О чем говорят большевики. Часть 1.
Последнее интевью Анны Айвазян из серии PublicPost "Разговоры с националистами". Здесь журналист попыталась собрать коллективый портрет нацбола. Материал от 3 июня 2013 года.
"Другая Россия" - единственная незарегистрированная партия в России, которая имеет большую политическую историю. Своими корнями она уходит в запрещенную в 2007 году НБП. В конце 90-х годов - начале 2000-х, когда в стране не было активного протестного движения, НБП была одной из немногих политических сил, которая открыто выступала против действующей власти. В 2011 году появилась новая оппозиция, а к протесту подключился инертный до этого городской средний класс. Лимоновцы остались в стороне от "болотного" протеста, и их оппозиционная активность проявляется только постепенно затухающими митингами на Триумфальной площади. PublicPost выяснял, какие люди были в НБП, кто теперь в "Другой России" и как изменилось движение.
В конце 90-х годов в партии было примерно 5000 человек. Как говорит ветеран движения Сергей Аксёнов, люди приходили в партию не столько по политическим убеждениям, сколько по типажу. Типаж действительно был: дети советских инженеров и учителей, которые в 90-е годы потеряли свой социальный статус, оказались в нищете и так и не смогли найти себе места в новой постперестроечной России; парни и девушки от 16 до 25, которые чувствовали социальную несправедливость по отношению к своим родителям и считали, что у них отняли будущее. "Нахально молодые", они были готовы и хотели рисковать. Выход своей злости они нашли в акциях прямого действия, направленных против политиков - либералов, капиталистов и власти в целом. Целью этих акций было не столько причинение вреда, сколько символическое выражение протеста и гнева.
В "Другой России" молодежь тоже другая. Это уже не дети фрустрированной интеллигенции 1990-х, готовые идти на риск ради большой идеи. Поколение сменилось, а вместе с ним и демографическая база движения. "Другая Россия" унаследовала от НБП идеи, стиль, людей. Только вот люди, в отличие от идей, взрослеют и стареют.
Сергей Аксенов (справа), один из создателей "Другой России"
Сергей Аксенов пришел в НБП в мае 1997 года и был одним из самых старших среди активистов. На тот момент ему было 27 лет, и выбор был сделан осознанно: два года Аксенов покупал "Лимонку", следил за деятельностью Лимонова, думал, стоит ли вступать: "Я понимал серьезность такого шага. Если ты пришел, то ты должен прийти окончательно. Я не воспринимал это как увлечение".
Аксенов родился во Владимире, учился в Москве в МЭСИ. Родители Аксенова оба по специальности химики, работали в советское время в научно-исследовательском институте. Они выросли в Азербайджане, познакомились в Сумгаите, а потом уехали в Россию. С 17 лет Сергей жил отдельно. Экономист по образованию, он пытался работать в офисе, но ничего не вышло: "Первый раз поработал 2 месяца, второй раз 11 дней. Мне лично деньги особенно не нужны, только чтоб жить хватало. В партии я искал какой-то глубокий смысл. Я видел в ней даже не политическую организацию. Не будь такой партии, носа бы моего в политике не было. Я видел религиозный компонент. Это как мусульманская умма, община".
Когда Аксенов пришел в НБП, вместе с Лимоновым в партии был еще один руководитель - Александр Дугин, который более известен как идеолог евразийства. Разделение на дугинцев и лимоновцев Аксенов помнит хорошо: "Было два типажа людей, они были разные. Один из них был холеный, пах духами, более начитанный. В общем, такой пахнущий духами умник. Второй типаж был проще, это не были умники, а скорее люди, проверяющие свои знания практикой. Первые воспринимали партию как клуб, они видели в этом посиделки. Люди вели себя так, как будто это была тусовка. Лимонов тянул партию в сторону действия, политической борьбы. Когда конфликт стал невыносим, Дугин ушел. С ним ушло 8 человек, потом пятеро пришли обратно. Выяснилось, что всю организацию как таковую строил Лимонов. Дугин в свое время даже говорил "моя роль женская", "вот вы, Эдуард, - вождь, а я жрец, я утешаю". Так оно и было". Сейчас Аксенову 42 года, голова уже частично седая, взгляд молодой, выглядит подтянуто, говорит спокойно, но спорит азартно, а если задеть за живое - яростно. Он всегда был лимоновским человеком: "Скорее я пришел к Лимонову. Я доверял ему, а кто такой Дугин, знать не знал".
Личная жизнь Аксенова всегда была тесно связана с партией. Встречался он только с нацболками, был дважды женат и тоже на нацболках. Вместе с партией прошел путь от борьбы за ее легализацию до акций прямого действия. "Акции прямого действия как жанр стали реакцией на недопуск к выборам. Я был на суде после первого отказа. Там был представитель Минюста. Он пытается нас упрекнуть в расизме, мы ему показываем негритянского члена партии, отбиваем аргумент. И так со всеми вопросами. Я слышал своими ушами в Таганском суде, как он встал и сказал: "Ваша честь, их пять тысяч, они все молодые, мы не знаем, чего от них ожидать". Партию так и не зарегистрировали. Только после этого в 1999 году случилась первая прямая акция, и то за пределами страны - в Севастополе". Вспоминает, как в 1998 году впервые увидел нацболов из регионов - тогда они съехались в Москву со всех концов России, от Магадана до Калининграда. В ответ на вопрос о соотношении красного и коричневого в идеологии НБП, Аксенов говорит, что этнического национализма в партии никогда не было, и даже приводит себя в пример: "Я вот на четверть армянин, а одну из бабушек звали Фатима".
Партия образца конца 90-х, по словам Аксенова, - собрание талантливых, но часто бесполезных людей: "У нас была огромная проблема с людьми, которые хоть что-то умеют делать. Многие писали стихи, немало людей могли подраться, хорошие человеческие качества были у всех, но что-то слепить, организовать большинство не было способно. Я взял в Питере на себя питерский отдел "Лимонки". А потом переехал в Москву. Я думал, что Питер - это маленькая Москва, а это оказался большой Владимир".
