Тобольск в 1838 году глазами архиепископа Нила
Я впервые увидел Тобольск в конце сентября или начале октября 1979 года. Было время расцвета развитого социализма. К этому времени попасть в него никаких затруднений не было, так как от Тюмени на север пошла железная дорога, пересекшая Иртыш в четырнадцати километрах ниже города. Правда, сейчас город заметно продвинулся в сторону железно-дорожного вокзала и знатоки утверждают, что расстояние уменьшилось до десяти километров.
Поезд на Тобольск и далее на север отходил поздним вечером. Тюменский вокзал был забит до отказа. Я впервые видел подобную публику. Ничего похожего на Омск. Именно тогда я воочию познакомился с такой категорией советского населения, как бичи. На омском вокзале они были экзотикой, а в Тюмени - повседневностью. Но наибольшее впечатление на меня произвела дежурная по вокзалу. Она периодически проходила между скамьями зала ожидания, забитыми до отказа потенциальными пассажирами, и громко, во весь голос, предупреждала: «Товарищи! Не спите! Здесь каждый второй жулик. Следите за своими чемоданами».
Поезд тоже был заполнен, как говорится, под завязку. И хотя вагон считался плацкартным, он ничем не отличался от общего. С поправкой, что состав был сформирован из вагонов, которые к приличному поезду уже не прицепляли. В Тобольск поезд приходил рано утром. О сне при царившей в вагоне обстановке не могло быть и речи. За окном проплыла и исчезла показавшаяся мне широкой Тавда, несущая меж низких берегов свою воду в Тобол. Потом замелькал ельник и, наконец, справа по ходу поезда далеко показалась нагорная часть Тобольска с её Кремлём, церквями и пятиэтажками.
Перед выходом из вагона я успел заглянуть, прошу прощения за такую подробность, в туалет. Туалет встретил меня пустой стенкой, где ещё вечером висело зеркало. Ничего не свидетельствовало о том, что оно было разбито. Похоже, его просто сняли и унесли. Кому-то оно оказалось нужнее. Поезд тем временем прогрохотал по мосту через Иртыш и мимо каких-то посёлков из вагончиков и балков подтянулся к вокзалу. Не ожидая окончательной остановки поезда, народ выскакивал из вагонов и бегом бежал куда-то за вокзал.
Так как мы не торопились выскакивать, а, дождавшись полной остановки поезда, спокойно вышли и не спеша пошли в ту сторону, куда бежали теперь одиночные пассажиры, то, естественно, не успели втиснуться в единственный переполненный автобус, который, переваливаясь на неровностях дороги, уехал в сторону города. Следующий автобус, который пришёл минут через сорок, подозреваю, что это был тот же самый, был пуст и мы оказались чуть ли не единственными его пассажирами. Так началось моё первое знакомство с бывшей столицей Сибири.
В отличие от меня, архиепископ Нил ехал от Тюмени до Тобольска на лошадях и опередил он меня на 141 год. Наверное, единственное, что принципиально изменилось за это время, так это новые микрорайоны из многоэтажек, выстроенные в советское время в нагорной части города. Подгорная же его часть, по-моему, оставалась неизменной чуть ли не с XVIII века, где на некоторых улицах всё ещё были деревянные мостовые. На сегодняшний день, с моей точки зрения, Тобольск утратил естественно-исторический колорит, во многом превратившись в глянцевую туристическую открытку. Особенно это касается нижней части города, примыкающей к Прямскому и Никольскому взвозам.
В «Путевых записках» архиепископа Нила значительно больше места занимает описание Тобольска по сравнению с Тюменью. Текст я не сокращал и не правил. Если в нём встречаются ошибки, то ответственно за них издательство, выпустившее книгу.
Архиепископ Нил (Исакович)
«Между Тюменью и Велижанскою станциею, в лево от дороги и не более как в полуверсте от нее, находится ключ серной холодной воды. Он вытекает из берегового возвышения и вливается в речку близ мельницы. Изобилие в этой воде серы (heparis sulphurici) доказывается тем, что весь берег и даже русло реки покрыты здесь будто молочною сметаною. Из ключа можно бы извлечь врачебную пользу; но доколе ничего не сделано. Да и долго еще до того, чтоб на подобные предметы обращалось в Сибири внимание. Тут и большее in oblivion jacet - в забытьи остается.
