Голова в облаках
Нашёл свой старый рассказ, который писал на конкурс на канувшем в небытие сайте FiberPlanet. Он зимний по настроению, где-то в такое время года я его и писал, вот вспомнил.
Он не очень похож на мои остальные рассказы. Во первых, потому что жанр конкурса был киберпанк, а я никогда не пишу киберпанк.
Во вторых, потому что был небольшой лимит знаков, а я совсем редко пишу короткие рассказы.
В-третьих, потому что по правилам конкурса в рассказе должна была присутствовать такая фраза:
"Она обернулась, вытащила из сумочки 2 билета на "Ла-гуардию", вырезки статей и бильярдный шар.
Рука наконец нащупала ключ с номером «12» и она открыла дверь.
Поэтому в итоге получилось то, что есть. Пусть будет хоть где-то в сети на случай ядерной войны. Здесь опубликую самую полную версию.
Голова в облаках
Анна сидела на табуретке, поджав ноги, и дула на кружку с чаем. На кухне было холодно, от чая, медленный и красивый, шёл пар. Анна смотрела сквозь него на окно.
За окном падал лёгкий снежок, совсем призрачный, как вчера вечером. Тюлевая штора была завешена неплотно, и, если выбрать ровный кусочек неба и смотреть на него, можно было увидеть, что снег всё-таки есть, что это не пылинка в глазу и не обман зрения: вот она, падает снежинка, за ней другая; потом ещё одна. Потом пара. И дальше, и больше. Начиналась зима.
Скрипнула пружина подъездной двери, и на улицу вышел мужик. Аня вытянула шею, пытаясь разглядеть его через вишню, растущую напротив окна. А, нет, не мужик, тётка. Неженственная какая-то тётка в шапке, похожей на кепку, с сумкой. Она сошла с крыльца и остановилась, глядя в небо, на падающий снег.
Анна легонько, одобрительно кивнула головой. Скорее своим мыслям, чем тётке, которая всё равно её не видела. Она считала, что снег заслуживает, по крайней мере, того, чтобы на него смотрели. Хотя бы потому, что он успокаивает.
Она подумала, что, может быть, сейчас во всём панельном доме только она и эта тётка смотрят на чарующий танец снежинок. Это было грустно. Анна поглядела на неё, такую некрасивую, с сумкой, куда-то вышедшую по своим бесконечным делам и лицом к лицу столкнувшуюся с красотой. В такие моменты Анна почему-то жалела людей. Хотя обычно они её только раздражали. Господи, да она даже не знала соседей по дому, и тётку эту не знала - из какой она квартиры, с какого этажа?
Анна встала с табуретки, сунула ноги в настывшие тапочки, подошла к окну, прихватив кружку; отвесила занавеску. Градусник за окном показывал минус два. Холодно. Хорошо. Холод успокаивал, Анна знала, что когда нервничает, ей легче в холоде, вот и не шла в натопленную спальню. Чтобы не замёрзнуть совсем, она пила горячий чай. Другим людям, может, он наоборот, подстёгивал бы нервы, но Анна за жизнь перепила его столько, что он на неё просто не действовал, только согревал. Грея ладони об кружку, она смотрела в окно, на рыжую собаку, пробегающую через двор, на чёрных галок на рябине, на падение снежинок. Она вспоминала, как в детстве её чуть не убило током, и она потом долго сидела на этой же кухне, глядя на снег, мусолила обожжённые пальцы, и успокаивалась.
Теперь успокоиться было труднее. Анна выросла, а верить, что всё будет хорошо, и врать себе, что веришь - это разные вещи. Кроме того, ещё не всё было кончено, а успокоиться наперёд, к сожалению, не мог никто на свете.
Анна допила чай. Поставила кружку на край раковины. Она дала себе слово, что помоет её, когда вернётся. Так ей легче было избежать слова «если». Кружка была любимых её цветов, которые Анна называла «цвета кошачьего корма». На самом деле это были цвета пряностей, но у Анны для многих вещей были свои названия.
На какое-то время она покинула кухню, и снег за окном сыпал в одиночестве - никто на него не смотрел. Потом вернулась, уже в джинсах и свитере, с сумочкой в руке. Она сунула её на табуретку под стол, попила воды прямо из-под крана - после сладкого чая ей всегда хотелось пить, - сгребла сумочку и вышла в прихожую. Обула и зашнуровала сапоги, стараясь не нервничать и не путаться в шнурках; намотала шарф; надела куртку с капюшоном, длинную, до колен. Натянула вязаную шапку, перчатки, и вышла за дверь.
Когда Анна вышла из подъезда, то поняла, что на улице холоднее, чем она ожидала. Зима стояла где-то рядом, может, за домом; дышала из-за угла, шевелилась, роняя снежинки; выдавала своё присутствие, только что на глаза не показывалась. Анна поправила перчатки, надела капюшон, спрятала лицо в воротник и пошла вдоль дома, мимо городской почты, налево. Ей нужно было в центр.
В соседнем дворе вдоль подъездной дорожки росли пирамидальные тополя. Анна поняла, что первый раз в жизни слышит, как сильно они, оказывается, шумят на ветру. Почти как осины. Она не очень любила эти деревья, какие-то вечно унылые, усталые на вид, пустынные. Но сейчас она прямо благодарила их за то, что они ещё сохранили зелень. А ещё Анна поняла, как сильно она хочет лета. Жаркого, всеобъемлющего лета, с солнцем и духотой; и чтобы не ледяной ветер со снегом шумел по листьям, а предгрозовой, мокрый и яростный, швыряющий первые брызги, приносящий запах озона и рёв грома.
Но до лета было ещё далеко. Не перевалил ещё за середину ноябрь, нудный и лишний месяц, когда день ото дня становится только лишь темнее и холоднее. Не до конца ещё укоротился зажатый в угол день; не загнал ещё Анну в хандру дефицит солнечного света. Там, дальше, будет легче: выпадет свежий снег, день начнёт прибавляться, придёт Новый Год, и Анна будет одиноко, но всё равно в хорошем настроении наряжать ёлку; потом, после праздников, останется какая-то несчастная половинка января, а в феврале, пусть он тоже лишний, уже можно будет ждать весны, думать про март, встречать всё более поздние и поздние закаты и каждую оттепель надеяться на то, что ну вот всё, это-то уже точно настоящее тепло, а дальше будет только теплее.