В 2001 году арестовали Лимонова и Аксенова по так называемому "Алтайскому делу". Обвиняли в незаконном обороте оружия, а потом еще в подготовке вооруженного вторжения в Казахстан. Обвинение шло в общей сложности по четырем статьям (в том числе "терроризм"). В итоге Аксенов был признан виновным только по статье об обороте оружия и получил 3,5 года колонии: "На зоне было отлично. Я попал в черный лагерь (где власть фактически принадлежит авторитетам среди осужденных - прим. ред.), поселок Металлострой. А поскольку я попал туда после саратовского красного СИЗО (власть контролируется администрацией тюрьмы - прим. ред.), где было очень непросто, здесь был просто рай на земле. Летом зэки загорали на солнышке. Я выходил, работал на сверлильном станке, мебель металлическую сверлил. Однажды зовут меня, там стоит адвокат Беляк. Говорит, "хорош уже сверлить, будем тебя вытягивать". Я освободился раньше срока. Все это время человек от партии делал мне передачи, мешки я ловил каждый месяц, близкие друзья из партии и девочка моя приезжали на свидания".
После тюрьмы Аксенов долго не мог вернуться в партийную работу: "Жить негде, работы нет, профессии нет. Девушка моя была из Сибири, вдобавок еще она была беременна, так мы прожили месяца два. Тогда только появились мобильные, я каждый день звонил и узнавал, где можно будет переночевать. Надо было что-то делать. Когда жена родила, пришлось на год идти работать поваром в ресторан". Фактически, кроме партийной, никакой другой постоянной работы за все эти годы у него так и не появилось. Сейчас он занимается курьерством, чтобы заработать. С первой женой Сергей развелся и женился второй раз, у него двое детей.
В 2007 году партию признали экстремистской и запретили. Это коснулось всех нацболов: "Мы не сразу поняли для себя значение того факта, что нас закрыли. Мы недооценили это. А потом постепенно они стали наказывать, фиксировать попытки политических действий, они всегда были на шаг впереди. Людей стали осуждать десятками. Потом большие штрафы стали давать. Дали 200 тысяч, 150 тысяч - в итоге возникает конфликт в семье. Они по-иезуитски умно стали действовать". В итоге Аксенов стал одним из основателей партии "Другая Россия" (не путать с одноименной оппозиционной коалицией, просуществовавшей с 2006 по 2010). Для него, кажется, ничего не изменилось - тот же вождь, те же товарищи, его по-прежнему держат "под колпаком": "Когда я приезжаю во Владивосток, меня встречают у трапа. Их сила не в том, что они наносят удар, а в том, что они поляну контролируют. Они дают понять тебе, что куда бы ты ни поехал, чтобы ты ни сделал, за тобой присматривают". Но на вопрос, почему прежде большая и гремящая в вечерних новостях партия сменилась на вид тихой и, кажется, постепенно угасающей, отвечает, что люди все те же, только "фон изменился": "Дух партии всегда соответствует духу времени. Сейчас изменился фон. Тогда мы действовали практически в пустоте, сейчас появился еще "болотный" протест. Раньше в условиях пустоты мы звенели громко. На тот момент мы исповедовали крайние методы. Вы же хотели, чтоб звенело, вот оно и звенело". Аксенов считает, что у "лидеров протеста" нет представления о чести. "Та стратегия, которая была выбрана оппозицией, - это не стратегия бунта и революции, а стратегия троллинга. Тогда так и скажите, что мы троллим власть, колем булавкой, чтобы сильно не наглела". Для него быть нацболом - значит быть верным идее, партии, стране. И он уверен, что так будет всегда.
Александр Аверин, пресс-секретарь "Другой России" и Эдуарда Лимонова
Кроме Аксенова, в "Другой России" есть и другой ветеран - Александр Аверин. Он вступил в НБП в 1999 году. Ему тогда было 20 лет: "Я учился в Институте стали и сплавов на Октябрьской. В переходе с кольцевой на радиальную продавалась газета "Лимонка", я стал ее покупать. С 1997 года покупал, два года, а в 1999 году два раза приходил на демонстрации и 6 апреля вступил". Аверин объясняет это тем, что ему нравились политические взгляды Лимонова. Его злила ситуация, которая сложилась в стране в 90-е годы. Он по-марксистски объясняет, что "в нищете оказались целые классы", а он был "антибуржуазным", как и Лимонов. Главным врагом для него и для Лимонова были либералы.
Не только ситуация в стране, но и конкретно его личная ситуация подстегнули Аверина вступить в НБП: "В 90-е годы интеллигентная семья была неблагополучной. Я был сыном советского офицера, который 20 лет прослужил в армии. Мама работала инженером, бабушка - начальником центральной заводской лаборатории, дедушка - конструктором авиационной техники. Дедушка с бабушкой были из крестьян, под репрессии в советские годы не попали и при советской власти жили хорошо. Из таких семей у нас было много людей. Нас лишили будущего. Поэтому в 90-е годы мы и вступали в партию. Видели несправедливость не только в стране, но и личную". Говорит, что "в конце 90-х - начале 2000-х было немодно заниматься политикой - тогда все энергичные люди бизнесом занимались". Но себя в бизнесе он никогда не видел: был выбор между наукой (он занимался металлургическими разработками в лаборатории ИСИС) или партией. Выбрал партию. Привлекала еще и культурная среда, в которой жили нацболы. В 90-е годы в партии и вокруг нее собралось много талантливых людей - художник-акционист Анатолий Осмоловский, музыкант Сергей Курехин. Лидер группы "Гражданская оборона" Егор Летов был одним из основателей НБП.
