"Холмс" в деталях / 7 / Sherlock Holmes in details
Продолжаем изучать "Холмса" в деталях. Раз уж сравниваем рассказы Эдгара По и Конан Дойла - пора переходить на личности. На личности Шерлока Холмса и Огюста Дюпена. Не обойдём и кино. На первой картинке - улыбающийся сыщик Дюпен в исполнении Сергея Юрского из телеспектакля "Старинный детектив" (реж. Павел Резников, 1982 г.)
Предыдущая часть -- "Казус Орангутангус, или Сенсация от ума"
http://alek-morse.livejournal.com/66827.html
The first image: Sergei Yurskiy as Detective August Dupin -- from TV performance "An Old-Fashioned Detective" by dir. Pavel Reznikov, 1982, Central Television of USSR. Based on Edgar Poe's story.
Критика артистического разума
«Холмс» в деталях
Александр СЕДОВ (с) эссе / январь 2013 г.
.
Английского писателя Конан Дойла в большей степени интересовало жизненное подобие своих сенсационных сюжетов. Его герои должны были уметь смешиваться с толпой, быть или, по крайней мере, казаться обычными пассажирами поездов, пароходов и кэбов, прогуливаться по тем же улицам, заходить в те же рестораны, появляться в тех же театрах, что и читатели рассказов.
.
Холмс «родился» соотечественником своего автора, в то время, как для Эдгара По и его читателей - Дюпен был иностранцем и жил в далёком Париже. Дойл сознательно играл в эту увлекательную игру - убеждал первых читателей в том, что они свидетели жития великого сыщика, подбрасывая им косвенные улики в виде полузнакомых адресов и как будто узнаваемых имён лордов и министров. Главным доказательством служил Лондон, чей клубящийся за окном туман так меланхолически точно «запротоколировал» сыщик. Что уж говорить о том, что и Холмса и читателя холмсовских рассказов мог подвозить один кэб под номером 2704. А с преступлениями из рассказов и из криминальной хроники его, Дойла, читатель знакомился едва ли не на соседних страницах.
«Преступление - вещь повседневная», - говорил сыщик, а значит, похожее, типичное и для Лондона, и для Парижа, и для Нью-Йорка того времени - середины или конца 19 века. (Эдгар По, между прочим, прекрасно доказал эту истину, перенеся обстоятельства реального убийства Мэри Роджер из Нью-Йорка в Париж.) Но в том и фокус, что «логика - явление редкое», а когда она завёрнута в форму беллетристики, то и вовсе - уникальное, индивидуально окрашенное.
.
У шевалье Огюста Дюпена не было прямого прототипа ни в литературе, ни в жизни (не будем же мы считать таковым Видока). А если и был, то мемуаристы и литературоведы о нём ничего не знают, что равносильно полному отсутствию такового. Ну не могла такая яркая личность случайно затеряться среди обилия воспоминаний современников, друзей и недоброжелателей, знавших американского писателя лично. «Если кто и есть сыщик Дюпен, так это я сам!» - законно мог заявить Эдгар По, и по всем статьям был бы прав, так как по сути изобрёл нового героя и заложил новый литературный жанр.
.
Однако ровно тоже самое о своём сыщике и о себе однажды неосторожно заявил Конан Дойл. Хотя вот уж кто был хорошо знаком с прототипом своего геройского сыщика и даже учился у него в Эдинбургском университете. На каждой лекции молодой ученик восторгался методом его диагностики, выходившим далеко за пределы медицины в область повседневных наблюдений. По внешнему виду, манере поведения и особенностям речи профессор Джозеф Белл ставил пациенту не только врачебный диагноз, но и социальный: кто он по профессии, его семейное положение, привычки, из какой он местности и т.п. Эта удивительная смычка между наукой и простой жизнью необычайно поразила студента-медика Дойла - оказалось, что повседневную жизнь, которая вроде как состоит из одних банальностей и случайностей, можно препарировать с помощью логики так же, как с помощью скальпеля тело человека.
.
Биограф Конан Дойла - Хескет Пирсон живописует несколько примеров такой диагностики Белла:
.