Анна поймала себя на этих мыслях, когда проходила мимо бывшего ЦСУ, располосованного трещиной в кирпичной стене. Закусила на секунду губу. Рано было ещё про это думать, да и кто знает, следовало ли вообще. Давно уже благополучно прошёл 2012 год, когда весь мир в глупом страхе ждал конца света; потом точно так же закончился 2013, который пророчили несчастливым. Он, правда, был такой же, как и другие, до него и после, как бы людям ни хотелось придать цифрам какие-то роковые значения. Теперь Анна знала, что цифры не причём. Приближался численно безобидный 2019, но в этот раз Анна совсем не была уверенна, что он будет таким же обычным. С некоторых пор Анна вообще стала сомневаться, что он будет.
Впереди был розовая громада музея, со стен которой смотрели лепные полульвы. На их мордах Анна читала презрение к глупому цвету, которое вполне разделяла.
Анна перешла дорогу возле старой липы, почти небрежно глянув по сторонам. Машин в Ладонеже было немного, как, собственно, и людей. Городок был маленький, хоть и немного растянутый по холмам. Вот почти уже и центр, а пройдёшь немного - спуск к речке и окраина.
Отсюда уже была видна доска почёта с раскрытой ладонью на гербе. Такой же знак печатали на первой полосе «Ладонежских ведомостей», рядом с названием. Анна всегда помнила, как они с друзьями увидели на скамейке брошенный номер «ЛаВэ» с жирным отпечатком чьей-то ладони поперёк текста; как они смеялись. Тогда им всё казалось забавным.
Анна перешла наискосок городскую площадь. Гранитный куб, на котором когда-то стоял памятник, давно пустовал - новых героев не было, злодеев тоже, никто не заслуживал пьедестала. Влюблённые иногда назначали у него свидания, несмотря на убогое, некрасивое граффити, уродовавшее мрамор - чей-то тэг белым баллоном.
Снег падал, пронизывая город. Медленно, плавно, танцуя, как всегда, из стороны в сторону. Падал и падал, засыпая Аннины следы; как будто и не шла она здесь. Как будто никто никуда не шёл.
За всё недолгую дорогу - от дома до работы было семь минут - Анна не увидела вблизи ни одного человека. Каждый из них, немногочисленных, появлялся где-то на краю поля зрения - пробирался за ёлками у администрации; входил в дальний магазин; переходил дорогу у бывшего кафе; все безмолвные и безликие сквозь снег. Ладонеж был провинцией во всех её проявлениях. Мало людей, ещё меньше работы, частный сектор в три четверти города да опустевшие сёла окрест. Были, тут, конечно, и местные фирмы, и какие-то кафе и клубы, в которые Анна не ходила, и всякие небольшие агентства, от рекламного до риэлторского. Все они располагались в старом, прямоугольном Доме быта советских времён. Туда Анна и шла.
В городе вообще все здания были старыми. Ничего нового давно не строили; водопровод часто протекал, централизованного отопления не было уже лет пятнадцать. На площади между плитами, сколько Анна себя помнила, всегда вырастала трава, и детей каждое лето заставляли рвать её на отработках. И Анну заставляли - она до сих пор помнила неприятное ощущение натёртых о бетон пальцев, там, сразу за ногтями. И никто за всю её жизнь не удосужился зацементировать пространство между плит. Зато интернет в городе был, скоростной СиДжи, шестое поколение. Вышка его стояла на пустыре за Домом быта, с тех пор как сгорела тамошняя баня.
Анну иногда сводило с ума осознание того, как разнородно устроен мир, в каких разных плоскостях он живёт, в каких разных временных потоках. Вот мобильная связь: когда Анна родилась, её в Ладонеже ещё и в помине не было. Потом построили первую вышку, её было видно от песочницы; а в школе у неё уже был мобильный телефон. Потом появился мобильный Интернет, сенсорные и цветные дисплеи, видеосвязь, всё, что хочешь; а вместе с тем чёрно-белые телевизоры в квартирах у бабулек как были, так никуда и не делись. Над городом иногда пролетали сверхзвуковые серебристые «Ла-гуардии», заменившие «Боинги», а жители города всё так же ездили на ободранных велосипедах «Украина». Болезней, грозящих мировыми пандемиями, пережили и научились лечить множество, от атипичной пневмонии до конского гриппа. А сделать так, чтобы всю зиму у Анны не был мокрый нос, до сих пор не могли.
Здесь, в провинции, контраст был вообще очевиден, когда сквозь ажур башни интернета виднелся дымок из печных труб; а на раздолбанной дороге двадцатилетняя «лада» разминалась с каким-нибудь новым джипом, из-за движка которого ещё 10 лет назад, наверное, началась бы мировая война. Или вот в школах до сих пор учили таблицу умножения; в магазинах девицы в передниках считали сдачу на старых батареечных калькуляторах, а биокомпьютер, изобретённый не так давно, уже добрался и до Ладонежа.
Впрочем, эта технология сейчас активно тестировалась по всему миру, поскольку кремниевые и гафниевые машины сразу сдали свои позиции, отставая в быстродействии на порядки. И их не могла спасти даже технология облачных вычислений, когда тысячи процессоров тысяч компьютеров по всему свету одновременно и молниеносно работают над решением одной и той же задачи. Потому что биокомпьютер тоже оказался пригоден для облачных вычислений по беспроводной связи, будь то просчёт траектории астероида или рендеринг сложной сцены; и если к подобном у использованию электронных машин уже привыкли, то использование мозга человека в качестве рабочей единицы для подобных действий при помощи биокомпьютера было ещё новинкой. То, что считалось фантастикой, как обычно, стало реальностью, хоть и воспринималось ещё с опаской. Технология была новой, как следует не протестированной, но корпорация платила деньги добровольцам, которые соглашались на несколько часов в день предоставлять свой мозг. Офис находился в Нью-Йорке, отделения фирмы - во всех крупных регионах мира, восточноевропейское и российское отделения сходились во мнении, что людей нужно искать в провинции, потому что там ниже общая напряжённость электромагнитного поля, реже паутина линий связи, просторнее в эфире радиоволнам, и чувствительная аппаратура беспроводной передачи будет работать чище. Так, представительство корпорации, среди прочих, внесло в список и Ладонеж, провело исследования, оценило рынок, установило аппаратуру и начало работать. Первым сотрудником, по совместительству официальным представителем корпорации, вербовщиком и координатором стал Анатолий Иванович Шелупинников, редактор «Ладонежских ведомостей». Всего в Ладонеже набралось сорок человек, которые не побоялись новой разновидности умственного труда. Анна, которая к тому времени сидела без работы, погрызшись с начальством и потеряв место системного администратора в пенсионном фонде, оказалась в этом числе. Им выделили помещение в Доме быта, этажом ниже редакции «ЛаВэ», всем в поликлинике пробили ухо (мужчинам - левое, как боцманам, пересёкшим экватор, а женщинам - на выбор) и вставили серьгу-передатчик, который принимал задачу и отправлял результат. Аппаратура стояла на той же интернет-вышке на пепелище позади Дома быта. Вот так и вышло, что в городе, где давно разворовали завод радиодеталей, а устроиться можно было только грузчиком или продавцом, Анна получила абсолютно фантастическую по сути работу. И это тоже было диким несоответствием; это средневековье, граничащее с высочайшими технологиями. Иногда ей казалось, что весь мир просто разъедется с треском, разорвётся, как полотно, которое тянут в одном направлении, но с разной скоростью, да ещё и защемив один край. Мозг Анны всегда рисовал ей затасканную простыню, белую, с блёкло-оранжевыми и зелёными полосочками, которая не выдерживает разности натяжений и рвётся, рвётся, внезапно обнажая слепящее ничто меж неровных бахромчатых краёв разрыва. И миру приходит конец.