"К тому времени, как Лимонов вышел, я уже был значимой фигурой в партии. В 2002 году я понял, что у нас пресс-службой никто не занимается, сел писать пресс-релизы и рассылать их по факсу. Тогда все газеты, радио и агентства сидели на факсе. Еще в 2002-м "Первый канал" снял про нас агитку (имеется в виду фильм "Суд над призраком", снятый об "Алтайском деле" - прим. ред.), мы были удивлены. Года до 2005-го свободной прессы было много. Спустя два месяца после начала рассылки пресс-релизов я стал давать интервью, называя себя пресс-секретарем партии. Тогда никто не был против, хотя я и самоназначился. Я взял это направление, поднял с нуля, а значит, это нельзя было оспаривать. После того, как партию закрыли, я и стал пресс-секретарем Лимонова", - рассказывает Аверин.
Лимонов для него всегда был и остается непререкаемым авторитетом. "Когда Лимонов вышел, на вокзале его встречали человек 700. Там было много непартийных, кстати. Цветы, девки, чепчики, телевидение, потом шампанское в бункере пили", - вспоминает Аверин, который сам были среди встречающих. О вожде рассказывает как о простом, вежливом и обаятельном человеке: "При встрече он оказался гораздо проще, чем я думал. Он со всеми разговаривает на "вы", просит называть его Эдуард. Он привык так во Франции, что без отчества обращаются. Приходишь к нему домой, а он говорит: "Что же вы там наследили, ребята! Вытирать надо за собой". А потом возьмет сам тряпку, почистит и зовет обсуждать дела".
С ностальгией вспоминает про бункер (главный штаб НБП). Там он прожил пару лет, за это время, по его словам, потерял 10 кг. "Ели нормально раз в день, так чай пили, хлеб с майонезом могли поесть. Вечерком - макароны, бывало, что и с тушенкой. Денег никогда не было. Партийные деньги составлялись из пожертвований сочувствующих, продаж газеты, взносов партийцев. Но вот на алкоголь как-то хватало". Кажется, аскетизм нацбольского быта Аверину нравился. Да и сейчас он не особенно интересуется деньгами - чтобы заработать, пишет колонки, в сезон работает в поле. Ему 32 года, выглядит уставшим, длинные волосы уже частично седые.
Как и большинство нацболов, Аверин женился на нацболке. Жена отсидела 3 года за участие в одной из акций прямого действия. Многие из его друзей тоже сели в 2004 году. Тогда 7 человек, которые участвовали в акции в Минздраве, получили от 2,5 до 5 лет. В том же году прошла другая большая акция: по делу "39 декабристов" (тех, что устроили акцию в приемной администрации президента) 8 человек получили реальные сроки, остальные получили условные. "39 человек сидело в клетке во время процесса. Ходила туда только одна Анна Политковская. Писала про это, спасибо Анне Степановне", - говорит Аверин. В 2003 году на него самого тоже завели уголовное дело за забрасывание черной краской посольства Латвии в ответ на закрытие русских школ. Но его не посадили: "Сначала обвинили в хулиганстве и взяли подписку о невыезде, потом в этом же году реформировали Уголовный кодекс и вменили вандализм". На вопрос, почему его все-таки не посадили, отвечает, что "тогда было посвободнее, многие ходили с подпиской о невыезде". Аверин вспоминает, как пришли с обыском в квартиру родителей: "Когда пришли в первый раз, мать шокировала оперов из милиции и ФСБ: она то кидалась на них с когтями, то садилась и играла им на пианино Бетховена. А сама в это время успела послать мою сестру к бабушке, у которой я тогда жил, чтобы предупредить".
В 2004 году изменился курс партии, Лимонов стал сближаться с либералами. Сначала все удивлялись, а потом поняли, что так правильно. В качестве примера Аверин приводит хвалебное эссе Лимонова об академике Сахарове: "Кого-то это шокировало, а потом сказали, ну да, был хорошим парнем: наивным, но в целом был прав".
Правда, сейчас Аверин, как и в конце 90-х, считает, что во всем виноваты либералы. Про либеральных лидеров протеста повторяет слова Лимонова о том, что они упустили шанс и все проиграли: "В начале 90-х годов в Москве проходило 500-тысячное шествие оппозиции. А тут люди думали, что выйдет на улицу 30 тысяч человек и режим падет. Выведете на улицу 3 миллиона человек - режим не падет. Он вообще не падает от вывода людей на улицу. Нужно было делать тупо майдан, как в Киеве. Куда слились все либералы, которые в середине нулевых об этом майдане грезили? Мы в этом проигрыше не участвовали. На май 2013 года эта оппозиция проиграла. В стране реакция. В 2013 году в стране менее свободно, чем было в 2011-м. Вслед за неудавшейся революцией в стране наступает реакция". Путинскую власть называет "либеральной диктатурой" в стиле Пиночета: "Сейчас фактически у власти тоже либералы. Всю путинскую эпоху был министр финансов Кудрин - либерал. В плане экономики они либералы. Это не тот либерализм, который хотели бы видеть слушатели "Эха Москвы", но это либерализм". С недавних пор главный лозунг партии - "Отобрать и поделить". Аверин в ответ на вопрос, неужели с таким призывом они рассчитывают на народную поддержку, заверяет, что дачные участки и квартиры отбирать никто не собирается, а вот богатства олигархов - это другое дело.
Аверин считает, что "после того, как разгромят белоленточников, репрессии против нас ("Другой России" - прим. ред.) усилятся". Но сразу же добавляет, что репрессии никогда и не прекращались: 1 мая арестовали активиста в Твери, в Нижнем Новгороде против другого активиста Юрия Старовера начато уголовное дело, по которому ему грозит до пяти лет, во Владивостоке из Приморского театра кукол уволили другоросса-звукооператора. Если давление усилится, "уйдем в подполье", сказал Аверин.
Ксения Крылова, бывшая активистка НБП
Как и многие в начале 2000-х, Ксения Крылова попала в НБП практически случайно. В 2003 году училась на психолога в Ульяновске, познакомилась на рок-концерте с парнем, стали встречаться. Парень оказался нацболом из местного ульяновского отделения. Сначала просто интересовалась, а потом втянулась. В Ульяновске было большое для региона отделение - 700 человек по спискам, и только молодежь от 16 до 25. Девушек в отделении, кроме нее, не было, поэтому сначала Крыловой поручали "женскую" работу. Например, шить флаги.
