Иван Ефремов «Women in my life»
Свершилось. Уж и не чаял услышать эту новость в скором времени, однако же всё-таки это произошло: подготовлена к изданию и скоро придёт из типографии книга воспоминаний Ивана Ефремова «Мои женщины». Я упоминал её в постах «ИАЕ и «Харлей-Дэвидсон» и «Нетронутые особняки». Это, наверное, самое важное событие в исследованиях биографии и творчества Ефремова даже не за десятилетие, а, наверное, за полвека как минимум. Любопытно, что именно 21 век стал самым плодотворным в этой области - были опубликованы ранее никогда не издававшиеся рассказ «Каллиройя» и повесть «Тамралипта и Тиллотатама», была издана переписка Ефремова, написана биография для серии ЖЗЛ, и хочу отметить, что это всё стараниями исключительно энтузиастов - почитателей творчества Ивана Антоновича, собравшихся вокруг сообщества «Нооген». Однако чего-то всё равно не хватало. И вот появился этот текст. Сказать что он стал откровением - будет банально, пошло и не совсем правдой. В том смысле, что те кому реально было надо - всё поняли ещё тогда, когда прочитали «Час Быка», «Лезвие бритвы» уже десятки лет назад. Но - это было что ли в некотором роде обобщённое знание. Как бы ни были глубоки переживания, вызванные литературным произведением, это несколько иное, нежели узнавание собственно его автора. А при таком глубоком впечатлении интерес к нему и его жизни неизбежно возникает. И это тот случай, когда такой интерес и оправдан, и несёт собой даже больше, чем можно было предполагать.
Многие знаменитые деятели искусств, создавая действительно интересные произведения, при этом оказываются с своей обычной, «мирской» жизни людьми гораздо более мелкими и мелочными, нежели их детища и поклонник зачастую разочаровывается, будучи вынужден разведя руками - с этого «делать жизнь с кого» не получится - и воздев очи горе отделять зёрна от плевел, утешая себя тем что «любим мы его не за это». С Ефремовым, к счастью, не так, а ровно наоборот - иметь такого человека в примерах и героях не зазорно. Хотя и он делал иной раз по молодости глупости, однако к счастью он был из тех, кто способен преодолевать себя и свои ошибки - и тем его опыт ещё ценнее.
Но если бы речь шла просто о неком примере для подражания - писать бы о том может и не стоило бы. А мне лично после прочтения этих записей он стал ещё ближе и дороже, можно сказать - роднее. В нашем языке много слов для описания формального родства, а вот для приятия другого как сразу и брата, и отца, и учителя, и друга, и если угодно - как самого себя, потому что может быть это и слишком сильная фраза, но это прикосновение к чужой жизни можно назвать «я влез в его шкуру» - маловато. Даже несмотря на то, что когда он ушёл из жизни, до наступления моей оставалось ещё несколько лет. Странно это, неописуемо - тебя ещё нет вообще никак, а уже что-то было и кто-то был, и было это уже бурным полноводным потоком. И я не знаю, стал ли бы он со мной вообще разговаривать, случись нам таки пересечься - имею ли я достаточно чтобы что-то ему сказать, но то что я пережил, прочитав - то вызывает во мне именно описанные ощущения.
Не хочу сказать, что со мной произошло нечто мистическое - слишком уж вульгаризированно и примитивно понимается это, однако в жизни бывают ситуации, когда ты словно получаешь ответ на некий вопрос, раз - и паззл сложился. Это может быть открытие у учёного, какое-то изобретение у изобретателя, но это может касаться и человеческих отношений. Раз - и ты вдруг что-то понял о человеке. Что называется - торкнуло. Одна такая ситуация была когда я в лётных удостоверениях деда нашёл записку «Это моя жизнь. Ушло это - ушла жизнь, осталось одно доживание» - и это мне сказало кое-что о нём как о человеке многое, чего я не знал при жизни, или вернее не знал так, как это понял в тот момент. Наверное, нужно было приобрести самому какой-то жизненный опыт и груз лет за спиной, чтобы это понять, но тут удивительно то что ответ этот нашёлся - и вполне буквально, физически, с ясностью необычайной, не допускающей разночтений. А другая - вот когда прочёл эти записи Ефремова. Были у меня вопросы, и я даже подозревал, что есть на то явные ответы, но прямых доказательств не имел, всё на уровне гипотез, дескать, он в принципе мог бы что-то такое написать. А тут на тебе. Прямо привет с того света. И в такие мгновения и холодок по спине пробегает, и особенно, до скрежета зубовного, больно от того что не можешь протянуть руку.