Анна прошла несколько десятков метров по тротуару вдоль главной улицы, отделённая от проезжей части голыми уже каштанами и ржавыми берёзками. Подошла ко входу в Дом быта и взялась за старую деревянную ручку с трещиной, которой летом можно было защемить кожу на пальцах. Открыла чуть скрипнувшую дверь и вошла внутрь.
В тесном холле было тихо, пахло пылью. Была суббота, и Анну встречали только закрытые двери и вывески над ними, у кого линялые, у кого новые. Парикмахерские, мастерские и прочие многолюдные конторы были в другой части здания, и вход туда был с другой стороны.
Анна сняла капюшон и стащила тесную шапку. Ей всегда казалось, что в шапке она глупеет. Положила её в сумку, расстегнула куртку и развязала шарф, поднимаясь по ступенькам. Шелупинников должен был быть сейчас на месте. Работы сегодня не было, но, она знала, по субботам он часто бывал здесь, и не только по делам редакции. Всё-таки он был представителем корпорации, и у него был даже свой кабинет, двенадцатый номер, где стояли компьютеры первичной обработки, считывающая аппаратура, ретранслятор, который служил звеном между серьгой и антенной на вышке. Вспомогательные компьютеры, вроде, были обычные, а какие же ещё. Впрочем, Анна в этой комнате не была и через щёлочку не подглядывала, так что там вполне могли храниться хоть трупы инопланетян.
Дверь в их класс была приоткрыта, и Анна, постучав для вежливости, вошла.
Тут были парты в четыре ряда и стулья, почти как в школе, только без учительского стола - вместо него был компьютерный стол координатора с вращающимся стулом. Было чистенько, хмурый свет падал из окон на жёлтые столешницы парт, скорее приглушая их тёплый цвет, чем освещая комнату. Стёкла в окнах были кривые.
- Здравствуйте, Анатолий Иванович; - сказала Анна, стягивая перчатки.
- Здравствуй, Аня. - Шелупинников обернулся, не вздрогнув. Он стоял у окна, уперевшись руками в подоконник. Он был низенький, лохматый, как Незнайка, с бородкой и в некрасивых очках, одетый в какую-то ярко-красную телогрейку. Анатолий Шелупинников считался представителем местной богемы, и потому, видимо, полагал, что имеет право выглядеть ужасно.
Анна закрыла за собой дверь.
- Анатолий Иванович, - сказала она. - Мы делаем ужасные вещи.
- Анечка, милая, о чём вы таком говорите? - редактор поправил очки, которые абсолютно в этом не нуждались, и отлепился от окна. Анна терпеть не могла, когда посторонние называли её Анечкой. - Я вас не понимаю.
Анна вдруг подумала о том, что он врёт. Что он понимает её, и не просто отмахивается, а врёт. Чего она и опасалась. Почему и надела шарф. Она посмотрела на стол.
Анна глубоко и немного прерывисто вдохнула, собираясь с духом.
- Присядьте - сказал Шелупинников, услужливо придвигая стул. Анна спорить не стала, села. Шелупинников уселся на парту, лицом к ней.
Анна почти машинально взяла с подставки на столе бильярдный шар, символ победы редактора на городском чемпионате. Ей нужно было чем-то занять руки.
- Что нам говорили, когда мы устраивались на работу? - спросила Анна. Поглядела на окно, на снег, чтобы немного успокоиться, и, опередив Шелупинникова, сама себе ответила: - Что нейроны мозга каждого из нас будут использоваться как мощности для обработки данных в вычислениях центрального биокомпьютера. Который физически находится в Нью-Йорке и взаимодействует с нами через беспроводную связь. - Анна взяла себя за серьгу в левом ухе. Многие женщины брали две (вторую, нефункциональную, им предоставляла корпорация для пары), но Анна не любила таких украшений, серьгу взяла только одну, и относилась к ней, как к технике, благо на вид она была довольно минималистичной - белый металл и синий искусственный сапфир.
- Да, а что-то разве не так? - Спросил Шелупинников. У Анны появилось ощущение, что она разговаривает с ботом. От этого стало горько. Она положила шар рядом с собой и спросила:
- А вы никогда не замечали ничего странного?
Шелупинников помотал головой.
И тогда Анна, волнуясь, перебирая пальцами края куртки, встала и начала говорить. Сидеть, когда нервничала, она не могла. Редактор остался сидеть на парте, сложив руки и внимательно глядя на неё.
- Понимаете, сначала всё было хорошо. Как и обещали, я ничего не чувствовала, пока мой мозг использовали. Как будто спишь на лекции - не отдыхаешь, но вроде ничего и не происходит. Потом стало что-то отвлекать. А потом я стала видеть картинки.
Анна замолчала и посмотрела в глаза Шелупинникову. Он целых две секунды никак не реагировал, и она, не выдержав, продолжила.
- Когда я недавно смотрела «Белый Месяц» с Лонгом, я узнала целую сцену. Там, где рубятся под снегопадом друг с другом. Понимаете, я узнала спецэффекты. Эта сцена просчитывалась в моей голове. Как это может быть?! - Анна сглотнула. - Потом я стала воспринимать данные. Однажды, в тот четверг, когда приезжали немцы, мы обрабатывали возможности упреждения ударов вероятных противников и траектории ответных ударов. Миллионы вариантов развития событий. Для американской армии, понимаете? И я действительно это помню! Ну, не миллионы вариаций, но помню, что были бездны цифр, и знаю, для чего мы их считали. Я начала чувствовать, к а к используют мои мозги, и я вижу картинки, в то время как должна ничего не чувствовать. Скажите, как это может быть. И скажите мне, что я одна такая.
Анна понимала, что её речь бессвязна и полна повторений, но не волноваться она не могла - она ещё не всё сказала.
Редактор поднялся наконец с парты, а Анна села на стул. Берегла силы, они ей ещё были нужны.