"Вообще я стала интересоваться политикой из какого-то идеализма. Хотелось делать что-то, стать значимым. На тот момент других резко оппозиционных движений не было. НБП была единственной такой организацией. Скинхеды у нас взрывали, убивали, насиловали, к ним идти не хотелось. Тем более у них не было интеллектуального развития и такого лидера, как Лимонов. В партии можно было пообщаться с политологами, поэтами, музыкантами, можно было завести любого рода знакомства. А когда уже втянулась, тогда это стало делом чести", - рассказывает Ксения.
Впервые в акции поучаствовала в 2004 году: "Мы дурачились. Тогда была мода на забрасывание яйцами. К нам приехал Глазьев, в то время мы с ним разругались, должны были одним блоком идти на Госдуму, но не пошли. Мы кидали яйца с конца зала, ближе подойти не решились. А яйца не долетели - все разбились на первых рядах. Я кидала яйцо, а один из парней - листовки. В прессе прошло, что раскидали листовки, видимо, не заметили яйцо или не написали, потому что не долетело. Мы смылись тогда, убежали по переулочкам, нас никто не догнал".
Многие уголовные дела заводились по случаям так называемого "продуктового терроризма" - нацболы частенько забрасывали видных политиков тухлыми яйцами, майонезом и помидорами. В книге "Санькя" бывшего нацбола Захара Прилепина один из персонажей выливает такой "коктейль" на голову самого президента. На вопрос, зачем нужно было забрасывать политиков продуктами и превращало ли это настоящую борьбу в цирковое представление, Ксения говорит, что потом они перешли к более серьезным акциям.
После этого Ксения поехала в Москву и пожила несколько недель в бункере (всего бункеров у НБП было три, в 2004 году как раз разгромили второй). "Было несколько комнат - приемная, столовая, комната, где отдыхали рядовые активисты, сакральная, предсакральная, зал конференций и комната вождя. Каждую ночь по бункеру выставляли дежурных. Я спала в общей комнате, днем отправляли продавать газеты в метро: давали пачку "Лимонок", и мы их по пять рублей продавали. Все, что заработали, шло на ужин. Кормили раз в день, и то после 10-11 вечера. Были еще бункер-фюреры, они определяли весь регламент. Если ты успешно продавал газеты определенное время, тебя могли повысить - отправляли на более сложные задания, акции прямого действия, на разведки перед акциями", - вспоминает Ксения.
Там же она увидела Лимонова: "Он со всеми партийными активистами пытался познакомиться, перекинуться парой слов, но я не думаю, что он кого-то из нас запомнил. Когда я жила в бункере, он только освободился из тюрьмы. Мне было 17. Мне казалось, что он такие мудрые вещи говорит, хотелось прямо бежать и все делать для партии. И обаяние он имел фантастическое. Если бы любой партийной активистке Лимонов сказал: "Пойдем, я с тобой буду заниматься сексом", - никто бы, наверное, не отказался. Я была такая же".
Из Москвы в Ульяновск Ксения приехала с намерением расшевелить отделение. "Я решила в упадочные для партии дни взять на себя инициативу и организовать акцию. Накануне выборов президента мы решили забросать краской местный штаб "Единой России". Здание ФСБ находилось прямо напротив, и когда мы пошли закидывать штаб, то заодно и здание ФСБ закидали. Это оказалось роковой ошибкой. Нам сказали, что если бы мы их не тронули, то ничего бы не было. А у них был как раз какой-то праздник накануне, они выпили сильно, а когда утром увидели, что пятно на здании, то всех подняли по тревоге. Они бегали нас искали, были очень злые, когда нашли. Мне не досталось, но парней, которые были со мной, очень сильно избили. Того, который метнул бутылку в здание ФСБ, били три дня в подвале. Его украли из дома. Родители даже не знали, где он находится. В итоге нас судили по 214-й статье ("Вандализм"). Но в суде нас оправдали, не посадили", - вспоминает Ксения.
После акции ее выбрали главой местного отделения. В 2004 году, когда НБП провела сразу две большие акции (в приемной министра здравоохранения Зурабова и в приемной администрации президента), был разгромлен бункер. Во время атаки ОМОНа пострадали многие нацболы, которые находились в штабе. Мужу Ксении тогда сломали ребро, он долго не мог восстановиться и выпал из партийной деятельности.
Все это время сотрудники спецслужб давили на ее родителей: "Приходили с обысками в течение многих лет. Периодически снимали меня с поездов, в Москву не пускали. Вынудили родителей давать информацию на меня - где бываю, с кем встречаюсь. После того, как меня оправдали (по уголовному делу о вандализме), сотрудник ФСБ вызвал к себе моего отца и сказал: "Если вы не хотите повторения такого уголовного дела, тогда сливайте нам информацию". А я еще беременная была тогда. Родители потом признались много лет спустя, что все это было".
В 2005 году родился ребенок: "Я решила, что временно возьму отпуск, потом в партии произошел раскол, большинство моих друзей сели по делу администрации и Минздрава, и возвращаться уже не захотелось. И не хотелось рисковать с маленьким ребенком. Муж ведь тоже был нацбол - что было бы с ребенком, если бы обоих посадили? Я тогда поступила в аспирантуру в Москве и вступила к Каспарову в "Гражданский фронт". Потом еще занималась политикой в разных организациях, но ушла отовсюду в 2011 году. Сейчас в декрете со вторым ребенком. Муж тоже больше не занимается политактивизмом - его били тогда, угрожали без конца".
Ксения говорит, что ни о чем не жалеет. Не будь у нее семьи, сейчас бы пошла обратно в политику. А вот движение, на ее взгляд, сильно изменилось и отошло от своих принципов: "Стало намного унылее, пошли они в какую-то демократическую сторону, из радикалов превратились в полулибералов, полуправозащитников. Активисты измельчали, стали не те. Прошла романтика".
