"Камни Калякина" (продолжение 3, последнее)
"Камни Калякина" (продолжение 3)
Часто колотящееся сердце мешало Чурову в эту ночь заснуть.
В милиции над ним просто посмеялись. Сержанты ржали, а дежурный лейтенант сказал, что пусть каждый занимается своим делом: Чуров рисует картины, археологи копают, а он - лейтенант будет сидеть в отделении и «держать руку на пульсе оперативной обстановки в городе». Лейтенант весело переглядывался со своими дуболомами сержантами, а когда Чуров чуть прикрыл за собой дверь, присоеденился к их хохоту.
К раскопу Чуров возвращаться не стал - видеть как выворачивают из мостовой камни было сверх его сил.
Уже где-то глубоко ночью художника осенило - зачем требовать от археологов восстановления мостовой, когда он может это сделать и сам. Надо только попросить у них для копирования чертеж и откатить все камни в одно место, чтобы когда будут засыпать раскоп их не покидали на дно.
Мгновенно успокоившись Чуров заснул.
В тот же вечер по дороге до базы бригадиры не дотерпели до халявного спирта и купили в магазине бутылку портвейна, какую на ходу и выхлебали. На базе сразу взялись догоняться спиртом. Вспоминая дневное происшествие Растыкин произнес тост: «За победу передовой науки над средневековой провинциальной дремучестью».
Раздобрившись Тимохин и Растыкин допустили до казенного питья и студентов, те тоже быстро набрались. Растыкин предложил играть в любимую игру начинающих пьяниц - «Луноход-1». Водящий становился на четвереньки и ползал меж ног остальных повторяя: «Я Луноход-1. Я Луноход-1». Тот кто смеялся или хотя бы улыбался тоже вставал на карачки и кричал: «Я Луноход-2» и так далее. Самый угрюмый становился водящим следующего кона. Между заходами пили лунное горючее. Практикант Леха так и заснул луноходом прямо на полу.
Майор Ордынцев, начальник шишкинского отделения милиции, пришел на службу с небольшим опозданием. В должность свою он давно вжился, повышение в областной центр из районной глуши не светило никаким боком, но и от понижения Ордынцев был надежно застрахован беспорочным послужным списком. Дети давно пристроены в московских ВУЗах, так что жизнь Ордынцева была завидным примером стабильности. Разве что с домом проблема - стоит почти у самого волжского обрыва. Три года назад пятиметровая полоса берега уже ухнула ночью в реку, бесшумно, только рюмки в серванте звякнули. И вот опять вода подмывает песок - укреплять надо, а чем? Бомжи таскают кирпичную крошку в обмен на то, что их не привлекают за попрошайничество, да разве это крепеж - так баловство.
Проходя мимо дежурного лейтенанта, вскоростях должного сдавать пост, Ордынцев как и всегда спросил:
-Ну как, ничего чэпэшного?
-Все тихо, товарищ майор. Турист с теплохода только был, очки у него дорогие сперли.
-Ну заявления, надеюсь, не писали?
-Как можно? Обещали искать, он и побежал - теплоход уходил уже.
-И хорошо. Сам, лопух, зыркалки свои где-нибудь посеял, а мы ищи. Больше ничего?
-Да была еще комедия. Прилетает этот художник, ну бородатый, что на пристани торгует. Трясется весь, кричит. Археологи там какую-то мостовую раскопали, булыжники говорит здоровенные. Так он хотел, чтоб мы им их вынимать не дали. Что-то про ценности, про достояния какие-то шумел. В общем, я его успокоил и кое-как домой отправил.
-Булыжники, говоришь? Это хорошо, очень хорошо.
Ордынцев не без оснований мнил себя вторым человеком в городе, потому посчитал, что если сам пойдет к археологам, то окажет им слишком много чести, и отправил к ним предпринимателя Алибекова, державшего на самом рыбном месте, пути от туристской пристани к музею, шесть ларьков и находившегося под личным Ордынцева патронажем.
Алибеков сразу понял почему майор просит именно его, а не отправляет кого из своих сержантиков - Алибекову о цене договариваться, Алибекову и платить.
Невысокий, но дородный восточный человек приблизился к раскопу, солидно представился и без предисловий изложил цель своего визита.
Воткнув с излишне лихим размахом лопату в землю Растыкин отвечал:
-Сами камни нам конечно ни к чему. Но когда яму засыпать бульдозером будем земли должно быть столько же, сколько выкопали. Рекультивация местности называется. Если камней не будет, придется нам хитрить с засыпкой, а это труд.
