Возвышение желания
«(Не)возможно» - оценка будущего, которая влияет на оценку человеком своих стремлений, а в результате на то, куда он направляет свои силы: может быть, хочет журавля в небе, но предпочитает синицу в руке; может быть, желает быть свободным, но смиряется даже с рабством.
Для обозначения желаний в нашем языке есть множество слов, отражающих их градацию и сорта. Например, «идеал»: если мы говорим не о платоническом понимании и не о философской позиции (идеализме), то в обыденной речи это обычно означает ситуацию или состояние, когда все желания удовлетворены - «идеальная жизнь», «идеальное общество».
«Смысл» - некое сущностное содержание. «Смысл жизни» - такое желание, которому подчинены все остальные: если «смысла жизни» нет или человек его не знает, то ему не хочется жить - в том числе есть и пить.
«Справедливость» - состояние, удовлетворяющее желания всех или, во всяком случае, желания всех заинтересованных сторон: «это несправедливо» - значит, «я с этим не согласен»; «это справедливо» - значит, «мы признаем наши желания в достаточной степени удовлетворенными».
Соответственно, «идеалист» (в обыденном, а не философском значении) - тот, кто стремится к реализации всех своих желаний или хотя бы некоторого их значительного большинства. А противостоит ему или «разочаровавшийся идеалист» (то есть тот, кто отчаялся в достижении всех своих целей), или «человек практический» (то есть умеряющий свои желания чем-то - например, в отличие от «идеалиста» не стремится сочетать свой комфорт и признание в обществе в том числе с правдивостью и заботой о других, а удовлетворяется только комфортом).
В этом контексте противопоставление ценностей «свободы» и «справедливости», которое делает Несмиян-Эль-Мюрид, с одной стороны, лишнее: и «свобода», и «справедливость» - про удовлетворение желаний людей.
Но с другой стороны, можно предположить, что у них может быть расхождение в средствах: если «свобода» (опуская пока уточнение, для чего или от чего) предполагает опору на собственные силы субъекта, то «справедливость» позволяет рассчитывать на чью-то помощь и содействие. Безногий нищий в либертарианском обществе едва ли будет жаловаться на недостаток свободы, но вполне может сказать о нехватке справедливости: «они и пьют, и гуляют, и веселятся, а я холоден, наг и голоден - разве это справедливо?». Приняв обозначение справедливости как того, что удовлетворяет желания всех заинтересованных субъектов, мы, конечно, скажем, что несправедливо - ведь желания именно этого безногого не удовлетворены.
Понять свои желания, научиться их различать, научиться их реализовывать - это труд. Добавим к этому, что на протяжении человеческой истории этот труд надо было сочетать с работой по добыванию хлеба насущного, и получим объяснение возникшего разделения труда и по этому направлению: пока одни пашут, другие мыслят, а потом обмениваются друг с другом результатами своей деятельности - хлебом насущным и тем, что кроме него («не хлебом единым жив человек»).
Так же, как и землепашцы бывают умелые и неумелые, годы урожайными и неурожайными, новые сорта внедряются успешно и безрезультатно, неудачи и проблемы бывают у тех, кто мыслить может или даже должен: «чего-то хочется, а чего - не ясно; то ли конституции, то ли севрюжины с хреном».
Многие желания для своей реализации требуют объединения людей друг с другом. Возможно, именно это стало причиной появления их экстериорных форм: пресловутых «идеалов» и «справедливости», которые из желаний отдельного (ых) человека превратились как бы во что-то внешнее, а то и довлеющее над человеком, чему он обязан подчиниться вместо того, чтобы уточнять по мере прояснения собственных стремлений.
А разделение труда, существовавшее долгое время, привело к тому, что многие и сейчас ожидают вождя или пророка, или политика, который даст «образ будущего». Как раньше церковь или монарх под видом «идеалов» сообщали людям их собственные желания (из числа разрешенных сообщавшими), так и сейчас ожидают, что о желаниях людей расскажет кто-то другой, но не они сами. В частности, тот же Несмиян говорит об этом как о претензии к Навальному: он не дал «образ будущего» для всей страны, а только для «рассерженных горожан». Хотя откуда бы он мог его взять, если пресловутой «всей стране» пока говорить не дают отчасти прямые политические репрессии, а отчасти более сложное положение? «Рассерженные горожане» же возможность говорить получили, и даже сейчас ее пока не отняли вполне. Поэтому и «образ будущего» для всей страны начнется не с какого-то политика, а со свободы слова, свободы объединений и свободы СМИ - когда «вся страна» получит возможность открыто говорить о своих желаниях, можно будет их объединять и обсуждать совместное достижение. А совокупность желаний, способов их реализации и намеченных целей-ориентиров именно и составит «образ будущего».
Это одна из причин, почему Маркс, говоря, что российская крестьянская община может позволить перейти к социализму напрямую из феодализма, говорил о ней и как об одном из препятствий: в общине человек еще не вполне осознал себя как индивид. А коммунизм марксова типа - это именно объединения осознавших себя и свои интересы индивидов. В противовес многим коммунистам, которые и сейчас еще нередко полагают «личность» чем-то плохим и требующим подавления, - даже несмотря на то, что «теории разумного эгоизма» их учили в советской школе.