Конец первой части.
Часть вторая.
"Другая Россия" - единственная незарегистрированная партия в России, которая имеет большую политическую историю. Своими корнями она уходит в запрещенную в 2007 году НБП. В конце 90-х годов - начале 2000-х, когда в стране не было активного протестного движения, НБП была одной из немногих политических сил, которая открыто выступала против действующей власти. В 2011 году появилась новая оппозиция, а к протесту подключился инертный до этого городской средний класс. Лимоновцы остались в стороне от "болотного" протеста, и их оппозиционная активность проявляется только постепенно затухающими митингами на Триумфальной площади. PublicPost выяснял, какие люди были в НБП, кто теперь в "Другой России" и как изменилось движение.
В конце 90-х годов в партии было примерно 5000 человек. Как говорит ветеран движения Сергей Аксёнов, люди приходили в партию не столько по политическим убеждениям, сколько по типажу. Типаж действительно был: дети советских инженеров и учителей, которые в 90-е годы потеряли свой социальный статус, оказались в нищете и так и не смогли найти себе места в новой постперестроечной России; парни и девушки от 16 до 25, которые чувствовали социальную несправедливость по отношению к своим родителям и считали, что у них отняли будущее. "Нахально молодые", они были готовы и хотели рисковать. Выход своей злости они нашли в акциях прямого действия, направленных против политиков - либералов, капиталистов и власти в целом. Целью этих акций было не столько причинение вреда, сколько символическое выражение протеста и гнева.
В "Другой России" молодежь тоже другая. Это уже не дети фрустрированной интеллигенции 1990-х, готовые идти на риск ради большой идеи. Поколение сменилось, а вместе с ним и демографическая база движения. "Другая Россия" унаследовала от НБП идеи, стиль, людей. Только вот люди, в отличие от идей, взрослеют и стареют.
Сергей Аксенов (справа), один из создателей "Другой России"
Сергей Аксенов пришел в НБП в мае 1997 года и был одним из самых старших среди активистов. На тот момент ему было 27 лет, и выбор был сделан осознанно: два года Аксенов покупал "Лимонку", следил за деятельностью Лимонова, думал, стоит ли вступать: "Я понимал серьезность такого шага. Если ты пришел, то ты должен прийти окончательно. Я не воспринимал это как увлечение".
Аксенов родился во Владимире, учился в Москве в МЭСИ. Родители Аксенова оба по специальности химики, работали в советское время в научно-исследовательском институте. Они выросли в Азербайджане, познакомились в Сумгаите, а потом уехали в Россию. С 17 лет Сергей жил отдельно. Экономист по образованию, он пытался работать в офисе, но ничего не вышло: "Первый раз поработал 2 месяца, второй раз 11 дней. Мне лично деньги особенно не нужны, только чтоб жить хватало. В партии я искал какой-то глубокий смысл. Я видел в ней даже не политическую организацию. Не будь такой партии, носа бы моего в политике не было. Я видел религиозный компонент. Это как мусульманская умма, община".
Когда Аксенов пришел в НБП, вместе с Лимоновым в партии был еще один руководитель - Александр Дугин, который более известен как идеолог евразийства. Разделение на дугинцев и лимоновцев Аксенов помнит хорошо: "Было два типажа людей, они были разные. Один из них был холеный, пах духами, более начитанный. В общем, такой пахнущий духами умник. Второй типаж был проще, это не были умники, а скорее люди, проверяющие свои знания практикой. Первые воспринимали партию как клуб, они видели в этом посиделки. Люди вели себя так, как будто это была тусовка. Лимонов тянул партию в сторону действия, политической борьбы. Когда конфликт стал невыносим, Дугин ушел. С ним ушло 8 человек, потом пятеро пришли обратно. Выяснилось, что всю организацию как таковую строил Лимонов. Дугин в свое время даже говорил "моя роль женская", "вот вы, Эдуард, - вождь, а я жрец, я утешаю". Так оно и было". Сейчас Аксенову 42 года, голова уже частично седая, взгляд молодой, выглядит подтянуто, говорит спокойно, но спорит азартно, а если задеть за живое - яростно. Он всегда был лимоновским человеком: "Скорее я пришел к Лимонову. Я доверял ему, а кто такой Дугин, знать не знал".
Личная жизнь Аксенова всегда была тесно связана с партией. Встречался он только с нацболками, был дважды женат и тоже на нацболках. Вместе с партией прошел путь от борьбы за ее легализацию до акций прямого действия. "Акции прямого действия как жанр стали реакцией на недопуск к выборам. Я был на суде после первого отказа. Там был представитель Минюста. Он пытается нас упрекнуть в расизме, мы ему показываем негритянского члена партии, отбиваем аргумент. И так со всеми вопросами. Я слышал своими ушами в Таганском суде, как он встал и сказал: "Ваша честь, их пять тысяч, они все молодые, мы не знаем, чего от них ожидать". Партию так и не зарегистрировали. Только после этого в 1999 году случилась первая прямая акция, и то за пределами страны - в Севастополе". Вспоминает, как в 1998 году впервые увидел нацболов из регионов - тогда они съехались в Москву со всех концов России, от Магадана до Калининграда. В ответ на вопрос о соотношении красного и коричневого в идеологии НБП, Аксенов говорит, что этнического национализма в партии никогда не было, и даже приводит себя в пример: "Я вот на четверть армянин, а одну из бабушек звали Фатима".
Партия образца конца 90-х, по словам Аксенова, - собрание талантливых, но часто бесполезных людей: "У нас была огромная проблема с людьми, которые хоть что-то умеют делать. Многие писали стихи, немало людей могли подраться, хорошие человеческие качества были у всех, но что-то слепить, организовать большинство не было способно. Я взял в Питере на себя питерский отдел "Лимонки". А потом переехал в Москву. Я думал, что Питер - это маленькая Москва, а это оказался большой Владимир".