«…Он быстро отмечал характерные особенности пациентов, которых Дойл, назначенный им амбулаторным клерком, вводил в его комнату, и сообщал студентам и ассистентам что-нибудь вроде: «Господа, я не могу сказать точно, кто этот человек - резчик пробки или кровельщик. Я вижу лёгкое callus, или затвердение, на одной стороне его указательного пальца. А это точный признак обеих профессий». Другой случай был проще: «Я вижу, вы злоупотребляете спиртным. Вы даже носите фляжку во внутреннем кармане вашего пальто». Третий пациент с открытым ртом слушал, как Белл, заметив: «Вы, я вижу, сапожник», повернулся к студентам и обратил их внимание на то, что брюки пациента были порваны с задней стороны штанины под коленом, где он зажимал выколотку, что характерно для сапожников» (Хескет Пирсон «Конан Дойл. Его жизнь и творчество»).
.
В британском сериале «Комнаты убийств. Тёмное начало Шерлока Холмса» (2000 г.) этот эпизод реконструирован с особым изяществом. Студент Дойл поначалу не без скепсиса наблюдает за чудесами дедукции профессора, за это уязвлённый Белл советует Фоме-неверующему быть повнимательнее на его лекциях и для исправления назначает своим лаборантом. Так возникает их необыкновенный сыщицкий союз (которого в действительности не было), и они принимаются распутывать самые загадочные криминальные дела - совсем как ещё не придуманные Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Тем более, что актёр Ян Ричардсон, исполнитель роли Джозефа Белла, в своём облике соединил черты, как эдинбургского профессора, так и сыщика с Бейкер-стрит, - и не удивительно, ведь лет за двадцать до того он сыграл Холмса.
.
У эдинбургского хирурга Дойл позаимствовал для своего героя не только облик: «Был он худым, жилистым, темноволосым, с острым орлиным профилем, широкими плечами и нервической походкой», - но и метод: «Узнав и изучив этого человека, - пишет Конан Дойл в «Воспоминаниях и приключениях», - я использовал и даже усовершенствовал его методы, когда позднее создал образ детектива-учёного, который находит преступника благодаря своим способностям, а не промахам последнего».
.
/ слева - портрет профессора Джозефа Белла, справа - Ян Ричардсон в роли профессора Белла /
.
/ кадр из сериала "Комнаты убийств": профессор Белл демонстрирует свой метод студентам /
.
/ кадр из сериала: слева - профессор Белл, справа - студент Дойл /
.
Однако для того, чтобы Шерлок Холмс ожил как полнокровный литературный герой одной холодной логики было явно недостаточно. Требовалось озарение. И оно снизошло, надо полагать, не без влияния творчества Э. По.
.
Всю жизнь Эдгар По был убеждённым гуманитарием, не заглядывал в микроскоп, не резал лягушек (тем более, не мучил и не замуровывал чёрных котов - хотя у некоторых беллетристов иное мнение), но как человек разносторонней эрудиции живо интересовался возможностью трансатлантических перелётов на воздушном шаре, и даже написал на эту тему рассказ-мистификацию, наделавший много шума и введший в заблуждение многих читателей. Кроме того, его волновала природа электричества - как раз в его время происходили поразительные открытия в этой области, ставились любопытные опыты - выяснилось, что электричество и магнетизм как-то связаны. Американский писатель не преминул воспользоваться этим своим околонаучным интересом в литературно-мистических целях и написал фантастический рассказ о разговоре с египетской мумией. Ещё он неплохо понимал в математике и в некоторых своих сочинениях высказывал нетривиальные идеи, близкие неэвклидовой геометрии Лобачевского. Словом, Э. По был широко образованным интеллектуалом, имевшим воззрения по большому кругу научных проблем.
.