Следующие восемь станций до Тобольска ничем меня не заняли. Горы мало дают себя замечать, особенно около Кутарбитского. И если есть какое-либо оживление пустынной сей дороги, то это - реки. Они беспрестанно или с боку тракта мчатся, или пересекают оный и заставляют путников барахтаться на перевозах. Впрочем, ни одна из них не поражает величием своим, какое напр. являют Обь, Енисей, Ангара. Даже Тобол в местах сих не более Вятки.
Тобольск. Не знаю почему, но только жаждал я видеть эту старинную столицу Сибири. Мне казалось, что в окрестностях ее встретятся те самые орды, которые так славно поражал витязь наш Ермак Тимофеевич; что я увижу останки твердынь, ниспроверженных русским героем. Но тщетная надежда! Два с половиною столетия все изменили, все татарское стерли с лица земли. Правда, мы видим еще татар, разбросанных около Тобола и Иртыша, между Обью, Томью и Енисеем; но что они представляют собою? Овец без пастыря, жизнь прозябаемую, скелет бездушный.
Со въезда от Москвы, город имеет величественный вид. Этому способствует возвышенная местность, которую занимают все лучшие в городе здания, за исключением вновь выстроенных на подоле. Въезжая ночью, мы тем больше поражены были мнимым величием. Только очарование наше скоро исчезло и, осмотревшись хорошенько, мы убедились, что Тобольск достоин не удивления, а жалости.
Географическое положение Тобольска таково, что в отношении к северной широте остается ему хвалиться только перед Березовым, Якутском и Охотском. Местность его крайне неудобна. Нижняя или подольская часть города тонет в болоте и в зловредных испарениях, особенно после весенних разливов. Верхняя же открыта против всех бурь, лишена всех жизненных удобств и самую воду должна получать с величайшим затруднением. Да и вода эта, взята ли она из Иртыша, или Тобола, походит на сыворотку и без процеживания, или отстоя, никуда не годится.
Не видавши города и слышавши, что он состоит при соединении таких рек, каковы две помянутые, всякий скажет: - вероятно, Тобольск богат видами природы окрестной? На деле совсем иначе. Приближаясь к Тобольскому Иртышу, тянешься по скучной низменности, заросшей уродливыми ивами, или вербами; став на берегу, глядишься в воду - она не проглядная. И мне казалось, что для этой-то воды и написан стишок поэмы:
Там черная была и мутная вода,
В которой небеса не видно никогда.
Кидаешь взор на другую сторону реки, там берега смотрят сухими, безжизненными скелетами белесого цвета. То же впечатление, впечатление грустное, поддерживается и после переезда через реку, доколе не ударит по носу новая атмосфера, возвещающая начало жилищ. Они деревянные и будто закопченные. Их опоясывают канавки, прикрытые тесницами. Из под сего-то прикрытия поднимаются самые удушливые газы.
Улица, по которой пришлось нам въезжать в Тобольск, сперва тянется у подошвы горы, а потом поворачивает в гору. И гору эту стоит назвать горою. Подъем на нее и летом труден, а зимою бедствен. Киевский подъем с Днепра перед ним почти ничего не значит. Волжский в Нижнем Новгороде гораздо покатее. А в Тобольске гора и длинна и крута, почему несчастий, на ней бывших и бывающих, не перечесть.
Лавки и торговая площадь находятся в подольном городе. Может быть, лавки сии когда-нибудь и богаты бывают; но в наш проезд являли они поразительную пустоту. Поэтому в расчетах своих дорожными запасами на Тобольск мы очень обманулись. Внутреннему содержанию соответствует и внешнее устроение гостиного двора. Если же что есть показное в этой части города, то это - почтамт, губернаторский дом, монастырь с семинариею, и только.
Затем в верхнем городе, in apice montis, красуются: собор, архиерейский дом и присутственные места. Быв вытянуты в линию, здания сии дают городу и вблизи и издали много показности. Собор походит на старинные Московские церкви, сыр, темен и заставлен безмерно толстыми столбами, однакож серебряных украшений на иконах много имеет. А две иконы даже замечательны по объему и богатству своих риз.