В 2001 году арестовали Лимонова и Аксенова по так называемому "Алтайскому делу". Обвиняли в незаконном обороте оружия, а потом еще в подготовке вооруженного вторжения в Казахстан. Обвинение шло в общей сложности по четырем статьям (в том числе "терроризм"). В итоге Аксенов был признан виновным только по статье об обороте оружия и получил 3,5 года колонии: "На зоне было отлично. Я попал в черный лагерь (где власть фактически принадлежит авторитетам среди осужденных - прим. ред.), поселок Металлострой. А поскольку я попал туда после саратовского красного СИЗО (власть контролируется администрацией тюрьмы - прим. ред.), где было очень непросто, здесь был просто рай на земле. Летом зэки загорали на солнышке. Я выходил, работал на сверлильном станке, мебель металлическую сверлил. Однажды зовут меня, там стоит адвокат Беляк. Говорит, "хорош уже сверлить, будем тебя вытягивать". Я освободился раньше срока. Все это время человек от партии делал мне передачи, мешки я ловил каждый месяц, близкие друзья из партии и девочка моя приезжали на свидания".
После тюрьмы Аксенов долго не мог вернуться в партийную работу: "Жить негде, работы нет, профессии нет. Девушка моя была из Сибири, вдобавок еще она была беременна, так мы прожили месяца два. Тогда только появились мобильные, я каждый день звонил и узнавал, где можно будет переночевать. Надо было что-то делать. Когда жена родила, пришлось на год идти работать поваром в ресторан". Фактически, кроме партийной, никакой другой постоянной работы за все эти годы у него так и не появилось. Сейчас он занимается курьерством, чтобы заработать. С первой женой Сергей развелся и женился второй раз, у него двое детей.
В 2007 году партию признали экстремистской и запретили. Это коснулось всех нацболов: "Мы не сразу поняли для себя значение того факта, что нас закрыли. Мы недооценили это. А потом постепенно они стали наказывать, фиксировать попытки политических действий, они всегда были на шаг впереди. Людей стали осуждать десятками. Потом большие штрафы стали давать. Дали 200 тысяч, 150 тысяч - в итоге возникает конфликт в семье. Они по-иезуитски умно стали действовать". В итоге Аксенов стал одним из основателей партии "Другая Россия" (не путать с одноименной оппозиционной коалицией, просуществовавшей с 2006 по 2010). Для него, кажется, ничего не изменилось - тот же вождь, те же товарищи, его по-прежнему держат "под колпаком": "Когда я приезжаю во Владивосток, меня встречают у трапа. Их сила не в том, что они наносят удар, а в том, что они поляну контролируют. Они дают понять тебе, что куда бы ты ни поехал, чтобы ты ни сделал, за тобой присматривают". Но на вопрос, почему прежде большая и гремящая в вечерних новостях партия сменилась на вид тихой и, кажется, постепенно угасающей, отвечает, что люди все те же, только "фон изменился": "Дух партии всегда соответствует духу времени. Сейчас изменился фон. Тогда мы действовали практически в пустоте, сейчас появился еще "болотный" протест. Раньше в условиях пустоты мы звенели громко. На тот момент мы исповедовали крайние методы. Вы же хотели, чтоб звенело, вот оно и звенело". Аксенов считает, что у "лидеров протеста" нет представления о чести. "Та стратегия, которая была выбрана оппозицией, - это не стратегия бунта и революции, а стратегия троллинга. Тогда так и скажите, что мы троллим власть, колем булавкой, чтобы сильно не наглела". Для него быть нацболом - значит быть верным идее, партии, стране. И он уверен, что так будет всегда.
Александр Аверин, пресс-секретарь "Другой России" и Эдуарда Лимонова
Кроме Аксенова, в "Другой России" есть и другой ветеран - Александр Аверин. Он вступил в НБП в 1999 году. Ему тогда было 20 лет: "Я учился в Институте стали и сплавов на Октябрьской. В переходе с кольцевой на радиальную продавалась газета "Лимонка", я стал ее покупать. С 1997 года покупал, два года, а в 1999 году два раза приходил на демонстрации и 6 апреля вступил". Аверин объясняет это тем, что ему нравились политические взгляды Лимонова. Его злила ситуация, которая сложилась в стране в 90-е годы. Он по-марксистски объясняет, что "в нищете оказались целые классы", а он был "антибуржуазным", как и Лимонов. Главным врагом для него и для Лимонова были либералы.
Не только ситуация в стране, но и конкретно его личная ситуация подстегнули Аверина вступить в НБП: "В 90-е годы интеллигентная семья была неблагополучной. Я был сыном советского офицера, который 20 лет прослужил в армии. Мама работала инженером, бабушка - начальником центральной заводской лаборатории, дедушка - конструктором авиационной техники. Дедушка с бабушкой были из крестьян, под репрессии в советские годы не попали и при советской власти жили хорошо. Из таких семей у нас было много людей. Нас лишили будущего. Поэтому в 90-е годы мы и вступали в партию. Видели несправедливость не только в стране, но и личную". Говорит, что "в конце 90-х - начале 2000-х было немодно заниматься политикой - тогда все энергичные люди бизнесом занимались". Но себя в бизнесе он никогда не видел: был выбор между наукой (он занимался металлургическими разработками в лаборатории ИСИС) или партией. Выбрал партию. Привлекала еще и культурная среда, в которой жили нацболы. В 90-е годы в партии и вокруг нее собралось много талантливых людей - художник-акционист Анатолий Осмоловский, музыкант Сергей Курехин. Лидер группы "Гражданская оборона" Егор Летов был одним из основателей НБП.