Но прежде всего Эдгар По полагал себя поэтом - и в этом точно следовал традиции европейского романтизма. Поэт сиречь Творец, по его мнению, был выше Логика. Мы восторгаемся сыщиком Дюпеном, его логически безупречными построениями, забывая о том, что сам Э. По весьма критически отзывался о рационально-логическом способе познания, считая его неполным и недостаточным. Так в лице Эдгара По Романтизм «расправлялся» с наследием эпохи Просвещения - веком, возведший в культ человеческий Разум. В программном сочинении Эдгара По под названием «Эврика» на орехи достаётся, как Аристотелю, приверженцу метода дедукции, так и Фрэнсису Бэкону, стороннику метода индукции. И будь Огюст Дюпен только логиком, за глаза порицаемым своим автором, не завоевал бы он стольких читательских симпатий и не основал бы родословную сыщиков во всемирной литературе.
.
В Дюпене нас прежде всего прельщает артистизм ума. Сыщик связывает свои логические цепочки словно даёт театральное представление, и в этом Дюпен абсолютно равен своему создателю Эдгару По, поэту. К тому же Дюпен, как он сам же мельком упоминает, «когда-то баловался виршами», и значит, поэзии как стихии творчества не чужд. Разоблачая преступника - министра Д., укравшего у знатной дамы компрометирующее её письмо, Дюпен вынужден принять стиль размышлений своего противника - того самого министра, который некогда написал работу о дифференциальном исчислении, да ещё к тому же «поэт и весьма недурной». А это уже нечто большее, чем просто исполнительское мастерство.
.
Артистизм Дюпена не только в умении драматически преподнести мысль, но и в умении её добыть. Одной лишь логики, последовательности переходов от А. к В. недостаточно. Необходимы ещё творческое воображение и интуитивные озарения, родственные поэтическим, которые подсказывают новые области поиска. Не все догадки и гипотезы, коль скоро они возникли в голове, эта голова может сразу объяснить, хотя на поверку они обычно оказываются итогом долгих и упорных размышлений. Согласно взглядам Эдгара По, интуитивным озарениям требуется дальнейшая проверка с помощью логического метода - свидетелями вот этой стадии мы, читатели рассказов, как правило, и становимся. (Об этой взаимосвязи логического и интуитивного в методе Дюпена весьма развёрнуто пишет Юрий Ковалёв в книге «Эдгар Алан По: новеллист и поэт».)
.
И разве не это же самое мы в первую очередь ценим в Шерлоке Холмсе - его художественную натуру, умение необычную, парадоксальную гипотезу с особым артистизмом довести до совершенного доказательства? Как и в случае с Дюпеном это свойство - «врождённый артистизм», как настаивает сам Холмс - читатель больше чувствует, чем замечает. Собственно, так происходит и в жизни - озарения нас посещают (если посещают) неожиданно и молчаливо, и уже, спохватившись, мы начинаем записывать мысль или обосновывать её в разговоре. Как и его американский коллега, Конан Дойл не забыл дать читателю подсказку, указать на своего рода «рояль в кустах», а именно на увлечение Холмса игрой на скрипке, на склонность к авторским импровизациям, тем самым приравняв своего детектива к «мыслителям-поэтам» Дюпеновского типа.
Продолжение следует
Предыдущая часть -- "Казус Орангутангус, или Сенсация от ума"
http://alek-morse.livejournal.com/66827.html
The first image: Sergei Yurskiy as Detective August Dupin -- from TV performance "An Old-Fashioned Detective" by dir. Pavel Reznikov, 1982, Central Television of USSR. Based on Edgar Poe's story.
Критика артистического разума
«Холмс» в деталях
Александр СЕДОВ (с) эссе / январь 2013 г.
.
Английского писателя Конан Дойла в большей степени интересовало жизненное подобие своих сенсационных сюжетов. Его герои должны были уметь смешиваться с толпой, быть или, по крайней мере, казаться обычными пассажирами поездов, пароходов и кэбов, прогуливаться по тем же улицам, заходить в те же рестораны, появляться в тех же театрах, что и читатели рассказов.
.
Холмс «родился» соотечественником своего автора, в то время, как для Эдгара По и его читателей - Дюпен был иностранцем и жил в далёком Париже. Дойл сознательно играл в эту увлекательную игру - убеждал первых читателей в том, что они свидетели жития великого сыщика, подбрасывая им косвенные улики в виде полузнакомых адресов и как будто узнаваемых имён лордов и министров. Главным доказательством служил Лондон, чей клубящийся за окном туман так меланхолически точно «запротоколировал» сыщик. Что уж говорить о том, что и Холмса и читателя холмсовских рассказов мог подвозить один кэб под номером 2704. А с преступлениями из рассказов и из криминальной хроники его, Дойла, читатель знакомился едва ли не на соседних страницах.