- Анечка, не стоит так волноваться; - сказал он, как будто Анна закатила истерику из-за сломанного ногтя. Анну охватило желание сгрести его за грудки. - Я думаю, это какой то побочный эффект, мы свяжемся с Нью-Йорком и всё решим.
Анна холодно улыбнулась.
- Вы думаете, «DifferZ» могут решить проблему конца света?
Шелупинников опёрся задом о парту.
-Что вы имеете ввиду? - удивлённо спросил он. Не настолько, впрочем, удивлённо, чтобы Анна ему поверила.
- То, что они используют наши головы для прочёта траекторий небесных тел. И с вероятностью в 97 процента в 2019 году в Землю врежется астероид 2002 NT7.
Шелупинников захлопал глазами.
- Что, начальство вам не сказало? - мстительно спросила Анна.
- Но подождите, Анечка, это какая-то ошибка, это не может быть правдой! - Шелупинников принялся расхаживать по комнате. - Давайте во всём разберёмся! Мы свяжемся с Нью-Йорком, и…
- Посмотрите-ка в окно, Анатолий Иванович; - перебила его Анна, указывая рукой на город за стеклом.
Редактор повернулся в сторону окна. Анна положила бильярдный шар на полотнище шарфа, перекрутила ткань и встала с кресла. Дома она тренировалась на теннисном мяче, и теперь сделала это мгновенно. Она взмахнула рукой, и шар по короткой траектории обрушился Шелупинникову на затылок. Он упал на пол. Анна почувствовала тошноту и, одновременно, наэлектиризованность. От нервов всё тело казалось лёгким, как сголоду. До этого она только раз била человека, в школе.
Анна подошла к столу. Тут лежали какие-то бумаги, вырезки старых статей, рукописи - видимо, Шелупинников занимался делами газеты. Анна выдвинула верхний ящик. Бумаги, скрепки, зачем-то старые 3.5 дискеты; конверт, а под ним - и ключ. На стальной советской бирке был выбит номер 12. Анна открыла конверт. Сжала губы, обнаружив там два билета на самолёт. В Нью-Йорк. Шелупинников собирался к боссам. С кем? С ней? Чувствуя нехорошее, Анна сгребла всё, что попалось под руку, в сумку, и вышла в коридор, закрыв дверь. Шелупинников остался там, дышать в пол.
Два билета. Господи, Анна даже не глянула, на какое число. Но ей страшно не нравилось происходящее. Как будто её ждали.
Она дошла до двери. Пожалела, что сгребла всё в сумку, когда можно было положить в карман. И, наверное, ключ будет в самом низу, с ней всегда так бывало.
Ей показалось, что кто-то идёт.
Она обернулась, вытащила из сумочки 2 билета на "Ла-гуардию", вырезки статей и бильярдный шар.
Рука наконец нащупала ключ с номером «12» и она открыла дверь.
Она вошла и закрыла за собой дверь. На ключ.
В комнате было почти тесно. Стояло два каких-то шкафа, похожий на серверные, и компьютеры. Освещали комнату только светодиоды аппаратуры да один экран с зимним скринсейвером. Анна знала, что тут должна была быть выделенная, защищённая линия связи с центральным офисом «DifferZ». Она подошла к компьютеру и сдвинула мышку.
Что-то тронуло голову Анны, как будто мягкой ладонью провели сквозь неё, выгребая мысли. Включилась передача.
Анна должна была перестать думать, но не перестала. Она уже привыкла к тому, что её голову использует ещё кто-то, кроме неё, а за последнее время научилась думать во время работы. Сначала понемножку. А сегодня она удержала сознание в целости, потому что была зла.
Анна стояла и понимала, что происходит.
На душе сделалось пусто, оставалось только какое-то тусклое удовлетворение от того, что редактора она ударила не зря.
Подключённая к сети «DifferZ», Анна увидела теперь, как была неправа.
Работа шла, они пытались нагрузить ей мозг какими-то вычислениями, чтобы она отключилась. Но Анна взглянула пошире, вслушалась в команды в мозгу, вникая в суть происходящего.
Где-то далеко отсюда, на другой стороне Земли, в Нью-Йорке, наконец поняли, что нашли то, что искали. Тестовые задания дали результат.
Конечно, не было никаких военных заданий, никто бы их не просчитывал на компьютерах частных международных корпораций. Не собирался врезаться в Землю 2002 NT7. «DifferZ» просто посылали всем своим работникам, таким, как Анна, провоцирующую информацию. Чтобы, если кто-то в мире вдруг осознает, что происходит в его голове во время подключения, он не смог остаться в стороне. Рендеринг графики - это одно, человек мог бы промолчать, и корпорация никогда бы не узнала о нём. А конец света - это другое. Анна поддалась на провокацию и сообщила Шелупинникову. Хотя, наверное, он какое-то время уже подозревал её, поэтому и держал при себе два билета в Нью-Йорк. Собирался отвезти её в центр «Differz». Но Анна вошла в закрытую комнату и попалась на ещё одну приманку - включенный компьютер. Спецслужбы корпорации, предусмотревшие такой случай, откликнулись моментально и включили передачу. И им бы всё удалось, и Анну забрали бы в лабораторию, как уникума, могущего управлять биокомпьютером. Но Анна оказалась сильнее.
Ключевое слово - управлять - Анна отыскала в документах корпорации.
«Управлять… - подумала она, чувствуя злость. - Сейчас я буду управлять…»
Корпорация нашла то, что искала, но Анна не хотела быть их находкой.
Анна двинулась против них, по их же сетям, пока они не поняли и не успели отключить аппаратуру; стирая данные о себе самой из памяти компьютеров корпорации; и тут же, для верности, отдавая команды на форматирование; просматривая информацию по проекту; перехватывая и отменяя команды на взлёт вертолётов, поданные из Нью-Йорка в Европейский филиал «DifferZ». Она понимала, что они нашли её и не отпустят; понимала, что её разрушительная сила не остановит их; понимала, что она, вероятнее всего, никогда уже не сможет жить, как прежде; но продолжала делать то, что делала, уничтожая каждое упоминание о себе, каждый байт информации в корпоративной сети, стирая операционную систему, пытаясь по возможности причинить как можно больший вред.
Отключилась связь. То ли в «DifferZ» опомнились, то ли ярость Анны добралась до драйверов систем связи. Анна постояла несколько секунд; потом рванула серьгу на ухе. Резко, больно, разорвав мочку. Анна закричала и бросила передатчик на пол, зло ударила его каблуком. Постанывая, забрала сумку и вышла в коридор, а оттуда, по пыльной лестнице, стала спускаться вниз, к выходу на заснеженную улицу, почему-то ожидая воя сирен. По шее бежала кровь, а по щекам - слёзы. «Хрен вам, - хмуро думала Анна. - Хрен вам. У меня ещё чашка дома не вымыта…»
2009 г.