"К тому времени, как Лимонов вышел, я уже был значимой фигурой в партии. В 2002 году я понял, что у нас пресс-службой никто не занимается, сел писать пресс-релизы и рассылать их по факсу. Тогда все газеты, радио и агентства сидели на факсе. Еще в 2002-м "Первый канал" снял про нас агитку (имеется в виду фильм "Суд над призраком", снятый об "Алтайском деле" - прим. ред.), мы были удивлены. Года до 2005-го свободной прессы было много. Спустя два месяца после начала рассылки пресс-релизов я стал давать интервью, называя себя пресс-секретарем партии. Тогда никто не был против, хотя я и самоназначился. Я взял это направление, поднял с нуля, а значит, это нельзя было оспаривать. После того, как партию закрыли, я и стал пресс-секретарем Лимонова", - рассказывает Аверин.
Лимонов для него всегда был и остается непререкаемым авторитетом. "Когда Лимонов вышел, на вокзале его встречали человек 700. Там было много непартийных, кстати. Цветы, девки, чепчики, телевидение, потом шампанское в бункере пили", - вспоминает Аверин, который сам были среди встречающих. О вожде рассказывает как о простом, вежливом и обаятельном человеке: "При встрече он оказался гораздо проще, чем я думал. Он со всеми разговаривает на "вы", просит называть его Эдуард. Он привык так во Франции, что без отчества обращаются. Приходишь к нему домой, а он говорит: "Что же вы там наследили, ребята! Вытирать надо за собой". А потом возьмет сам тряпку, почистит и зовет обсуждать дела".
С ностальгией вспоминает про бункер (главный штаб НБП). Там он прожил пару лет, за это время, по его словам, потерял 10 кг. "Ели нормально раз в день, так чай пили, хлеб с майонезом могли поесть. Вечерком - макароны, бывало, что и с тушенкой. Денег никогда не было. Партийные деньги составлялись из пожертвований сочувствующих, продаж газеты, взносов партийцев. Но вот на алкоголь как-то хватало". Кажется, аскетизм нацбольского быта Аверину нравился. Да и сейчас он не особенно интересуется деньгами - чтобы заработать, пишет колонки, в сезон работает в поле. Ему 32 года, выглядит уставшим, длинные волосы уже частично седые.
Как и большинство нацболов, Аверин женился на нацболке. Жена отсидела 3 года за участие в одной из акций прямого действия. Многие из его друзей тоже сели в 2004 году. Тогда 7 человек, которые участвовали в акции в Минздраве, получили от 2,5 до 5 лет. В том же году прошла другая большая акция: по делу "39 декабристов" (тех, что устроили акцию в приемной администрации президента) 8 человек получили реальные сроки, остальные получили условные. "39 человек сидело в клетке во время процесса. Ходила туда только одна Анна Политковская. Писала про это, спасибо Анне Степановне", - говорит Аверин. В 2003 году на него самого тоже завели уголовное дело за забрасывание черной краской посольства Латвии в ответ на закрытие русских школ. Но его не посадили: "Сначала обвинили в хулиганстве и взяли подписку о невыезде, потом в этом же году реформировали Уголовный кодекс и вменили вандализм". На вопрос, почему его все-таки не посадили, отвечает, что "тогда было посвободнее, многие ходили с подпиской о невыезде". Аверин вспоминает, как пришли с обыском в квартиру родителей: "Когда пришли в первый раз, мать шокировала оперов из милиции и ФСБ: она то кидалась на них с когтями, то садилась и играла им на пианино Бетховена. А сама в это время успела послать мою сестру к бабушке, у которой я тогда жил, чтобы предупредить".
В 2004 году изменился курс партии, Лимонов стал сближаться с либералами. Сначала все удивлялись, а потом поняли, что так правильно. В качестве примера Аверин приводит хвалебное эссе Лимонова об академике Сахарове: "Кого-то это шокировало, а потом сказали, ну да, был хорошим парнем: наивным, но в целом был прав".
Правда, сейчас Аверин, как и в конце 90-х, считает, что во всем виноваты либералы. Про либеральных лидеров протеста повторяет слова Лимонова о том, что они упустили шанс и все проиграли: "В начале 90-х годов в Москве проходило 500-тысячное шествие оппозиции. А тут люди думали, что выйдет на улицу 30 тысяч человек и режим падет. Выведете на улицу 3 миллиона человек - режим не падет. Он вообще не падает от вывода людей на улицу. Нужно было делать тупо майдан, как в Киеве. Куда слились все либералы, которые в середине нулевых об этом майдане грезили? Мы в этом проигрыше не участвовали. На май 2013 года эта оппозиция проиграла. В стране реакция. В 2013 году в стране менее свободно, чем было в 2011-м. Вслед за неудавшейся революцией в стране наступает реакция". Путинскую власть называет "либеральной диктатурой" в стиле Пиночета: "Сейчас фактически у власти тоже либералы. Всю путинскую эпоху был министр финансов Кудрин - либерал. В плане экономики они либералы. Это не тот либерализм, который хотели бы видеть слушатели "Эха Москвы", но это либерализм". С недавних пор главный лозунг партии - "Отобрать и поделить". Аверин в ответ на вопрос, неужели с таким призывом они рассчитывают на народную поддержку, заверяет, что дачные участки и квартиры отбирать никто не собирается, а вот богатства олигархов - это другое дело.
Аверин считает, что "после того, как разгромят белоленточников, репрессии против нас ("Другой России" - прим. ред.) усилятся". Но сразу же добавляет, что репрессии никогда и не прекращались: 1 мая арестовали активиста в Твери, в Нижнем Новгороде против другого активиста Юрия Старовера начато уголовное дело, по которому ему грозит до пяти лет, во Владивостоке из Приморского театра кукол уволили другоросса-звукооператора. Если давление усилится, "уйдем в подполье", сказал Аверин.
Ксения Крылова, бывшая активистка НБП
Как и многие в начале 2000-х, Ксения Крылова попала в НБП практически случайно. В 2003 году училась на психолога в Ульяновске, познакомилась на рок-концерте с парнем, стали встречаться. Парень оказался нацболом из местного ульяновского отделения. Сначала просто интересовалась, а потом втянулась. В Ульяновске было большое для региона отделение - 700 человек по спискам, и только молодежь от 16 до 25. Девушек в отделении, кроме нее, не было, поэтому сначала Крыловой поручали "женскую" работу. Например, шить флаги.