Вообще, эти записи интересны со многих сторон, и как личные воспоминания, и как исторический источник. Мне не так уж много попадалось произведений, в которых время уже столь отдалённое - практически на век назад - воспринималось бы настолько близко.
Хотя, надо сказать, что тут сказывается сама эпоха, перемена крупных исторических периодов. Я как-то писал про то что начиная с 20 века наступает глобальный мировоззренческий перелом, в том числе в том смысле, что зачастую без конкретных указаний нельзя сказать когда именно написан текст, по крайней мере при беглом взгляде, потому что как минимум для нескольких поколений какие-то детали быта и связанные переживания становятся общими. Скажем, такие банальные вещи как автомобиль, телефон - это то что общее и для жителя начала 20 века, и для нашего современника, и у нас с ним больше общих тем и проблем, чем с жившими всего-то за несколько десятков лет до того, к которым какой-нибудь Наполеон или хоть Александр Македонский были ближе, чем этот 19 век к нам - потому что банально на лошадиной тяге жили (хотя конечно и не только это), характерные бытовые проблемы, скорости перемещения и т.д. были одинаковыми на протяжении сотен и даже тысяч лет. А вот проблемы человека 20 века были бы одинаково далеки и от большей части 19 века, и любого до того.
И как раз 20-е годы 20 века - уже из тех, когда с точки зрения нашего современника «уже всё было». Но тем не менее, в рамках смены глобальных трендов есть свои локальные какие-то тренды и особенности. Скажем, «12 стульев» даже полвека назад, когда были сняты знаменитые экранизации, воспринимались как безусловная архаика, ретро - хотя было живо ещё полно людей, для которых это ретро было банальностью быта их молодости. И читая дилогию Ильфа с Петровым тоже воспринимаешь это как архаику. А вот воспоминания ИАЕ читаются как если и не вчера написанные, то действительно кажется - руку протяни, только что было, ну может несколько лет прошло.
И конечно, наверное нужно сказать о том, что значительная часть содержания посвящена отношениям мужчины и женщины в предельно близком рассмотрении, то есть попросту говоря сексуальным отношениям - если вдруг кто не поймёт из пространных описаний и аннотаций. Наш современный язык, к сожалению, слишком убог для рассказа о страсти и говоря о сексуальности сложно говорить с должной мерой адекватности - это либо сухой язык некоего формального медицинского или криминалистического описания, либо порнографии, переходящей в заборную похабщину. Ефремов один из немногих - по крайней мере русскоязычных - авторов, который это старается сознательно преодолеть, и на мой взгляд, достаточно удачно. Рискну даже предположить, что это вообще новое слово в литературе. Примерно как, скажем, «Лезвие бритвы» - это не детектив, не приключенческий роман в обычном понимании, но и не научный трактат. Крайне не рекомендую как ханжам и святошам, так и тем, кто полагает что секс - это «просто для здоровья», а равно любителям «клубнички». Хотя, выражаясь тем самым недоязыком, описания половых актов и что куда засовывается присутствуют в полной мере.
Впрочем, сильно подозреваю, что дело не столько в языке и вокабуляре как таковых, сколько в мышлении носителей. Дураку и палец покажи - ржать будет. «Господа, вы звери, господа».
А ниже приведу сообщение и предисловие к книге Николая Смирнова и Ольги Ерёминой, которые собственно и проделали львиную долю работы по подготовке текста к публикации. Замечу, что это непросто даже чисто технически - почерк Ефремова, который он сам иронически называл «курописью», требует недюжинных усилий по расшифровке, а на машинке он далеко не всё печатал.
В ближайшие дни выйдет ВОСЬМОЙ ТОМ собр. соч. Ефремова "МОИ ЖЕНЩИНЫ".
Материалы никогда не публиковались, работа над томом шла последние полтора года, включая сложнейший этап классической ефремовской криптографии.