Он не очень похож на мои остальные рассказы. Во первых, потому что жанр конкурса был киберпанк, а я никогда не пишу киберпанк.
Во вторых, потому что был небольшой лимит знаков, а я совсем редко пишу короткие рассказы.
В-третьих, потому что по правилам конкурса в рассказе должна была присутствовать такая фраза:
"Она обернулась, вытащила из сумочки 2 билета на "Ла-гуардию", вырезки статей и бильярдный шар.
Рука наконец нащупала ключ с номером «12» и она открыла дверь.
Поэтому в итоге получилось то, что есть. Пусть будет хоть где-то в сети на случай ядерной войны. Здесь опубликую самую полную версию.
Голова в облаках
Анна сидела на табуретке, поджав ноги, и дула на кружку с чаем. На кухне было холодно, от чая, медленный и красивый, шёл пар. Анна смотрела сквозь него на окно.
За окном падал лёгкий снежок, совсем призрачный, как вчера вечером. Тюлевая штора была завешена неплотно, и, если выбрать ровный кусочек неба и смотреть на него, можно было увидеть, что снег всё-таки есть, что это не пылинка в глазу и не обман зрения: вот она, падает снежинка, за ней другая; потом ещё одна. Потом пара. И дальше, и больше. Начиналась зима.
Скрипнула пружина подъездной двери, и на улицу вышел мужик. Аня вытянула шею, пытаясь разглядеть его через вишню, растущую напротив окна. А, нет, не мужик, тётка. Неженственная какая-то тётка в шапке, похожей на кепку, с сумкой. Она сошла с крыльца и остановилась, глядя в небо, на падающий снег.
Анна легонько, одобрительно кивнула головой. Скорее своим мыслям, чем тётке, которая всё равно её не видела. Она считала, что снег заслуживает, по крайней мере, того, чтобы на него смотрели. Хотя бы потому, что он успокаивает.
Она подумала, что, может быть, сейчас во всём панельном доме только она и эта тётка смотрят на чарующий танец снежинок. Это было грустно. Анна поглядела на неё, такую некрасивую, с сумкой, куда-то вышедшую по своим бесконечным делам и лицом к лицу столкнувшуюся с красотой. В такие моменты Анна почему-то жалела людей. Хотя обычно они её только раздражали. Господи, да она даже не знала соседей по дому, и тётку эту не знала - из какой она квартиры, с какого этажа?
Анна встала с табуретки, сунула ноги в настывшие тапочки, подошла к окну, прихватив кружку; отвесила занавеску. Градусник за окном показывал минус два. Холодно. Хорошо. Холод успокаивал, Анна знала, что когда нервничает, ей легче в холоде, вот и не шла в натопленную спальню. Чтобы не замёрзнуть совсем, она пила горячий чай. Другим людям, может, он наоборот, подстёгивал бы нервы, но Анна за жизнь перепила его столько, что он на неё просто не действовал, только согревал. Грея ладони об кружку, она смотрела в окно, на рыжую собаку, пробегающую через двор, на чёрных галок на рябине, на падение снежинок. Она вспоминала, как в детстве её чуть не убило током, и она потом долго сидела на этой же кухне, глядя на снег, мусолила обожжённые пальцы, и успокаивалась.
Теперь успокоиться было труднее. Анна выросла, а верить, что всё будет хорошо, и врать себе, что веришь - это разные вещи. Кроме того, ещё не всё было кончено, а успокоиться наперёд, к сожалению, не мог никто на свете.
Анна допила чай. Поставила кружку на край раковины. Она дала себе слово, что помоет её, когда вернётся. Так ей легче было избежать слова «если». Кружка была любимых её цветов, которые Анна называла «цвета кошачьего корма». На самом деле это были цвета пряностей, но у Анны для многих вещей были свои названия.
На какое-то время она покинула кухню, и снег за окном сыпал в одиночестве - никто на него не смотрел. Потом вернулась, уже в джинсах и свитере, с сумочкой в руке. Она сунула её на табуретку под стол, попила воды прямо из-под крана - после сладкого чая ей всегда хотелось пить, - сгребла сумочку и вышла в прихожую. Обула и зашнуровала сапоги, стараясь не нервничать и не путаться в шнурках; намотала шарф; надела куртку с капюшоном, длинную, до колен. Натянула вязаную шапку, перчатки, и вышла за дверь.
Когда Анна вышла из подъезда, то поняла, что на улице холоднее, чем она ожидала. Зима стояла где-то рядом, может, за домом; дышала из-за угла, шевелилась, роняя снежинки; выдавала своё присутствие, только что на глаза не показывалась. Анна поправила перчатки, надела капюшон, спрятала лицо в воротник и пошла вдоль дома, мимо городской почты, налево. Ей нужно было в центр.
В соседнем дворе вдоль подъездной дорожки росли пирамидальные тополя. Анна поняла, что первый раз в жизни слышит, как сильно они, оказывается, шумят на ветру. Почти как осины. Она не очень любила эти деревья, какие-то вечно унылые, усталые на вид, пустынные. Но сейчас она прямо благодарила их за то, что они ещё сохранили зелень. А ещё Анна поняла, как сильно она хочет лета. Жаркого, всеобъемлющего лета, с солнцем и духотой; и чтобы не ледяной ветер со снегом шумел по листьям, а предгрозовой, мокрый и яростный, швыряющий первые брызги, приносящий запах озона и рёв грома.
Но до лета было ещё далеко. Не перевалил ещё за середину ноябрь, нудный и лишний месяц, когда день ото дня становится только лишь темнее и холоднее. Не до конца ещё укоротился зажатый в угол день; не загнал ещё Анну в хандру дефицит солнечного света. Там, дальше, будет легче: выпадет свежий снег, день начнёт прибавляться, придёт Новый Год, и Анна будет одиноко, но всё равно в хорошем настроении наряжать ёлку; потом, после праздников, останется какая-то несчастная половинка января, а в феврале, пусть он тоже лишний, уже можно будет ждать весны, думать про март, встречать всё более поздние и поздние закаты и каждую оттепель надеяться на то, что ну вот всё, это-то уже точно настоящее тепло, а дальше будет только теплее.
Анна поймала себя на этих мыслях, когда проходила мимо бывшего ЦСУ, располосованного трещиной в кирпичной стене. Закусила на секунду губу. Рано было ещё про это думать, да и кто знает, следовало ли вообще. Давно уже благополучно прошёл 2012 год, когда весь мир в глупом страхе ждал конца света; потом точно так же закончился 2013, который пророчили несчастливым. Он, правда, был такой же, как и другие, до него и после, как бы людям ни хотелось придать цифрам какие-то роковые значения. Теперь Анна знала, что цифры не причём. Приближался численно безобидный 2019, но в этот раз Анна совсем не была уверенна, что он будет таким же обычным. С некоторых пор Анна вообще стала сомневаться, что он будет.