"Вообще я стала интересоваться политикой из какого-то идеализма. Хотелось делать что-то, стать значимым. На тот момент других резко оппозиционных движений не было. НБП была единственной такой организацией. Скинхеды у нас взрывали, убивали, насиловали, к ним идти не хотелось. Тем более у них не было интеллектуального развития и такого лидера, как Лимонов. В партии можно было пообщаться с политологами, поэтами, музыкантами, можно было завести любого рода знакомства. А когда уже втянулась, тогда это стало делом чести", - рассказывает Ксения.
Впервые в акции поучаствовала в 2004 году: "Мы дурачились. Тогда была мода на забрасывание яйцами. К нам приехал Глазьев, в то время мы с ним разругались, должны были одним блоком идти на Госдуму, но не пошли. Мы кидали яйца с конца зала, ближе подойти не решились. А яйца не долетели - все разбились на первых рядах. Я кидала яйцо, а один из парней - листовки. В прессе прошло, что раскидали листовки, видимо, не заметили яйцо или не написали, потому что не долетело. Мы смылись тогда, убежали по переулочкам, нас никто не догнал".
Многие уголовные дела заводились по случаям так называемого "продуктового терроризма" - нацболы частенько забрасывали видных политиков тухлыми яйцами, майонезом и помидорами. В книге "Санькя" бывшего нацбола Захара Прилепина один из персонажей выливает такой "коктейль" на голову самого президента. На вопрос, зачем нужно было забрасывать политиков продуктами и превращало ли это настоящую борьбу в цирковое представление, Ксения говорит, что потом они перешли к более серьезным акциям.
После этого Ксения поехала в Москву и пожила несколько недель в бункере (всего бункеров у НБП было три, в 2004 году как раз разгромили второй). "Было несколько комнат - приемная, столовая, комната, где отдыхали рядовые активисты, сакральная, предсакральная, зал конференций и комната вождя. Каждую ночь по бункеру выставляли дежурных. Я спала в общей комнате, днем отправляли продавать газеты в метро: давали пачку "Лимонок", и мы их по пять рублей продавали. Все, что заработали, шло на ужин. Кормили раз в день, и то после 10-11 вечера. Были еще бункер-фюреры, они определяли весь регламент. Если ты успешно продавал газеты определенное время, тебя могли повысить - отправляли на более сложные задания, акции прямого действия, на разведки перед акциями", - вспоминает Ксения.
Там же она увидела Лимонова: "Он со всеми партийными активистами пытался познакомиться, перекинуться парой слов, но я не думаю, что он кого-то из нас запомнил. Когда я жила в бункере, он только освободился из тюрьмы. Мне было 17. Мне казалось, что он такие мудрые вещи говорит, хотелось прямо бежать и все делать для партии. И обаяние он имел фантастическое. Если бы любой партийной активистке Лимонов сказал: "Пойдем, я с тобой буду заниматься сексом", - никто бы, наверное, не отказался. Я была такая же".
Из Москвы в Ульяновск Ксения приехала с намерением расшевелить отделение. "Я решила в упадочные для партии дни взять на себя инициативу и организовать акцию. Накануне выборов президента мы решили забросать краской местный штаб "Единой России". Здание ФСБ находилось прямо напротив, и когда мы пошли закидывать штаб, то заодно и здание ФСБ закидали. Это оказалось роковой ошибкой. Нам сказали, что если бы мы их не тронули, то ничего бы не было. А у них был как раз какой-то праздник накануне, они выпили сильно, а когда утром увидели, что пятно на здании, то всех подняли по тревоге. Они бегали нас искали, были очень злые, когда нашли. Мне не досталось, но парней, которые были со мной, очень сильно избили. Того, который метнул бутылку в здание ФСБ, били три дня в подвале. Его украли из дома. Родители даже не знали, где он находится. В итоге нас судили по 214-й статье ("Вандализм"). Но в суде нас оправдали, не посадили", - вспоминает Ксения.
После акции ее выбрали главой местного отделения. В 2004 году, когда НБП провела сразу две большие акции (в приемной министра здравоохранения Зурабова и в приемной администрации президента), был разгромлен бункер. Во время атаки ОМОНа пострадали многие нацболы, которые находились в штабе. Мужу Ксении тогда сломали ребро, он долго не мог восстановиться и выпал из партийной деятельности.
Все это время сотрудники спецслужб давили на ее родителей: "Приходили с обысками в течение многих лет. Периодически снимали меня с поездов, в Москву не пускали. Вынудили родителей давать информацию на меня - где бываю, с кем встречаюсь. После того, как меня оправдали (по уголовному делу о вандализме), сотрудник ФСБ вызвал к себе моего отца и сказал: "Если вы не хотите повторения такого уголовного дела, тогда сливайте нам информацию". А я еще беременная была тогда. Родители потом признались много лет спустя, что все это было".
В 2005 году родился ребенок: "Я решила, что временно возьму отпуск, потом в партии произошел раскол, большинство моих друзей сели по делу администрации и Минздрава, и возвращаться уже не захотелось. И не хотелось рисковать с маленьким ребенком. Муж ведь тоже был нацбол - что было бы с ребенком, если бы обоих посадили? Я тогда поступила в аспирантуру в Москве и вступила к Каспарову в "Гражданский фронт". Потом еще занималась политикой в разных организациях, но ушла отовсюду в 2011 году. Сейчас в декрете со вторым ребенком. Муж тоже больше не занимается политактивизмом - его били тогда, угрожали без конца".
Ксения говорит, что ни о чем не жалеет. Не будь у нее семьи, сейчас бы пошла обратно в политику. А вот движение, на ее взгляд, сильно изменилось и отошло от своих принципов: "Стало намного унылее, пошли они в какую-то демократическую сторону, из радикалов превратились в полулибералов, полуправозащитников. Активисты измельчали, стали не те. Прошла романтика".
Конец первой части.
Часть вторая.