В книгу вошли 14 рассказов И. А. Ефремова, объединённых в цикл. А также подборка писем, обращённых к Таисии Иосифовне Юхневской.
1923-1927: Царица Ночи
1924: Кунико-сан
1925: Лиза. Тысячи ликов любви
1926: Зина-Зейнаб
1926: Е. П. М.
1927: «Старуха»
1927: Вторая Люда
1929: Амазонка
1929: Сахавет
1930: Тамара
1931: Валерия
1935: Катерина
1943: Мириам
1950: Последняя богиня
«…Мне хочется, чтобы те, кто не имел настоящего опыта или ещё очень молод или несчастен, извлекли пользу из моих воспоминаний. Слишком дико и нелепо мы умалчиваем о важнейших и прекраснейших сторонах нашей жизни, слишком невежественна наша молодежь в сфере половой любви, слишком пренебрегаем мы эмоциональной стороной жизни. И в результате, после тысячелетнего опыта и тонкого искусства страсти в древние времена и на Востоке, мы, ведущая на Земле раса цивилизованнейших людей, нисколько не выше обыкновенных животных в вопросах страсти. Но человек - не животное, и расплата неминуема!»
Иван Ефремов. «Вторая Люда»
Тираж ограничен. 18+. По вопросам приобретения - в личку.
[
https://erema-o.livejournal.com/833528.html
https://vk.com/feed?w=wall13423800_3663_r3670
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=2603780406433609&id=100004050265892
]
Предисловие (в сокращении)
Рассказы цикла создавались на протяжении многих лет.
Часть из них напечатана на той же печатной машинке, что и письма, подготовленные к изданию в «Переписке...».
Летом 1952 года Ефремов отдыхает в Доме отдыха писателей на Карельском перешейке, в Комарове. Оттуда он пишет письмо Таисии Иосифовне, где говорит, что ему дали напрокат печатную машинку. Само письмо напечатано именно на ней. По сравнению со шрифтом машинки автора её шрифт более низкий и округлый, шире межбуквенные расстояния.
Рассказ о Кунико, второй в цикле, напечатан таким же шрифтом. Мы можем с большой вероятностью предполагать, что он был написан в Комарове летом 1952 года.
В рассказе о Тамаре, десятом в цикле, автор пишет, что с 1930 года, то есть со времени описываемых событий, прошло 36 лет. Следовательно, работа над ним приходится на 1966 год.
Если условно принять 1952 год за начало работы над циклом, то мы можем увидеть, что он составлялся на протяжении почти полутора десятков лет, при этом образы описываемых женщин существенно влияли на образы героинь крупных произведений Ефремова, о чём говорит и сам автор.
При подготовке настоящей книги редакторы не вносили изменений, кроме самых необходимых. Возникает впечатление, что мы слышим живой, непосредственный рассказ Ефремова о своей жизни.
В этой книге впервые публикуются 25 писем Ефремова, адресованных Таисии Иосифовне, 3 письма, написанных Марии Фёдоровне Лукьяновой, старейшему сотруднику и верному другу, и одна телеграмма, отправленная из Пекина в Москву. Дополняют впечатление три письма Таисии Иосифовны, адресованные Ефремову.
Завершает второй раздел книги фрагмент «Огромные заиндевелые берёзы..». Один текст в двух вариантах был напечатан на отдельном листке. Возможно, он был написан в 1958 году в феврале, когда Ефремов находился в санатории «Узкое». Это попытка запечатлеть в слове ощущение зимы и встречи с любимой женщиной. Отрывок ценен и тем, что текст имеет два варианта: мы можем видеть, как Ефремов работает над словом.
Жизнь его настолько богата событиями и многогранна, что по ней можно было бы создать серию приключенческих романов: научные экспедиции, раскопки, плавание по Охотскому морю, встречи с представителями коренных народов исследуемых земель - уже одно это даёт богатейший материал, который заинтересует историков, этнографов, биографов.
В данном случае автор сам открывает для нас множество подробностей своей жизни.
Время в рассказах предстаёт живым, объёмным, наполненным характерными деталями, которые обычно проходят мимо внимания, но дают живую картину. Особенности быта Петрограда и Москвы, далёкого Хабаровска, маленького Никольска и заштатного Лальска, районов Дальнего Востока, забайкальской тайги, Русского Севера, Киргизии, Казахстана, острые замечания о времени и людях, определяющих его ход, - всё это описано точно и ёмко, настолько, насколько это необходимо для раскрытия главной темы, без стремления что-либо приукрасить или преувеличить.