-Так что отдать не можем, а продать подумаем. - завершил речь приятеля Тимохин.
-Хорошо. Сколько вы хотите? - сразу перешел к делу Алибеков.
-Бутылка водки и два пива за каждый кубометр. - без запинки ответил Тимохин, словно у него в кармане лежала смета со стоимостью камней в алколитрах.
-А сколько тут кубов?
-Десять. - так же без сомнений заявил Растыкин даже не глянув на кучу камней, куда студенты докидывали последние булыжники.
-Это цена с загрузкой на борт грузовика. - уточнил Алибеков.
-Ну нет. За погрузку отдельная плата. Наши человеко-часы дороги.
Алибеков сделал лицо сомневающегося покупателя.
-Да вон, тут два бомжа вечно пасутся. Они дорого не возьмут. - подсказал выход Растыкин.
В голове визитера крутился кассовый аппарат: «Это хорошо, что они марку водки не назвали. Водка разной цены бывает. Самую дешевую я им, конечно, не понесу, еще отказаться могут, да и вообще, считай столичные ученые. Ну где-то по полтиннику с небольшим пузырь - нормально, того полтыщи с хвостом. Да пива рублей на двести. Еще шоферюге денег и за бензин. А бомжам по бутылке портвейна в рыло - за глаза хватит. Всего в тысячу с копейками влетит, а майору услуга. Дело стоящее».
-Идет. Сейчас грузовик пригоню, там и бутылки будут.
Когда бомжи докидывали последние камни в кузов пришедшего на второй заход грузовика (один уронил булыжник, сильно отдавил ногу и ругнулся - Алибеков крикнул ему, чтоб в присутствии ученых людей не выражался), к раскопу подошел Чуров, чтобы попросить чертеж мостовой - снять копию.
Увидев происходящее он заметался от одного бригадира к другому, что-то кричал. Потом подскочил к Алибекову, но глянув в лицо этого средневекового бая сразу отказался от мысли хоть в чем-то его упрашивать.
Грузовик тронулся, художник хотел было лечь ему под колеса, но Алибеков так зловеще даже не сказал, а вырыгнул: «Уйды!», что Чуров на пол минуты опешил, а за это время машина успела вырулить на дорогу.
Бригадиров даже охватило нечто вроде сочувствия к художнику. Растыкин выказал это самым подходящим случаю способом:
-Слышишь, Чуров, да далась тебе эта мостовая. Вон, хочешь - бери бутылку водки, а то и две бери. Считай - в доле будешь.
Ничего не ответив художник ушел. Сначала хотел было снова идти в милицию, но вспомнив, как его там вчера встретили, передумал. Обида настолько захватила его, что Чуров даже забыл поинтересоваться куда увозят камни.
Он впал в глубочайшую депрессию.
Вечером Ордынцев зашел в кафе «Соблазн», собственность все того же Алибекова. Уже давно повелось, что пару, а то и тройку раз в неделю майор заходил сюда, хозяин угощал шашлыком с гарниром, а к нему 250 беленькой. Поначалу Алибеков специально приглашал Ордынцева, но тот быстро освоился и теперь приходил когда самому захочется.
Хозяим сам встретил дорого гостя, присел за его столик. За разговором Ордынцев как бы между делом задал вопрос, ответ на который отлично знал заранее:
-Булыжник я видел ты привез. Спасибо. Сколько я должен?
-Что ты дорогой, какие деньги! Я с этими, которые копают, обо всем сам договорился. Хорошему человеку как не помочь!
-Ну спасибо тебе, спасибо. Давай выпьем.
Уже в начале ночи Ордынцев зашел в отделение. Дежурный лейтенант подскочил и спешно пытался дожевать бутерброд.
-Сиди, сиди. Кушай. - по отечески махнул ему рукой майор. - Вот что. Я тут наконец хорошего булыжника под дом купил. Завтра уже можно класть начинать. Так ты намекни патрулю, что, ну как в прошлый раз. Понимаешь?
-Не беспокойтесь, товарищ майор, постараемся!
Пьянка у археологов началась сразу по отъезду грузовика. Сначала выдули пиво. За час до конца работы принялись за водку. На базу вернулись уже изрядно кривыми. Практикант Леха блевал.
Поели. Это прибавило сил к продолжению попойки. Бодались - кто кого спихнет с места. Писали на стену - кто сможет выше.