Дом архиерейский до излишка огромен. Во внутреннем расположении и мебелировке показывает вкус и хозяйственную заботу. И говорят, что всем этим обязан Преосвященному архиепископу Афанасию. По уму и всем своим качествам это достойнейший архипастырь; но при слабом сложении своем он таял под тяготою тобольского климата. Я бросаю на могилу его цветок благодарной памяти и надписываю на ней:
Multis ille bonis flebillis cecidit!
Он пал и добрые оплакали его!
img foto
У Преосвященного Афанасия видел я довольно богатое собрание сибирских минералов. Оно составлено его тщанием и любовию к науке. Он показывал мне каждый штуф отдельно, объясняя его месторождение, особенности и проч. - Слышу, что кабинет сей, по завещанию Преосвященного, достался семинарии. Дай Бог, чтоб умели пользоваться сим даром.
Соседнее с архиерейским домом здание есть арсенал. Протяжное его расположение, разложенные грудами ядра, чугунные пушки, при мертвенном окрестном безмолвии, наводят тоску. Чтобы разгнать ее, кидался я туда-сюда; но Тобольск всюду будто могилою смотрит. Взглянул на Тобол, - его берега у города обрывисты и страшны, воды мутны, окрестность уныла. Голос певчей птички не оглашает ее, и кажется, она обречена в жилище хладов и бурь, да еще в вечное скиталище кучумовских теней.
Для развлечения, посетил я архиерейскую дачу. Это обширная березовая роща с текучею водою. Тут можно приятно проводить время, - как проводят его в удалении от многомятежного света. А близ лежащее кладбище способно напомнить: memento mori!
О Тобольском обществе не знаю что сказать, ибо мне не пришлось видеть его и даже слышать о нем. Но кажется, что оно не славно ни по количеству, ни по качеству своему. Сословие нарицаемое дворянским тут не зарождалось; купечество убито неблагоприятными обстоятельствами, в том числе и удалением генерал-губернатора и всего штаба в Омск; класс чиновничий, как и везде, горемыкает, прочие же сословия думают лишь о насущном. Такова-то старая столица Сибири!
Сидя в ней, можно только погружаться в думу прошедшего, в мысли о том: как могла пред горстью удальцов преклониться буйная голова орд Сибирских?
Часто от малых причин происходят великие действия. Но едва ли когда столь малые причины сопровождались такими великими последствиями, как завоевание русскими Сибири. В деле сем перст Божий видимо поборал россиянам. Каждый из них, ратуя на попризе Сибирском, являлся для супостатов чем-то превыше смертного. К каждому могли относиться Пророческие слова: Един от вас поборет тысящи, и два поженут тьмы.
Известно, что начало завоеванию Сибири положил атаман Ермак Тимофеевич, перешедший за Урал с дружиною в числе 540 человек. Это случилось в 1581 году.
Обесславленные на Волге и Дону, гонимые опалою от грозного Царя, казаки чувствовали, что лишь за камнем - в Зауральской стороне, есть еще для них разгул, слава или смерть. Ратоборцы сии двинулись против врагов в день Воздвижения Животворящего Креста (14 сентября), а 23 октября, под лозунгом с нами Бог! Дали первое сражение.
Я далек от того, чтоб следовать по Сибири за победами героев, чтобы показывать прилив и убыль их рати: это все известно ученому свету из Миллера, Словцова и разных хроник. Но для округления речи, начатой кстати иль не кстати, могу прибавить: в 1584 году Ермак, застигнутый в расплох, кончил геройскую жизнь свою. Иртыш поглотил его, оставив на берегах своих гремучую, бессмертную его славу, которая на всем пространстве Сибири трубою трубит о своем герое -
Exegi monumentum aere perennius,
Regalique situ pyramidum altius;
Quod non imber edax, non aquilo impotens,
Possit diruere….
Crescam laude,
Воздвиг я памятник:
Он тверже меди,
Превыше тронов, пирамид;
Его ни бури, ни дожди
Не могут сокрушить…
А я со славой стану жить.