Эротические ситуации вписаны в широкий историко-культурный контекст.
О себе автор пишет ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы читатель понимал контекст истории. Главное его внимание как искателя красоты сосредоточено на героинях рассказов. Мы видим их через двойную призму: автор пытается показать их такими, какими он воспринимал их в соответствующем возрасте, и такими, какими он осмысляет их поведение, будучи зрелым человеком.
Мы узнаём не только о физических особенностях женщин, их фигурах и лицах, но и о душевных качествах, о том, как они воспринимают и переживают противоречия существующего мира. Вот эта направленность внимания героя-рассказчика не на себя и свои чувства, но на внутренний мир женщины делают этот цикл уникальными в своём роде.
Следует подчеркнуть: в русской литературе нет примеров яркой и при том плодотворной страсти. Все они либо трагичны по причине отчуждённости человека от самого себя - ведь насыщающий таких людей романтизм по природе своей тяготеет к смерти («Гранатовый браслет» Куприна), либо трагичны по причине социального отчуждения (Григорий Мелехов и Аксинья в «Тихом Доне» Шолохова). «Тёмные аллеи» Бунина, «Первая любовь» Тургенева и ряд других текстов или сюжетных линий в составе крупных произведений показывают с поразительной проникновенностью магнетизм эроса и… фатальность его бесплодия, принося героям лишь разочарование, бессилие и сломленность. Всё это, увы, типично для нашего общества и имеет главной причиной невежество, проистекающее от табуированности эроса и физической любви. Отсюда бедность языка, описывающего этот важнейший слой жизни, бросание в крайности - от нарочитой выхолощенной стыдливости в развязность и бравирование.
Неоднократно описывал это Мастер, подытоживая свой полувековой поиск, наиболее полно высказавшись в «Часе Быка»:
«Родис задумалась и сказала:
- Всему причиной сексуальная невоспитанность, порождающая Стрелу Аримана. Кстати, я слыхала про вашу лекцию об эротике Земли. Вы потерпели неудачу даже с врачами, а они должны были быть образованны в этом отношении.
- Да, жаль, - погрустнела Эвиза, - мне хотелось показать им власть над желанием, не приводящую к утрате сексуальных ощущений, а наоборот, к высотам страсти. Насколько она ярче и сильнее, если не волочиться на ее поводке. Но что можно сделать, если у них, как говорила мне Чеди, всего одно слово для любви - для физического соединения и еще десяток слов, считающихся бранью. И это о любви, для
которой в языке Земли множество слов, не знаю сколько.
- Более пятисот, - ответила не задумываясь Родис, - триста - отмечающих оттенки страсти, и около полутора тысяч - описывающих человеческую красоту. А здесь, в книгах Торманса, я не нашла ничего, кроме убогих попыток описать, например, прекрасную любимую их бедным языком. Все получаются похожими, утрачивается поэзия, ощущение тупится монотонными повторениями».
Воспоминания о встречах с женщинами, призванные продемонстрировать возможность осветления тёмных глубин человеческого естества, опасностей и преодолений половой любви стоят особняком в русской литературе, подобно тому как исключительна роль Ефремова в развитии русской словесности в других областях - описании далёкого космоса и возможных форм жизни, геологического пейзажа родной планеты, введении на роль сопровождающего безличного персонажа художественного произведения творческой мысли в её становлении и развитии («приключения мысли»).
Могучая первобытная сила, заключённая в здоровом человеке, прорвётся наружу всё равно, ибо она и есть сама земная жизнь, но будет только искривлена доминирующими культурными установками. Не случаен глубокий интерес Ефремова к восточным любовным трактатам, структурирующим и направляющим эту энергию, дающим ей выразиться облагороженно и оплодотворить духовные чаяния, а также к эллинским представлениям о калокагатии и институту гетер, не имеющим аналогов в западном мире.