Тимохин, как с ним иногда попьяну случалось, начал говорить гекзаметром. Прилив античного мироощущения заставил его раздеться до трусов и завернуться в простыню наподобие тоги. Он ходил по коридорам общаги и кричал:
-Прочь уходите с дороги, плебеевы подлые дети,
Ведь перед вами идет в храм Юноны целый сенатор!
Взгляда очей, ног пенделей вы моих недостойны!
Растыкин также бросился менять одежду на простыню возвопив при этом:
-Кто говорит, что меж нами случаются пошлые пьянки?
Нет, благородную оргию здесь зачинают члены сената!
Восторженные практиканты бросились следом принимать римское обличье.
-Гетер не хватает! - кричал проспавшийся и вновь нализавшийся практикант Леха.
Шатающиеся от одного края улицы к другому, сильно смахивающие на стайку привидений, археологи отправились в поисках гетер бродить по ночному Шишкину. На ходу отхлебывали водку прямо из горлышек. Каждый успел по разу, а кто и по несколько завалиться в канаву или дорожную лужу, потому видом своим предводительствуемые бригадирами студенты более напоминали уже не сенаторов, а каких-то беглых рабов.
Пьяную кампанию вынесло на берег Волги недалеко от паромного причала (сам паром вместе со сторожем оставался на ночь на правом берегу).
-Вышли мы с вами, друзья, на воды священного Тибра. -
заговорил нараспев Тимохин.
-Может прокатимся вниз по теченью в уютной гондоле? -
высказал идею Растыкин.
-В каком гандоне?! - хохотал практикант Леха.
-В гондоле, урод! В лодке. В гандоне, причем дырявом, ты из папы в маму катался! - грубил в ответ Растыкин.
Пьяная удаль искала выхода и все бросились искать плавсредство. Долго думать не пришлось - к пристани был прицеплен небольшой понтон из двух железных поплавков сваренных крест на крест металлическими полосами и с набитыми сверху досками. Небольшой символический замок, оттолкнулись и пустились в плавание.
Долго путешествовать не пришлось, метрах в двухстах ниже по течению понтон с пьяными сенаторами прибило к берегу и заклинило на песчаной мели.
Не успели участники короткой одиссеи выбраться на берег, как их осветили фары милицейского козелка.
Дальнейшее предсказать не трудно. До утра археологи мерзли в клоповнике при отделении. Околели до стучащих зубов. Промокшие при вылезании из Волги простыни грели мало.
Утром всех привели к дежурному лейтенанту, который доходчиво объяснил ситуацию:
-Задержание в пьяном виде - не беда, с кем не бывает. То, что голышом про городу бегали, порядок общественный нарушали, тоже пустое. Только вот понтон-то сперли, а это хищение собственности, причем государственной. Посадить, вряд ли посадят, но вот суд, штраф, пятнадцать суток - это я вам гарантирую.
-Товарищ лейтенант, вы войдите в наше положение. - бубнил Тимохин, - Плот мы на место хотели поставить, да ваши первее успели. А у нас работа стоит, большой научной важности.
-Если найдем древнерусский слой, будет это большим событием для вашего города. - добавил Растыкин.
-Ну мы в ваше положение может и войдем, - лейтенант сделал паузу, - но и вы в наше войдите. У одного нашего сотрудника дом рискует в Волгу сползти. Берег укреплять надо. Он вчера два грузовика булыжника привез, а работать некому. Так что на вас никто давления не оказывает, решайте сами: по закону - суд и пятнадцать суток, или по понятиям - там на два дня работы. Заведующий паромом мой дядька двоюродный, попрошу - не будет на вас писать заявление.
-Идет. - угрюмо пробурчал Тимохин.
-Эти камни нам теперь как родные. - неуместно попытался разрядить обстановку Растыкин.
До дома майора археологов доставили в фургоне, чтобы не топали через весь город в карнавальных костюмах. На месте работ их встретил сам Ордынцев, одетый в гражданское.
Происходящее все более напоминало античность - замотанные в измусоленные простыни фигуры таскающие по прибрежному песку булыжники походили на порабощенных парфянами легионеров Марка Красса, только что пригнанных через все Иранское нагорье строить укрепления на китайской границе.
Майор вскоре ушел, доверив наблюдение за работами жене. Та хотя и ворчала поминутно о лени новоприобретенных каменщиков, но оказалась дамой гуманной и носила оголодавшим археологам булку и молоко.
Археологов отпустили домой первым же вечером (подъехавший сержант предупредил, что накатать на них телегу работники парома могут в любое время).