После Ермака завоевание продолжали казацкие старшины, бышие в распоряжении царских воевод, но весьма мало пользовавшиеся личным их содействием. Ибо бояре думали лишь о том, чтобы величаться, тешить себя охотою, да руки нагревать сибирскими соболями. Но как бы ни было, а подвиги наших завоевателей, служивых и вольных, украшают собою целое столетие Сибирской истории и, наконец, венчают XVII-й век с одной стороны - на юге усмирением хана Очарая и Нерчинским договором, заключенным между Россиею и Китаем, чрез посла Головина, в 1689 году, с другой - на северовостоке - занятием Камчатки и первым русским водворением в Верхне-Камчатском остроге, основанном пятидесятником Атласовым в 1697 году.
Предания, сохранившиеся о временах завоевания Сибири, выражают ту общую мысль, что русские действовали под влиянием Вышнего вдохновения, в полной надежде на успех всех своих предприятий, нередко дерзновенных. Они видят видения, им являются знамения на небе и на земле, в их пользу пророчат даже шаманы. Но главное - вера и убеждение их не обманывают. Неверные десять своих выставляют против одного россиянина, - и за всем тем побеждаются. Страх и ужас всюду обдержит их, отовсюду гонит.
Естественные причины таких событий заключались сколько в недостатке гражданского благоустройства между тогдашними обитателями Сибири, столько же и в разъединении племен их. Не быв народом одного корня, орды резко отличались одна от другой - языком, религиею, обычаями и самыми чертами лица. Это различие видимо и до ныне в Сибири, как в зеркале. Видит, говорю, наблюдатель в племенах Сибирских не ветви одного древа, не детей и членов одного великого семейства, но какие-то осколки, занесенные от мест близких, или дальних бурею неведомых переворотов. Некоторые из тогдашних родов уже исчезли, как напр. Аринцы, обитавшие по Енисею; другие живут и до ныне, но живут, дряхлея нравственно и физически. Перечислить их и даже охарактеризовать, может быть, найду я время и случай; но теперь пора оставить Тобольск и пуститься в дорогу.
Ивановский монастырь недалеко от Тобольска. Фото 1864 года
Дорога от Тобольска в направлении к Омску гориста. Встречаются спуски и подъемы очень трудные. Вообще природа здесь грозна и вместе величава. Но населенность, состоящая из татар, ничтожная и заставляющая путника голодовать. Об огородных овощах здесь, кажется, и понятия не имеют. Хозяйского домообзаведения не видно, и все являет в туземцах сих полукочевое и полуоседлое племя. Не многим лучше татар и русские здешние. И этому никто не удивится, зная, из каких элементов составлялись и составляются русские слободы в Сибири.
Церкви встречаются редко, и то очень убогие. Да и быть им богатыми не из чего. Ибо и в великие праздники, по непонятному какому-то охлаждению, не многие к ним притекают; между тем как у питейных домов народ кипит от утра до ночи и топит тут все пожитки. Я собирался было людей сих и журить и бранить, но вспомнив, что и строгий Катон заглядывал по временам в амфору: -
Narratur et prisci Catonis
Saepe Mero caluisse virtus2, -
Вспомнив, говорю, такую истину, возвещенную нам поэтом золотого века, умерил я гнев свой против чтителей Бахуса и оставил их веселиться в делех своих, ибо это часть их.
На пути моем к Омску находятся два монастыря. Один - Ивановский, верстах в 9-ти от Тобольска, расположенный между гор. Зданиями хоть не богат, но опрятен и на взгляд показен, только братии в нем очень мало. Замечание это может быть приложено и ко всем обителям Сибирским. Другой монастырь - Абалакский, лежащий в 25-ти верстах от Тобольска. Он величав, имеет большую красивую каменную церковь, хорошо огражден и занимает открытую местность. Со мной вышел здесь такой случай. Впереди меня пущена была молва, что едет архиерей Тобольский, и потому чуть только завидели мой экипаж, ударили в колокола и вышли всем сонмом на встречу. У ворот экипаж был остановлен, и я поставлен был в необходимость принять почесть, вовсе не для меня предназначавшуюся. Случаем сим обе стороны были озадачены, но кто больше - встречавшие ли, или встреченный, о том предоставляю судить другим".
Биографические данные о архиепископе Ниле я сообщил в статье "Тюмень в 1838 году глазами архиепископа Нила" https://alexa-bell.livejournal.com/198869.html