Конечно, для автора это был весьма непростой путь, ведь поиск необходимой формы самовыражения отнюдь не литературен, но рождён самой живой жизнью, реальными отношениями, возникающими спонтанно и поставленными в самые причудливые и сложные условия. Свидетельства его поразительны и лишний раз показывают нерушимые основания запечатлённого им позже в художественном слове. Ефремов знал жизнь от и до, во всех её проявлениях, всегда можно быть уверенным: его слово произросло из глубокого понимания сути вещей и процессов, а не является маниловской грёзой оторванного от обыденной жизни профессора, специалиста по ископаемым ящерам.
Ивана Антоновича всегда интересовала и притягивала красота во всех её проявлениях. Красота в целом как наивысшая мера целесообразности и красота женская как наиболее выразительная, волнующая и рождающая любовь. Понять секрет, вызывающий в человеке чувство прекрасного, сподвигающий на поступок с большой буквы, вдохновляющий на неустанное творчество, - важнейшая сторона его размышлений и устремлений.
Автобиографические рассказы о женщинах - гимн красоте и любви. Гимн в античном значении - как обращение к высочайшему, находящемуся в мире божественного совершенства. В мире людей совершенства нет, но есть отблески его. Концентрируя эти блики, Ефремов фокусировал их в световые столпы мудрого осознания и лазерные лучи диалектических формулировок, понимая мудрость как наилучшее сочетание разума и чувств. Стремление понять удивительные встречи, дарованные ему судьбой, наполняет отточенное повествование. Автор много где был и очень много что видел. Его состояния и переживания, конечно, трудно понять современному городскому жителю, лишённому общения с грандиозными силами природы, лишённому уединения, необходимого для размышлений, да и самих размышлений, включающих в себя ландшафты неисчерпаемого многокрасочного мира, где каждая отдельная частица есть одновременно волна.
Многолетний труд-поиск в условиях на краю сил (вспомним ефремовскую констатацию: высшее счастье всегда на краю сил!), требующий неимоверного слитного напряжения тела, души и интеллекта, выявил, выточил, словно друзу кристалла, удивительный ефремовский дух. Дух, для которого красота женщины в известной мере противостояла красоте чисто природной, так как была одушевлённой, действующей, чувствующей. Человек - часть природы, но глубокое чувство и разум - то, что преодолевает природные циклы. И чисто природная, инстинктивная тяга к женщине недаром трансформируется в светлое чувство любви и неизменной благодарности. Вспомним восхищённое определение статуи Тиллоттамы безвестным индийским ценителем: заря на цветке или цветок на заре, но несомненная заря!
Ефремов давал женщинам очень много - зёрна красоты, которые он собирал, вываивал во встреченных им красавицах, пытался переоткрыть и сообщал через танец любви. За то они его и любили. Отношение это изначально было не потребительское (чему свидетельством, например, игра в Гарун-аль-Рашида, после перенесённая в «Лезвие бритвы»), он помнил про всё, пытался заклясть в слове переживание реальности необычайного и тем - сохранить и охранить свою память. Значит - сделать достоянием всех людей, о чём и писал, показывая осознанность своей работы.
Иван Антонович чётко отделял похоть от страсти, понимал самую насущную необходимость для каждого человека понимать эти моменты и практически прикладывать их. Мерилом ответственности тогда становится качество духа, готовность к саморефлексии и пониманию того, на каком месте во внутреннем космосе ты находишься в данный момент, что тобой движет в том или ином порыве. Необходимо понимать, что корни ефремовской антропологии лежат именно здесь. Отсюда и великая правда его персонажей, полных чувственной силы, исключительного здоровья, но не ограниченных этим, ибо если ты не растёшь внутренне, духовно, то и не сможешь достойно распорядиться здоровьем и чувственностью. Невозможно получить высшее наслаждение без подключения высшего регистра. Ефремов своим примером ясно показывает выбор: чёрная дыра биологии или тело как ножны духа.
С раннего возраста он познавал те тончайшие переходы, которые для большинства в лучшем случае являются недоступной грёзой, но которые и составляют важнейшую часть изначальной осевой природы человека и вехи перспективных путей его становления.
Традиционная формальная мораль прежних закрытых сообществ на одной стороне, холодный пресыщенный биологизм, неизбежно приводящий к цинизму и апатии, - на другой стороне. Ефремов шёл высшей колесницей, превозмогающей монотонное качание маятника, показывая этим пример возможностей реальной жизни.