На укрепление берега вместо двух дней ушло все четыре. По вечерам бригадиры запирались в своей комнате и угрюмо пили казенный спирт. Студенты тоже пропивали последние свои копейки.
Вот собственно и вся история.
* * *
Чуров приходил потом на берег, смотрел на булыжники, а дотрагиваться ни до одного не стал. В куче обтрусившейся с камней земли он нашел один из недостающих в его коллекции пятаков, но это как-то не особо обрадовало художника.
После происшествия с камнями он вообще было забросил заниматься Калякиным. Потом правда снова начал потихоньку, даже купил где-то последний недостающий пятак, но все равно теперь его гораздо чаще можно видеть сидящим бесцельно на лавке у дома или торгующим картинками на причале.
* * *
Двое бомжей после укрепления берега перестали интересовать Ордынцева и быстро почуяли что их собираются задержать за бродяжничество, а заодно навесить на них все мелкие кражи. Они ушли из Шишкина, легкие на подъем, в неизвестном направлении. Где-то теперь бродят, а может и померли уже.
* * *
Укрепление откоса сыграло зловещую роль. Камни, вместо чтоб зафиксировать стенку обрыва, только усилили ее вес. Вода подмыла берег под крепежом и дом Ордынцева рухнул в воду много раньше, чем если бы не бестолковая укладка камней далекими от мастерства руками.
Жертв не было. Дом сначала надсадно заскрипел, минут через десять накренился над образовавшейся под ним пустотой, потом раз качнулся и рухнул торцовой стеной в воду. Ордынцев с женой успели выскочить.
Хотя обломки вещей и самого дома по большей части унесло течением, непоправимой катастрофы для Ордынцева в том не было. Предвидя такое развитие событий он давно разными способами накопил денег (которые хранились у тещи) на новый дом и обзаведение хозяйством. Беда была в другом. Майор незадолго до крушения приволок домой кучу папок с документами, которые строжайшим образом нельзя было выносить из отделения, да и там хранить можно только в особом сейфе. Получился большой скандал, разбирательство, пользуясь случаем несколько подчиненных начали под Ордынцева копать - всплыла еще пара грешков. Сначала чуть было вообще из органов не погнали, а кончилось понижением в капитаны - должность из которой Ордынцев с такими сатанинскими усилиями выбился семь лет назад.
Теперь ему не миновать скорой отставки. Снова пробиваться в майоры, нет ни времени, ни сил, ни возможностей.
* * *
Алибеков по прежнему держит кафе и ларьки (теперь их уже восемь). Из всех русских пословиц он хорошо выучил одну: «Новая метла по новому метет» - на ублажение нового начальника отделения, голодного до удовольствий жизни, средств уходит много более чем на патриархального и как оказалось непритязательного Ордынцева.
* * *
Археологи хотя и взялись после этой истории авралить, выкидывали землю не перебирая и почти не глядя, раскоп закончить так и не смогли. (Позже оба бригадира не раз убеждали друг друга в том, что если бы не дождь в последние два дня - все бы спокойно успели).
Никакого древнерусского слоя они не нашли. Последним днем, в нарушение всех методик, залудили несколько разведочных колодцев - посмотреть что внизу, но все равно ничего не обнаружили.
В опубликованном позже отчете было сказано, что древнерусского слоя в Шишкине нет, или же он полностью ушел под Волгу из-за поднятия уровня воды после строительства ГЭС. Научная общественность признала данный археологический памятник неперспективным.
* * *
Вислоусый начальник экспедиции узнав по телефону о случившемся в Шишкине, нервно закурил, обхватил голову руками и произнес:
-Идиоты! Какие идиоты!
Кого он имел в виду: своих подопечных, или шишкинских милиционеров, или Чурова с его энтузиазмом и Калякина с его мостовыми идеями - неизвестно.
* * *
Да, еще. О самом Калякине. Он умер пятидесяти четырех лет от роду сразу после очередного ледоходного загула. Выпив на том берегу в первый же день несколько больше меры он почувствовал, что сердце серьезно барахлит. Отложенные на похождения деньги пришлось потратить на столичных врачей, но все равно не помогло.
А двух его сыновей, перенявших дело, шлепнули в восемнадцатом году, сразу после подавления Ярославского мятежа, как подозрительных элементов те десять дезертиров, что принесли в Шишкин мировую революцию.
* * *
А древнерусский слой так и лежит на холме, вокруг собора. Его правда сразу после отъезда археологов чуть не на треть ободрали колеса тягачей, что затаскивали кран - поднимать на собор новый, пластмассовый под золото купол. Но все равно еще порядочно осталось.