Впереди был розовая громада музея, со стен которой смотрели лепные полульвы. На их мордах Анна читала презрение к глупому цвету, которое вполне разделяла.
Анна перешла дорогу возле старой липы, почти небрежно глянув по сторонам. Машин в Ладонеже было немного, как, собственно, и людей. Городок был маленький, хоть и немного растянутый по холмам. Вот почти уже и центр, а пройдёшь немного - спуск к речке и окраина.
Отсюда уже была видна доска почёта с раскрытой ладонью на гербе. Такой же знак печатали на первой полосе «Ладонежских ведомостей», рядом с названием. Анна всегда помнила, как они с друзьями увидели на скамейке брошенный номер «ЛаВэ» с жирным отпечатком чьей-то ладони поперёк текста; как они смеялись. Тогда им всё казалось забавным.
Анна перешла наискосок городскую площадь. Гранитный куб, на котором когда-то стоял памятник, давно пустовал - новых героев не было, злодеев тоже, никто не заслуживал пьедестала. Влюблённые иногда назначали у него свидания, несмотря на убогое, некрасивое граффити, уродовавшее мрамор - чей-то тэг белым баллоном.
Снег падал, пронизывая город. Медленно, плавно, танцуя, как всегда, из стороны в сторону. Падал и падал, засыпая Аннины следы; как будто и не шла она здесь. Как будто никто никуда не шёл.
За всё недолгую дорогу - от дома до работы было семь минут - Анна не увидела вблизи ни одного человека. Каждый из них, немногочисленных, появлялся где-то на краю поля зрения - пробирался за ёлками у администрации; входил в дальний магазин; переходил дорогу у бывшего кафе; все безмолвные и безликие сквозь снег. Ладонеж был провинцией во всех её проявлениях. Мало людей, ещё меньше работы, частный сектор в три четверти города да опустевшие сёла окрест. Были, тут, конечно, и местные фирмы, и какие-то кафе и клубы, в которые Анна не ходила, и всякие небольшие агентства, от рекламного до риэлторского. Все они располагались в старом, прямоугольном Доме быта советских времён. Туда Анна и шла.
В городе вообще все здания были старыми. Ничего нового давно не строили; водопровод часто протекал, централизованного отопления не было уже лет пятнадцать. На площади между плитами, сколько Анна себя помнила, всегда вырастала трава, и детей каждое лето заставляли рвать её на отработках. И Анну заставляли - она до сих пор помнила неприятное ощущение натёртых о бетон пальцев, там, сразу за ногтями. И никто за всю её жизнь не удосужился зацементировать пространство между плит. Зато интернет в городе был, скоростной СиДжи, шестое поколение. Вышка его стояла на пустыре за Домом быта, с тех пор как сгорела тамошняя баня.
Анну иногда сводило с ума осознание того, как разнородно устроен мир, в каких разных плоскостях он живёт, в каких разных временных потоках. Вот мобильная связь: когда Анна родилась, её в Ладонеже ещё и в помине не было. Потом построили первую вышку, её было видно от песочницы; а в школе у неё уже был мобильный телефон. Потом появился мобильный Интернет, сенсорные и цветные дисплеи, видеосвязь, всё, что хочешь; а вместе с тем чёрно-белые телевизоры в квартирах у бабулек как были, так никуда и не делись. Над городом иногда пролетали сверхзвуковые серебристые «Ла-гуардии», заменившие «Боинги», а жители города всё так же ездили на ободранных велосипедах «Украина». Болезней, грозящих мировыми пандемиями, пережили и научились лечить множество, от атипичной пневмонии до конского гриппа. А сделать так, чтобы всю зиму у Анны не был мокрый нос, до сих пор не могли.
Здесь, в провинции, контраст был вообще очевиден, когда сквозь ажур башни интернета виднелся дымок из печных труб; а на раздолбанной дороге двадцатилетняя «лада» разминалась с каким-нибудь новым джипом, из-за движка которого ещё 10 лет назад, наверное, началась бы мировая война. Или вот в школах до сих пор учили таблицу умножения; в магазинах девицы в передниках считали сдачу на старых батареечных калькуляторах, а биокомпьютер, изобретённый не так давно, уже добрался и до Ладонежа.
Впрочем, эта технология сейчас активно тестировалась по всему миру, поскольку кремниевые и гафниевые машины сразу сдали свои позиции, отставая в быстродействии на порядки. И их не могла спасти даже технология облачных вычислений, когда тысячи процессоров тысяч компьютеров по всему свету одновременно и молниеносно работают над решением одной и той же задачи. Потому что биокомпьютер тоже оказался пригоден для облачных вычислений по беспроводной связи, будь то просчёт траектории астероида или рендеринг сложной сцены; и если к подобном у использованию электронных машин уже привыкли, то использование мозга человека в качестве рабочей единицы для подобных действий при помощи биокомпьютера было ещё новинкой. То, что считалось фантастикой, как обычно, стало реальностью, хоть и воспринималось ещё с опаской. Технология была новой, как следует не протестированной, но корпорация платила деньги добровольцам, которые соглашались на несколько часов в день предоставлять свой мозг. Офис находился в Нью-Йорке, отделения фирмы - во всех крупных регионах мира, восточноевропейское и российское отделения сходились во мнении, что людей нужно искать в провинции, потому что там ниже общая напряжённость электромагнитного поля, реже паутина линий связи, просторнее в эфире радиоволнам, и чувствительная аппаратура беспроводной передачи будет работать чище. Так, представительство корпорации, среди прочих, внесло в список и Ладонеж, провело исследования, оценило рынок, установило аппаратуру и начало работать. Первым сотрудником, по совместительству официальным представителем корпорации, вербовщиком и координатором стал Анатолий Иванович Шелупинников, редактор «Ладонежских ведомостей». Всего в Ладонеже набралось сорок человек, которые не побоялись новой разновидности умственного труда. Анна, которая к тому времени сидела без работы, погрызшись с начальством и потеряв место системного администратора в пенсионном фонде, оказалась в этом числе. Им выделили помещение в Доме быта, этажом ниже редакции «ЛаВэ», всем в поликлинике пробили ухо (мужчинам - левое, как боцманам, пересёкшим экватор, а женщинам - на выбор) и вставили серьгу-передатчик, который принимал задачу и отправлял результат. Аппаратура стояла на той же интернет-вышке на пепелище позади Дома быта. Вот так и вышло, что в городе, где давно разворовали завод радиодеталей, а устроиться можно было только грузчиком или продавцом, Анна получила абсолютно фантастическую по сути работу. И это тоже было диким несоответствием; это средневековье, граничащее с высочайшими технологиями. Иногда ей казалось, что весь мир просто разъедется с треском, разорвётся, как полотно, которое тянут в одном направлении, но с разной скоростью, да ещё и защемив один край. Мозг Анны всегда рисовал ей затасканную простыню, белую, с блёкло-оранжевыми и зелёными полосочками, которая не выдерживает разности натяжений и рвётся, рвётся, внезапно обнажая слепящее ничто меж неровных бахромчатых краёв разрыва. И миру приходит конец.
