Скепсис, "вера в себя" и "демократизм" как еще три свойства научного знания
В прошлый раз я писал, что для интернет-споров, которым я был свидетелем, часто характерно неверное или неточное словоупотребление, без какого, в общем-то, зачастую и спора бы не было. И, в частности, указывал, что вместо «научно - не научно» во многих из них стоило бы говорить о «доказано- не доказано», «как доказано» и тому подобном. А сегодня напишу, что вдохновляющая меня наука 19-20 веков характеризуется еще тремя принципами: скепсис, «вера в себя» и «демократизм».
Я писал в прошлый раз, что так как наука - это область знания, то и религия входит в сферу изучения науки: будет ли это религиоведение, философия или какая-то иная.
При этом отношение религиоведа или философа будет существенно отличаться от позиции прихожанина той или иной церкви: хотя и одни, и другой будут сообщать «такой-то человек рассказывает об откровении, данном ему богом», для первых будет уместна и даже желательна позиция сомнения - может быть, рассказывающий обманывает или добросовестно заблуждается? Члену же церкви сомневаться запрещено: некоторые говорят, что сомнение в вере нарушает первую и главную христианскую заповедь («возлюби господа бога своего»), другие смотрят не так широко, но в любом случае, если христианин сомневается в вере или учении, это грех, в котором он должен признаться на исповеди. Другие религии я знаю не так хорошо, как христианское учение, но насколько в курсе, они в этом смысле не отличаются, и, например, в исламе сомнение считается вероотступничеством, а значит, при некоторых условиях может вести и к смертной казни.
Естественно, что религиоведу или философу будет уместно сомнение не только в тех учениях, с которыми он не согласен и которым не следует, - тут они не отличались бы от христиан и мусульман, которые тоже с готовностью критикуют другие конфессии - но иметь скепсис и насчет тех аксиом-постулатов, из которых исходят они сами.
Для ученого ясно, что если исходить из аксиом Евклида, то и геометрия из них будет выводиться евклидова. Если же хотя бы одну из них поменять, то и геометрия будет иной - например, Лобачевского. Точно так же, как ясно, что и в любой другой науке есть постулаты, введенные без доказательств, и значит, если какие-то задачи совсем не будут поддаваться решению в заданных ранее рамках, то вполне возможен пересмотр не только на уровне теорем, но и исходных аксиом тоже.
Это, разумеется, вовсе не обязательно будет происходить, но здесь важно, что это возможно и допустимо. Точно так же понятно, что со стороны отдельных ученых и их групп даже сомнение может вызывать реакции гнева и неприятия: как потому, что это затрагивает их финансовые интересы, так и потому, что может выглядеть посягательством на дело их жизни, так и потому, что некоторым из них позиция постоянного сомнения очень непривычна, и они живут, игнорируя ее. Тем не менее тут важно не то, что отдельные ученые могут реагировать гневом, а то, что с точки зрения науки сомнение не является грехом, в котором следует каяться, - наоборот, это одно из движущих начал этого института. Оно уравновешивается другими (например, уже описанными выше требованиями к доказательству), но является одной из основ.
Так же, как в фундаменте знания лежит опора на себя: собственные сведения и представления, полученные с помощью собственных органов чувств; а также собственные рассуждения, объединяющие эти данные в теории.
Для религии это не является важным: как я писал в тексте про «веру в себя», верить требуется в бога и церковь. Если Фоме Иисус предоставил возможность убедиться эмпирически в воскресении, то все, кто жил всего лишь на год позднее, такую проверку осуществить уже не могли. Не говоря о том, что Фома был весьма умеренным скептиком, когда ограничился «вложением перстов в раны» - современный естествоиспытатель предпочел бы еще и, как минимум, свериться с приборами, на случай если пал жертвой галлюцинации, иллюзии, маскировки или чего-то подобного.
А вот бурное развитие науки, в отличие от религии, совпадает по времени с развитием индивидуальности - той самой опоры на себя, «веры в себя», с присущими «себе» особенностями и требованиями.
И во многом именно с этим индивидуализмом связана третья упоминаемая сегодня основа - «демократизм».
В отличие от «эзотерического» знания, по определению ориентированного лишь на узкий круг людей, наука декларирует свою открытость всем: нет жрецов, которые хранят тайные знания; нет откровений, в которых нельзя сомневаться; нет ничего, что не мог бы постичь человек с уровнем развития шестилетнего ребенка; и не кто-то один, а все являются источниками знания и, в определенной степени, его верификации.
Естественно, что в имеющейся действительности ограничения все-таки есть: знания не являются тайными, но чтобы их получить, требуется вложить столько времени и сил, что даже профессиональным ученым большинство из них оказывается недоступным - «левая рука не ведает, что творит правая», в смысле, биологи не знают, что там у физиков, а физики мало что понимают в филологии. Точно так же и шестилетний ребенок становится намного старше, прежде чем обретает сколько-нибудь полные знания. Но, однако, это все же ориентир, по которому все прошедшие двести лет осуществлялось движение: образование расширялось, количество доступных людям знаний увеличивалось, как совершенствовались и образовательные технологии, и возможности пользования результатами научного и инженерного труда - включить вилку в розетку и вставить батарейку в игрушечную машинку ребенок может задолго до того, как узнает даже слово «полярность».
Поэтому, продолжая мой прошлый текст, сегодняшний я завершу схожим образом: мне представляется, что многие встреченные мной споры «научно - не научно» были бы продуктивнее, если бы, в соответствии со словарным значением «науки», обсуждали знание - каким образом оно получается (принимается без доказательств или доказывается); можно ли сомневаться в том, что предлагается как знание, или за это грозят покарать; может ли индивид полагаться на себя как способ получения знаний, или ему предлагается (требуют) верить кому-то больше, чем себе; является ли знание открытым и доступным для всех либо декларируется его заведомое ограничение. В большинстве виденных мной споров обсуждение велось в действительности вокруг этих четырех критериев (в самом деле отличавших науку 19-20 веков от религии и эзотерики).