Часто колотящееся сердце мешало Чурову в эту ночь заснуть.
В милиции над ним просто посмеялись. Сержанты ржали, а дежурный лейтенант сказал, что пусть каждый занимается своим делом: Чуров рисует картины, археологи копают, а он - лейтенант будет сидеть в отделении и «держать руку на пульсе оперативной обстановки в городе». Лейтенант весело переглядывался со своими дуболомами сержантами, а когда Чуров чуть прикрыл за собой дверь, присоеденился к их хохоту.
К раскопу Чуров возвращаться не стал - видеть как выворачивают из мостовой камни было сверх его сил.
Уже где-то глубоко ночью художника осенило - зачем требовать от археологов восстановления мостовой, когда он может это сделать и сам. Надо только попросить у них для копирования чертеж и откатить все камни в одно место, чтобы когда будут засыпать раскоп их не покидали на дно.
Мгновенно успокоившись Чуров заснул.
В тот же вечер по дороге до базы бригадиры не дотерпели до халявного спирта и купили в магазине бутылку портвейна, какую на ходу и выхлебали. На базе сразу взялись догоняться спиртом. Вспоминая дневное происшествие Растыкин произнес тост: «За победу передовой науки над средневековой провинциальной дремучестью».
Раздобрившись Тимохин и Растыкин допустили до казенного питья и студентов, те тоже быстро набрались. Растыкин предложил играть в любимую игру начинающих пьяниц - «Луноход-1». Водящий становился на четвереньки и ползал меж ног остальных повторяя: «Я Луноход-1. Я Луноход-1». Тот кто смеялся или хотя бы улыбался тоже вставал на карачки и кричал: «Я Луноход-2» и так далее. Самый угрюмый становился водящим следующего кона. Между заходами пили лунное горючее. Практикант Леха так и заснул луноходом прямо на полу.
Майор Ордынцев, начальник шишкинского отделения милиции, пришел на службу с небольшим опозданием. В должность свою он давно вжился, повышение в областной центр из районной глуши не светило никаким боком, но и от понижения Ордынцев был надежно застрахован беспорочным послужным списком. Дети давно пристроены в московских ВУЗах, так что жизнь Ордынцева была завидным примером стабильности. Разве что с домом проблема - стоит почти у самого волжского обрыва. Три года назад пятиметровая полоса берега уже ухнула ночью в реку, бесшумно, только рюмки в серванте звякнули. И вот опять вода подмывает песок - укреплять надо, а чем? Бомжи таскают кирпичную крошку в обмен на то, что их не привлекают за попрошайничество, да разве это крепеж - так баловство.
Проходя мимо дежурного лейтенанта, вскоростях должного сдавать пост, Ордынцев как и всегда спросил:
-Ну как, ничего чэпэшного?
-Все тихо, товарищ майор. Турист с теплохода только был, очки у него дорогие сперли.
-Ну заявления, надеюсь, не писали?
-Как можно? Обещали искать, он и побежал - теплоход уходил уже.
-И хорошо. Сам, лопух, зыркалки свои где-нибудь посеял, а мы ищи. Больше ничего?
-Да была еще комедия. Прилетает этот художник, ну бородатый, что на пристани торгует. Трясется весь, кричит. Археологи там какую-то мостовую раскопали, булыжники говорит здоровенные. Так он хотел, чтоб мы им их вынимать не дали. Что-то про ценности, про достояния какие-то шумел. В общем, я его успокоил и кое-как домой отправил.
-Булыжники, говоришь? Это хорошо, очень хорошо.
Ордынцев не без оснований мнил себя вторым человеком в городе, потому посчитал, что если сам пойдет к археологам, то окажет им слишком много чести, и отправил к ним предпринимателя Алибекова, державшего на самом рыбном месте, пути от туристской пристани к музею, шесть ларьков и находившегося под личным Ордынцева патронажем.
Алибеков сразу понял почему майор просит именно его, а не отправляет кого из своих сержантиков - Алибекову о цене договариваться, Алибекову и платить.
Невысокий, но дородный восточный человек приблизился к раскопу, солидно представился и без предисловий изложил цель своего визита.
Воткнув с излишне лихим размахом лопату в землю Растыкин отвечал:
-Сами камни нам конечно ни к чему. Но когда яму засыпать бульдозером будем земли должно быть столько же, сколько выкопали. Рекультивация местности называется. Если камней не будет, придется нам хитрить с засыпкой, а это труд.