История поисков любви и глубокая благодарность ко всем женщинам, встретившимся, пусть и мимолётно, на этом пути, стремление запечатлеть для других свой опыт - вот основная интенция рассказов, то, что двигало Ефремовым при их написании.
Women in my life
To my last and dearest by far the most beloved woman and wife Thais [Tayuta] -
these frank accounts about extraordinary women
I had meat in my young life. 1
От автора
Several extraordinary women in my life [most kindred and intimate excluded], from whome I learned so much.
I don’t know who is living now and who passed away, but dedicate this truthful accounts to their lucid memory, pure and noble souls and beautiful bodies. 2
Истории тринадцати 3 женщин, встреченных мною в жизни, вовсе не обнимают всего моего опыта, и все «оффициальные» близости здесь не упомянуты.
Записи эти сделаны вовсе не для доказательств моих доблестей или каких-либо особенных «побед». Точно также, не для перечисления эротических качеств возлюбленных, хотя, конечно, без эротических характеристик обойтись было нельзя, да и зачем?
Но суть - в великой красоте Эроса, физической любви как сочетания красивых тел и, главное, в постепенном восхождении к чистым высотам пламенной страсти и постепенном поиске этой красоты, с годами становившимся всё более осознанным.
Встречи, описания здесь отобраны именно по этому признаку - каждая из возлюбленных, которая дала мне очередное посвящение Афродиты и подняла от животного желания к человеческой страсти, как орудие взлёта духовных и физических сил или просто чистого и благородного порыва к красоте, счастью и помощи своей подруге. Поэтому здесь упомянуты и более или менее долгие связи, и очень короткие - но те, которые подходят под определение служения и восхождения с 16 лет моей жизни. Но когда прежде, до встречи с Т. 4, я «временами не справясь с тоскою и не в силах смотреть и дышать, я глаза закрываю рукою, о тебе начинаю мечтать» 5 - когда приходило такое настроение, то из всех тринадцати мечталось о Кунико и Мириам. Почему? Из-за краткости или обречённости на разлуку? Из-за трагического обрыва и невозможности обрести снова? Не знаю.
Эти тринадцать говорят о великом разнообразии красоты и безконечных возможностях любви, если встречаются двое, оба мечтающие о чём-то высоком в жизни и страсти, о Галатее, Афродите или царице фей, даже Цирцее, которая не страшна ищущим красоту.
Может быть, эти отрадные и откровенные записи покажут идущим позади в потоке времени всё величие и неисчерпаемость физической любви. Если они будут чуткими, осторожными и обязательно добрыми, будут следовать древней мудрости Эроса, то всё это и ещё гораздо больше будет возможно для них.
Ведь то, что описано здесь, произошло в бедные, но светлые, почти нищенские годы начала советской власти, затем в трудные периоды первых пятилеток, в страшную войну и годы опасной для всякого интеллигента кровавой сталинщины. Гораздо больше возможностей у тех, чья жизнь придётся на более лёгкие времена.
1 Моей последней и, безусловно, самой дорогой и любимой женщине и жене Таис (Таюте) - эти искренние истории об исключительных женщинах, которых я встретил в свои молодые годы. (Перевод А. И. Константинова.)
2 Исключительные женщины в моей жизни (кроме наиболее родных и близких), у которых я так многому научился. Я не знаю, которые из них сейчас живы, а которые ушли, но я посвящаю эти правдивые истории светлым воспоминаниям о них, их чистых и благородных душах и прекрасных телах. (Перевод А. И. Константинова.)
3 Автор пишет о тринадцати женщинах, хотя рассказов четырнадцать. Возможно, предисловие было написано, когда рассказов было ещё тринадцать.
4 Имеется в виду Таисия Юхневская, ставшая последней женой Ефремова.
5 Цитата из стихотворения Н. С. Гумилёва «Девочка» (1917):
Временами, не справясь с тоскою
И не в силах смотреть и дышать,
Я, глаза закрывая рукою,
О тебе начинаю мечтать.
Некоторые фото рукописи. Для наглядности ИАЕ подбирал вырезки с фотографиями похожих на его возлюбленных актрис и моделей. Как правило речь шла о сходстве фигуры.
