богословов более поздних поколений в качестве идейных «знамён».
http://esxatos.com/konev-uchenie-obojenii-fomy-palamy
Под катом приведён отрывок из заключения, вкратце подытоживающий те выводы, к которым я тогда пришёл.
Некоторые современные исследователи (Blum, Philips) считают, что восточное и западное богословие могут найти общую почву, если будет достигнуто признание того, что они взаимно дополняют друг друга, образуя единство христианской веры. Это не следует понимать как «мирный договор» фундаментально непримиримых позиций, но как признание того, что каждая из традиций в чём-то имеет свои ограничения. Каллистос Уэр обращает внимание на общее прошлое двух церковных традиций, которое нельзя игнорировать , а Иоанн Мейендорф призывает большее внимание обращать на общие истоки традиции, в свете которых «противоположность позднейших учителей, возможно, покажется нам менее резкой» .
Рассматривая учения Фомы Аквинского и Григория Паламы, мы видели: в вопросе о познании Бога оба автора согласны, что в некоторой степени познание Бога возможно, и кроме того, стремление к соединению с Богом не предполагает уход от познания. Фома Аквинский часто повторяет максиму Августина о том, что нельзя любить то, чего не знаешь. Григорий Палама, не принимая крайнего апофатизма Варлаама, утверждает, что в основе христианской жизни лежит то знание о Боге, которое мы получаем из Писаний и благодаря Воплощению, а также знание, которое становится результатом молитвы как подлинного контакта с Богом. Тезис Паламы о том, что Бог «превышает не только знание, но и незнание» также ограничивает апофатизм, который Палама, признавая в качестве верного в основном учения, уже не считает путём к Богу.
У Паламы различение сущности и энергий стало инструментом, который сохранил возможность говорить о самосособщении Бога (через энергии), обеспечивая трансцендентность (по причине недоступности сущности). Для Фомы Аквинского аналогический дискурс стал решением проблемы того, как говорить о Боге, избегая одновременно и претензии на однозначнобезошибочные утверждения, и невозможности какой-либо богословской речи вообще. В богословии Фомы учение об аналогии играет ту же умеряющую и корректирующую роль, какую у Паламы играет различение сущности и энергий. При этом оба богослова убеждены в реальности обожения. Фома выражает это через учение о причастности человеческого интеллекта божественному самопознанию, а Палама - через учение о причастности божественным энергиям. Вообще, учение о причастности Богу как для Аквината, так и для Паламы служит обоснованием возможности обожения.
Сопоставляя позиции Фомы и Григория, надо учитывать богословское намерение, обусловливающее введение тех или иных концептов, и создающее контекст понимания. В связи с этим следует отметить, что различение между apprehensio и comprehensio, введенное Фомой, в его учении о богопознании служит для обозначения трансцендентности Бога; с этим сходна функция различения сущности и энергий, на котором настаивал Палама. Различность подходов двух богословов - в том, что у Григория отчётливее, чем у Фомы Аквинского, подчёркнута трансцендентность Бога, но отсутствует теория языка, мотивирующая богословский дискурс.
Многие исследователи, доказывая несовместимость томизма и паламизма, говорят о том, что если Фома учит о тварном характере благодати, то Палама - о нетварном. Однако, как было показано во второй главе, Фома говорит о сотворённой благодати лишь для того, чтобы указать на сотворённый характер человеческого субъекта, её получающего: одна и та же благодать для него представляется в аспекте получателя тварной, а в аспекте самосообщения Бога - нетварной.
Вопрос о блаженном видении стал одним из самых напряжённых мест спора латинской и византийской традиций, хотя здесь надо отметить, что острота полемики часто возникает из-за недооценки православными исследователями причаствуемого, согласно Аквинату, характера боговидения. Те различия в учении о божественном созерцании (ϑεωρία), которые находят у Фомы Аквинского и Григория Паламы - меньше, чем сходства. Надо учитывать, что вообще в вопросе о созерцании у многих Отцов Церкви есть различия в подходах.
Для Фомы самосообщение Бога является не только причиной прославления, но и самой его природой. В связи с этим надо отметить, что отрицание Паламой того, что обожение является совершенствованием человеческой природы - не представляло собой полемику с позицией Аквината, но имело своей целью подчеркнуть, что не может быть какой-либо естественной эволюции человека в направлении Бога.
Наибольшее совпадение Григория Паламы и Фомы Аквинского - в том, что касается необходимости возрастания в добродетелях как условия обожения, а также в настойчивом акценте на том, что обожение является даром благодати. В вопросе соотношения добродетелей и благодати Палама принимает типичное для восточной традиции учение о синергии. Фома здесь занимает сходную позицию: отходит от чистого августинианства и говорит о «двойной причинности», согласно которой человеческое действие может быть атрибутировано как Богу, так человеческому субъекту.
Несмотря на часто повторяемые утверждения православных авторов о том, что Палама вдохновляется святоотеческим преданием, в то время как Аквинат мыслит как философ-аристотелик, надо отметить, что в богословии обожения Фомы Таинства играют гораздо более значительную роль, чем в Триадах и 150 главах. Это один из фактов, свидетельствующих о том, что клише будто «Фома черпал своё вдохновение у Аристотеля» - неверно. В тех случаях, когда Писание и Предание ведут к другим выводам, чем Аристотель, Фома без колебаний уходит от аристотелевской метафизики, как например, утверждая сотворённость мира Богом, он отказывается от аристотелевского принципа вечности материи.
Нередко исследователи акцентируют внимание на том, что различает этих двух богословов, а может быть, даже специально ищут точки расхождения. Однако надо признать, что как Фома Аквинский, так и Григорий Палама - каждый из них внёс свой особый вклад в учение об обожении человека, опираясь на святоотеческое предание. Такие богословы, как Ориген, Афанасий, Григорий Нисский, Псевдо-Дионисий и Иоанн Дамаскин, размышляя над библейскими текстами, в особенности над 2 Петр 1,4, разработали учение о причастности божественной природе. Именно эта причастность находится в центре богословской мысли Аквината и Паламы. Также ключевыми темами святоотеческого учения об обожении являются темы познания Бога и соединения с Богом, играющий столь важную роль в работах Фомы и Григория. Оба богослова разрабатывают темы, уже ранее сформированные в трудах Отцов, хотя и акцентируют разные элементы этих тем.
В целом надо сказать, что многие положения учений Фомы Аквинского и Григория Паламы, расцениваемые многими как непримиримые друг с другом, на деле не являются противоречащими, даже если они и использовались конфронтирующими группами богословов более поздних поколений в качестве идейных «знамён».