-Так что отдать не можем, а продать подумаем. - завершил речь приятеля Тимохин.
-Хорошо. Сколько вы хотите? - сразу перешел к делу Алибеков.
-Бутылка водки и два пива за каждый кубометр. - без запинки ответил Тимохин, словно у него в кармане лежала смета со стоимостью камней в алколитрах.
-А сколько тут кубов?
-Десять. - так же без сомнений заявил Растыкин даже не глянув на кучу камней, куда студенты докидывали последние булыжники.
-Это цена с загрузкой на борт грузовика. - уточнил Алибеков.
-Ну нет. За погрузку отдельная плата. Наши человеко-часы дороги.
Алибеков сделал лицо сомневающегося покупателя.
-Да вон, тут два бомжа вечно пасутся. Они дорого не возьмут. - подсказал выход Растыкин.
В голове визитера крутился кассовый аппарат: «Это хорошо, что они марку водки не назвали. Водка разной цены бывает. Самую дешевую я им, конечно, не понесу, еще отказаться могут, да и вообще, считай столичные ученые. Ну где-то по полтиннику с небольшим пузырь - нормально, того полтыщи с хвостом. Да пива рублей на двести. Еще шоферюге денег и за бензин. А бомжам по бутылке портвейна в рыло - за глаза хватит. Всего в тысячу с копейками влетит, а майору услуга. Дело стоящее».
-Идет. Сейчас грузовик пригоню, там и бутылки будут.
Когда бомжи докидывали последние камни в кузов пришедшего на второй заход грузовика (один уронил булыжник, сильно отдавил ногу и ругнулся - Алибеков крикнул ему, чтоб в присутствии ученых людей не выражался), к раскопу подошел Чуров, чтобы попросить чертеж мостовой - снять копию.
Увидев происходящее он заметался от одного бригадира к другому, что-то кричал. Потом подскочил к Алибекову, но глянув в лицо этого средневекового бая сразу отказался от мысли хоть в чем-то его упрашивать.
Грузовик тронулся, художник хотел было лечь ему под колеса, но Алибеков так зловеще даже не сказал, а вырыгнул: «Уйды!», что Чуров на пол минуты опешил, а за это время машина успела вырулить на дорогу.
Бригадиров даже охватило нечто вроде сочувствия к художнику. Растыкин выказал это самым подходящим случаю способом:
-Слышишь, Чуров, да далась тебе эта мостовая. Вон, хочешь - бери бутылку водки, а то и две бери. Считай - в доле будешь.
Ничего не ответив художник ушел. Сначала хотел было снова идти в милицию, но вспомнив, как его там вчера встретили, передумал. Обида настолько захватила его, что Чуров даже забыл поинтересоваться куда увозят камни.
Он впал в глубочайшую депрессию.
Вечером Ордынцев зашел в кафе «Соблазн», собственность все того же Алибекова. Уже давно повелось, что пару, а то и тройку раз в неделю майор заходил сюда, хозяин угощал шашлыком с гарниром, а к нему 250 беленькой. Поначалу Алибеков специально приглашал Ордынцева, но тот быстро освоился и теперь приходил когда самому захочется.
Хозяим сам встретил дорого гостя, присел за его столик. За разговором Ордынцев как бы между делом задал вопрос, ответ на который отлично знал заранее:
-Булыжник я видел ты привез. Спасибо. Сколько я должен?
-Что ты дорогой, какие деньги! Я с этими, которые копают, обо всем сам договорился. Хорошему человеку как не помочь!
-Ну спасибо тебе, спасибо. Давай выпьем.
Уже в начале ночи Ордынцев зашел в отделение. Дежурный лейтенант подскочил и спешно пытался дожевать бутерброд.
-Сиди, сиди. Кушай. - по отечески махнул ему рукой майор. - Вот что. Я тут наконец хорошего булыжника под дом купил. Завтра уже можно класть начинать. Так ты намекни патрулю, что, ну как в прошлый раз. Понимаешь?
-Не беспокойтесь, товарищ майор, постараемся!
Пьянка у археологов началась сразу по отъезду грузовика. Сначала выдули пиво. За час до конца работы принялись за водку. На базу вернулись уже изрядно кривыми. Практикант Леха блевал.
Поели. Это прибавило сил к продолжению попойки. Бодались - кто кого спихнет с места. Писали на стену - кто сможет выше.