Анна прошла несколько десятков метров по тротуару вдоль главной улицы, отделённая от проезжей части голыми уже каштанами и ржавыми берёзками. Подошла ко входу в Дом быта и взялась за старую деревянную ручку с трещиной, которой летом можно было защемить кожу на пальцах. Открыла чуть скрипнувшую дверь и вошла внутрь.
В тесном холле было тихо, пахло пылью. Была суббота, и Анну встречали только закрытые двери и вывески над ними, у кого линялые, у кого новые. Парикмахерские, мастерские и прочие многолюдные конторы были в другой части здания, и вход туда был с другой стороны.
Анна сняла капюшон и стащила тесную шапку. Ей всегда казалось, что в шапке она глупеет. Положила её в сумку, расстегнула куртку и развязала шарф, поднимаясь по ступенькам. Шелупинников должен был быть сейчас на месте. Работы сегодня не было, но, она знала, по субботам он часто бывал здесь, и не только по делам редакции. Всё-таки он был представителем корпорации, и у него был даже свой кабинет, двенадцатый номер, где стояли компьютеры первичной обработки, считывающая аппаратура, ретранслятор, который служил звеном между серьгой и антенной на вышке. Вспомогательные компьютеры, вроде, были обычные, а какие же ещё. Впрочем, Анна в этой комнате не была и через щёлочку не подглядывала, так что там вполне могли храниться хоть трупы инопланетян.
Дверь в их класс была приоткрыта, и Анна, постучав для вежливости, вошла.
Тут были парты в четыре ряда и стулья, почти как в школе, только без учительского стола - вместо него был компьютерный стол координатора с вращающимся стулом. Было чистенько, хмурый свет падал из окон на жёлтые столешницы парт, скорее приглушая их тёплый цвет, чем освещая комнату. Стёкла в окнах были кривые.
- Здравствуйте, Анатолий Иванович; - сказала Анна, стягивая перчатки.
- Здравствуй, Аня. - Шелупинников обернулся, не вздрогнув. Он стоял у окна, уперевшись руками в подоконник. Он был низенький, лохматый, как Незнайка, с бородкой и в некрасивых очках, одетый в какую-то ярко-красную телогрейку. Анатолий Шелупинников считался представителем местной богемы, и потому, видимо, полагал, что имеет право выглядеть ужасно.
Анна закрыла за собой дверь.
- Анатолий Иванович, - сказала она. - Мы делаем ужасные вещи.
- Анечка, милая, о чём вы таком говорите? - редактор поправил очки, которые абсолютно в этом не нуждались, и отлепился от окна. Анна терпеть не могла, когда посторонние называли её Анечкой. - Я вас не понимаю.
Анна вдруг подумала о том, что он врёт. Что он понимает её, и не просто отмахивается, а врёт. Чего она и опасалась. Почему и надела шарф. Она посмотрела на стол.
Анна глубоко и немного прерывисто вдохнула, собираясь с духом.
- Присядьте - сказал Шелупинников, услужливо придвигая стул. Анна спорить не стала, села. Шелупинников уселся на парту, лицом к ней.
Анна почти машинально взяла с подставки на столе бильярдный шар, символ победы редактора на городском чемпионате. Ей нужно было чем-то занять руки.
- Что нам говорили, когда мы устраивались на работу? - спросила Анна. Поглядела на окно, на снег, чтобы немного успокоиться, и, опередив Шелупинникова, сама себе ответила: - Что нейроны мозга каждого из нас будут использоваться как мощности для обработки данных в вычислениях центрального биокомпьютера. Который физически находится в Нью-Йорке и взаимодействует с нами через беспроводную связь. - Анна взяла себя за серьгу в левом ухе. Многие женщины брали две (вторую, нефункциональную, им предоставляла корпорация для пары), но Анна не любила таких украшений, серьгу взяла только одну, и относилась к ней, как к технике, благо на вид она была довольно минималистичной - белый металл и синий искусственный сапфир.
- Да, а что-то разве не так? - Спросил Шелупинников. У Анны появилось ощущение, что она разговаривает с ботом. От этого стало горько. Она положила шар рядом с собой и спросила:
- А вы никогда не замечали ничего странного?
Шелупинников помотал головой.
И тогда Анна, волнуясь, перебирая пальцами края куртки, встала и начала говорить. Сидеть, когда нервничала, она не могла. Редактор остался сидеть на парте, сложив руки и внимательно глядя на неё.
- Понимаете, сначала всё было хорошо. Как и обещали, я ничего не чувствовала, пока мой мозг использовали. Как будто спишь на лекции - не отдыхаешь, но вроде ничего и не происходит. Потом стало что-то отвлекать. А потом я стала видеть картинки.
Анна замолчала и посмотрела в глаза Шелупинникову. Он целых две секунды никак не реагировал, и она, не выдержав, продолжила.
- Когда я недавно смотрела «Белый Месяц» с Лонгом, я узнала целую сцену. Там, где рубятся под снегопадом друг с другом. Понимаете, я узнала спецэффекты. Эта сцена просчитывалась в моей голове. Как это может быть?! - Анна сглотнула. - Потом я стала воспринимать данные. Однажды, в тот четверг, когда приезжали немцы, мы обрабатывали возможности упреждения ударов вероятных противников и траектории ответных ударов. Миллионы вариантов развития событий. Для американской армии, понимаете? И я действительно это помню! Ну, не миллионы вариаций, но помню, что были бездны цифр, и знаю, для чего мы их считали. Я начала чувствовать, к а к используют мои мозги, и я вижу картинки, в то время как должна ничего не чувствовать. Скажите, как это может быть. И скажите мне, что я одна такая.
Анна понимала, что её речь бессвязна и полна повторений, но не волноваться она не могла - она ещё не всё сказала.
Редактор поднялся наконец с парты, а Анна села на стул. Берегла силы, они ей ещё были нужны.
- Анечка, не стоит так волноваться; - сказал он, как будто Анна закатила истерику из-за сломанного ногтя. Анну охватило желание сгрести его за грудки. - Я думаю, это какой то побочный эффект, мы свяжемся с Нью-Йорком и всё решим.