Тимохин, как с ним иногда попьяну случалось, начал говорить гекзаметром. Прилив античного мироощущения заставил его раздеться до трусов и завернуться в простыню наподобие тоги. Он ходил по коридорам общаги и кричал:
-Прочь уходите с дороги, плебеевы подлые дети,
Ведь перед вами идет в храм Юноны целый сенатор!
Взгляда очей, ног пенделей вы моих недостойны!
Растыкин также бросился менять одежду на простыню возвопив при этом:
-Кто говорит, что меж нами случаются пошлые пьянки?
Нет, благородную оргию здесь зачинают члены сената!
Восторженные практиканты бросились следом принимать римское обличье.
-Гетер не хватает! - кричал проспавшийся и вновь нализавшийся практикант Леха.
Шатающиеся от одного края улицы к другому, сильно смахивающие на стайку привидений, археологи отправились в поисках гетер бродить по ночному Шишкину. На ходу отхлебывали водку прямо из горлышек. Каждый успел по разу, а кто и по несколько завалиться в канаву или дорожную лужу, потому видом своим предводительствуемые бригадирами студенты более напоминали уже не сенаторов, а каких-то беглых рабов.
Пьяную кампанию вынесло на берег Волги недалеко от паромного причала (сам паром вместе со сторожем оставался на ночь на правом берегу).
-Вышли мы с вами, друзья, на воды священного Тибра. -
заговорил нараспев Тимохин.
-Может прокатимся вниз по теченью в уютной гондоле? -
высказал идею Растыкин.
-В каком гандоне?! - хохотал практикант Леха.
-В гондоле, урод! В лодке. В гандоне, причем дырявом, ты из папы в маму катался! - грубил в ответ Растыкин.
Пьяная удаль искала выхода и все бросились искать плавсредство. Долго думать не пришлось - к пристани был прицеплен небольшой понтон из двух железных поплавков сваренных крест на крест металлическими полосами и с набитыми сверху досками. Небольшой символический замок, оттолкнулись и пустились в плавание.
Долго путешествовать не пришлось, метрах в двухстах ниже по течению понтон с пьяными сенаторами прибило к берегу и заклинило на песчаной мели.
Не успели участники короткой одиссеи выбраться на берег, как их осветили фары милицейского козелка.
Дальнейшее предсказать не трудно. До утра археологи мерзли в клоповнике при отделении. Околели до стучащих зубов. Промокшие при вылезании из Волги простыни грели мало.
Утром всех привели к дежурному лейтенанту, который доходчиво объяснил ситуацию:
-Задержание в пьяном виде - не беда, с кем не бывает. То, что голышом про городу бегали, порядок общественный нарушали, тоже пустое. Только вот понтон-то сперли, а это хищение собственности, причем государственной. Посадить, вряд ли посадят, но вот суд, штраф, пятнадцать суток - это я вам гарантирую.
-Товарищ лейтенант, вы войдите в наше положение. - бубнил Тимохин, - Плот мы на место хотели поставить, да ваши первее успели. А у нас работа стоит, большой научной важности.
-Если найдем древнерусский слой, будет это большим событием для вашего города. - добавил Растыкин.
-Ну мы в ваше положение может и войдем, - лейтенант сделал паузу, - но и вы в наше войдите. У одного нашего сотрудника дом рискует в Волгу сползти. Берег укреплять надо. Он вчера два грузовика булыжника привез, а работать некому. Так что на вас никто давления не оказывает, решайте сами: по закону - суд и пятнадцать суток, или по понятиям - там на два дня работы. Заведующий паромом мой дядька двоюродный, попрошу - не будет на вас писать заявление.
-Идет. - угрюмо пробурчал Тимохин.
-Эти камни нам теперь как родные. - неуместно попытался разрядить обстановку Растыкин.
До дома майора археологов доставили в фургоне, чтобы не топали через весь город в карнавальных костюмах. На месте работ их встретил сам Ордынцев, одетый в гражданское.
Происходящее все более напоминало античность - замотанные в измусоленные простыни фигуры таскающие по прибрежному песку булыжники походили на порабощенных парфянами легионеров Марка Красса, только что пригнанных через все Иранское нагорье строить укрепления на китайской границе.
Майор вскоре ушел, доверив наблюдение за работами жене. Та хотя и ворчала поминутно о лени новоприобретенных каменщиков, но оказалась дамой гуманной и носила оголодавшим археологам булку и молоко.
Археологов отпустили домой первым же вечером (подъехавший сержант предупредил, что накатать на них телегу работники парома могут в любое время).
На укрепление берега вместо двух дней ушло все четыре. По вечерам бригадиры запирались в своей комнате и угрюмо пили казенный спирт. Студенты тоже пропивали последние свои копейки.
Вот собственно и вся история.
* * *
Чуров приходил потом на берег, смотрел на булыжники, а дотрагиваться ни до одного не стал. В куче обтрусившейся с камней земли он нашел один из недостающих в его коллекции пятаков, но это как-то не особо обрадовало художника.
После происшествия с камнями он вообще было забросил заниматься Калякиным. Потом правда снова начал потихоньку, даже купил где-то последний недостающий пятак, но все равно теперь его гораздо чаще можно видеть сидящим бесцельно на лавке у дома или торгующим картинками на причале.
* * *
Двое бомжей после укрепления берега перестали интересовать Ордынцева и быстро почуяли что их собираются задержать за бродяжничество, а заодно навесить на них все мелкие кражи. Они ушли из Шишкина, легкие на подъем, в неизвестном направлении. Где-то теперь бродят, а может и померли уже.
* * *
Укрепление откоса сыграло зловещую роль. Камни, вместо чтоб зафиксировать стенку обрыва, только усилили ее вес. Вода подмыла берег под крепежом и дом Ордынцева рухнул в воду много раньше, чем если бы не бестолковая укладка камней далекими от мастерства руками.
Жертв не было. Дом сначала надсадно заскрипел, минут через десять накренился над образовавшейся под ним пустотой, потом раз качнулся и рухнул торцовой стеной в воду. Ордынцев с женой успели выскочить.
Хотя обломки вещей и самого дома по большей части унесло течением, непоправимой катастрофы для Ордынцева в том не было. Предвидя такое развитие событий он давно разными способами накопил денег (которые хранились у тещи) на новый дом и обзаведение хозяйством. Беда была в другом. Майор незадолго до крушения приволок домой кучу папок с документами, которые строжайшим образом нельзя было выносить из отделения, да и там хранить можно только в особом сейфе. Получился большой скандал, разбирательство, пользуясь случаем несколько подчиненных начали под Ордынцева копать - всплыла еще пара грешков. Сначала чуть было вообще из органов не погнали, а кончилось понижением в капитаны - должность из которой Ордынцев с такими сатанинскими усилиями выбился семь лет назад.
Теперь ему не миновать скорой отставки. Снова пробиваться в майоры, нет ни времени, ни сил, ни возможностей.
* * *
Алибеков по прежнему держит кафе и ларьки (теперь их уже восемь). Из всех русских пословиц он хорошо выучил одну: «Новая метла по новому метет» - на ублажение нового начальника отделения, голодного до удовольствий жизни, средств уходит много более чем на патриархального и как оказалось непритязательного Ордынцева.
* * *
Археологи хотя и взялись после этой истории авралить, выкидывали землю не перебирая и почти не глядя, раскоп закончить так и не смогли. (Позже оба бригадира не раз убеждали друг друга в том, что если бы не дождь в последние два дня - все бы спокойно успели).
Никакого древнерусского слоя они не нашли. Последним днем, в нарушение всех методик, залудили несколько разведочных колодцев - посмотреть что внизу, но все равно ничего не обнаружили.
В опубликованном позже отчете было сказано, что древнерусского слоя в Шишкине нет, или же он полностью ушел под Волгу из-за поднятия уровня воды после строительства ГЭС. Научная общественность признала данный археологический памятник неперспективным.
* * *
Вислоусый начальник экспедиции узнав по телефону о случившемся в Шишкине, нервно закурил, обхватил голову руками и произнес:
-Идиоты! Какие идиоты!
Кого он имел в виду: своих подопечных, или шишкинских милиционеров, или Чурова с его энтузиазмом и Калякина с его мостовыми идеями - неизвестно.
* * *
Да, еще. О самом Калякине. Он умер пятидесяти четырех лет от роду сразу после очередного ледоходного загула. Выпив на том берегу в первый же день несколько больше меры он почувствовал, что сердце серьезно барахлит. Отложенные на похождения деньги пришлось потратить на столичных врачей, но все равно не помогло.
А двух его сыновей, перенявших дело, шлепнули в восемнадцатом году, сразу после подавления Ярославского мятежа, как подозрительных элементов те десять дезертиров, что принесли в Шишкин мировую революцию.
* * *
А древнерусский слой так и лежит на холме, вокруг собора. Его правда сразу после отъезда археологов чуть не на треть ободрали колеса тягачей, что затаскивали кран - поднимать на собор новый, пластмассовый под золото купол. Но все равно еще порядочно осталось.