Анна холодно улыбнулась.
- Вы думаете, «DifferZ» могут решить проблему конца света?
Шелупинников опёрся задом о парту.
-Что вы имеете ввиду? - удивлённо спросил он. Не настолько, впрочем, удивлённо, чтобы Анна ему поверила.
- То, что они используют наши головы для прочёта траекторий небесных тел. И с вероятностью в 97 процента в 2019 году в Землю врежется астероид 2002 NT7.
Шелупинников захлопал глазами.
- Что, начальство вам не сказало? - мстительно спросила Анна.
- Но подождите, Анечка, это какая-то ошибка, это не может быть правдой! - Шелупинников принялся расхаживать по комнате. - Давайте во всём разберёмся! Мы свяжемся с Нью-Йорком, и…
- Посмотрите-ка в окно, Анатолий Иванович; - перебила его Анна, указывая рукой на город за стеклом.
Редактор повернулся в сторону окна. Анна положила бильярдный шар на полотнище шарфа, перекрутила ткань и встала с кресла. Дома она тренировалась на теннисном мяче, и теперь сделала это мгновенно. Она взмахнула рукой, и шар по короткой траектории обрушился Шелупинникову на затылок. Он упал на пол. Анна почувствовала тошноту и, одновременно, наэлектиризованность. От нервов всё тело казалось лёгким, как сголоду. До этого она только раз била человека, в школе.
Анна подошла к столу. Тут лежали какие-то бумаги, вырезки старых статей, рукописи - видимо, Шелупинников занимался делами газеты. Анна выдвинула верхний ящик. Бумаги, скрепки, зачем-то старые 3.5 дискеты; конверт, а под ним - и ключ. На стальной советской бирке был выбит номер 12. Анна открыла конверт. Сжала губы, обнаружив там два билета на самолёт. В Нью-Йорк. Шелупинников собирался к боссам. С кем? С ней? Чувствуя нехорошее, Анна сгребла всё, что попалось под руку, в сумку, и вышла в коридор, закрыв дверь. Шелупинников остался там, дышать в пол.
Два билета. Господи, Анна даже не глянула, на какое число. Но ей страшно не нравилось происходящее. Как будто её ждали.
Она дошла до двери. Пожалела, что сгребла всё в сумку, когда можно было положить в карман. И, наверное, ключ будет в самом низу, с ней всегда так бывало.
Ей показалось, что кто-то идёт.
Она обернулась, вытащила из сумочки 2 билета на "Ла-гуардию", вырезки статей и бильярдный шар.
Рука наконец нащупала ключ с номером «12» и она открыла дверь.
Она вошла и закрыла за собой дверь. На ключ.
В комнате было почти тесно. Стояло два каких-то шкафа, похожий на серверные, и компьютеры. Освещали комнату только светодиоды аппаратуры да один экран с зимним скринсейвером. Анна знала, что тут должна была быть выделенная, защищённая линия связи с центральным офисом «DifferZ». Она подошла к компьютеру и сдвинула мышку.
Что-то тронуло голову Анны, как будто мягкой ладонью провели сквозь неё, выгребая мысли. Включилась передача.
Анна должна была перестать думать, но не перестала. Она уже привыкла к тому, что её голову использует ещё кто-то, кроме неё, а за последнее время научилась думать во время работы. Сначала понемножку. А сегодня она удержала сознание в целости, потому что была зла.
Анна стояла и понимала, что происходит.
На душе сделалось пусто, оставалось только какое-то тусклое удовлетворение от того, что редактора она ударила не зря.
Подключённая к сети «DifferZ», Анна увидела теперь, как была неправа.
Работа шла, они пытались нагрузить ей мозг какими-то вычислениями, чтобы она отключилась. Но Анна взглянула пошире, вслушалась в команды в мозгу, вникая в суть происходящего.
Где-то далеко отсюда, на другой стороне Земли, в Нью-Йорке, наконец поняли, что нашли то, что искали. Тестовые задания дали результат.
Конечно, не было никаких военных заданий, никто бы их не просчитывал на компьютерах частных международных корпораций. Не собирался врезаться в Землю 2002 NT7. «DifferZ» просто посылали всем своим работникам, таким, как Анна, провоцирующую информацию. Чтобы, если кто-то в мире вдруг осознает, что происходит в его голове во время подключения, он не смог остаться в стороне. Рендеринг графики - это одно, человек мог бы промолчать, и корпорация никогда бы не узнала о нём. А конец света - это другое. Анна поддалась на провокацию и сообщила Шелупинникову. Хотя, наверное, он какое-то время уже подозревал её, поэтому и держал при себе два билета в Нью-Йорк. Собирался отвезти её в центр «Differz». Но Анна вошла в закрытую комнату и попалась на ещё одну приманку - включенный компьютер. Спецслужбы корпорации, предусмотревшие такой случай, откликнулись моментально и включили передачу. И им бы всё удалось, и Анну забрали бы в лабораторию, как уникума, могущего управлять биокомпьютером. Но Анна оказалась сильнее.
Ключевое слово - управлять - Анна отыскала в документах корпорации.
«Управлять… - подумала она, чувствуя злость. - Сейчас я буду управлять…»
Корпорация нашла то, что искала, но Анна не хотела быть их находкой.
Анна двинулась против них, по их же сетям, пока они не поняли и не успели отключить аппаратуру; стирая данные о себе самой из памяти компьютеров корпорации; и тут же, для верности, отдавая команды на форматирование; просматривая информацию по проекту; перехватывая и отменяя команды на взлёт вертолётов, поданные из Нью-Йорка в Европейский филиал «DifferZ». Она понимала, что они нашли её и не отпустят; понимала, что её разрушительная сила не остановит их; понимала, что она, вероятнее всего, никогда уже не сможет жить, как прежде; но продолжала делать то, что делала, уничтожая каждое упоминание о себе, каждый байт информации в корпоративной сети, стирая операционную систему, пытаясь по возможности причинить как можно больший вред.
Отключилась связь. То ли в «DifferZ» опомнились, то ли ярость Анны добралась до драйверов систем связи. Анна постояла несколько секунд; потом рванула серьгу на ухе. Резко, больно, разорвав мочку. Анна закричала и бросила передатчик на пол, зло ударила его каблуком. Постанывая, забрала сумку и вышла в коридор, а оттуда, по пыльной лестнице, стала спускаться вниз, к выходу на заснеженную улицу, почему-то ожидая воя сирен. По шее бежала кровь, а по щекам - слёзы. «Хрен вам, - хмуро думала Анна. - Хрен вам. У меня ещё чашка дома не вымыта…»
2009 г.