«Преступление - вещь повседневная», - говорил сыщик, а значит, похожее, типичное и для Лондона, и для Парижа, и для Нью-Йорка того времени - середины или конца 19 века. (Эдгар По, между прочим, прекрасно доказал эту истину, перенеся обстоятельства реального убийства Мэри Роджер из Нью-Йорка в Париж.) Но в том и фокус, что «логика - явление редкое», а когда она завёрнута в форму беллетристики, то и вовсе - уникальное, индивидуально окрашенное.
.
У шевалье Огюста Дюпена не было прямого прототипа ни в литературе, ни в жизни (не будем же мы считать таковым Видока). А если и был, то мемуаристы и литературоведы о нём ничего не знают, что равносильно полному отсутствию такового. Ну не могла такая яркая личность случайно затеряться среди обилия воспоминаний современников, друзей и недоброжелателей, знавших американского писателя лично. «Если кто и есть сыщик Дюпен, так это я сам!» - законно мог заявить Эдгар По, и по всем статьям был бы прав, так как по сути изобрёл нового героя и заложил новый литературный жанр.
.
Однако ровно тоже самое о своём сыщике и о себе однажды неосторожно заявил Конан Дойл. Хотя вот уж кто был хорошо знаком с прототипом своего геройского сыщика и даже учился у него в Эдинбургском университете. На каждой лекции молодой ученик восторгался методом его диагностики, выходившим далеко за пределы медицины в область повседневных наблюдений. По внешнему виду, манере поведения и особенностям речи профессор Джозеф Белл ставил пациенту не только врачебный диагноз, но и социальный: кто он по профессии, его семейное положение, привычки, из какой он местности и т.п. Эта удивительная смычка между наукой и простой жизнью необычайно поразила студента-медика Дойла - оказалось, что повседневную жизнь, которая вроде как состоит из одних банальностей и случайностей, можно препарировать с помощью логики так же, как с помощью скальпеля тело человека.
.
Биограф Конан Дойла - Хескет Пирсон живописует несколько примеров такой диагностики Белла:
.
«…Он быстро отмечал характерные особенности пациентов, которых Дойл, назначенный им амбулаторным клерком, вводил в его комнату, и сообщал студентам и ассистентам что-нибудь вроде: «Господа, я не могу сказать точно, кто этот человек - резчик пробки или кровельщик. Я вижу лёгкое callus, или затвердение, на одной стороне его указательного пальца. А это точный признак обеих профессий». Другой случай был проще: «Я вижу, вы злоупотребляете спиртным. Вы даже носите фляжку во внутреннем кармане вашего пальто». Третий пациент с открытым ртом слушал, как Белл, заметив: «Вы, я вижу, сапожник», повернулся к студентам и обратил их внимание на то, что брюки пациента были порваны с задней стороны штанины под коленом, где он зажимал выколотку, что характерно для сапожников» (Хескет Пирсон «Конан Дойл. Его жизнь и творчество»).
.
В британском сериале «Комнаты убийств. Тёмное начало Шерлока Холмса» (2000 г.) этот эпизод реконструирован с особым изяществом. Студент Дойл поначалу не без скепсиса наблюдает за чудесами дедукции профессора, за это уязвлённый Белл советует Фоме-неверующему быть повнимательнее на его лекциях и для исправления назначает своим лаборантом. Так возникает их необыкновенный сыщицкий союз (которого в действительности не было), и они принимаются распутывать самые загадочные криминальные дела - совсем как ещё не придуманные Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Тем более, что актёр Ян Ричардсон, исполнитель роли Джозефа Белла, в своём облике соединил черты, как эдинбургского профессора, так и сыщика с Бейкер-стрит, - и не удивительно, ведь лет за двадцать до того он сыграл Холмса.
.
У эдинбургского хирурга Дойл позаимствовал для своего героя не только облик: «Был он худым, жилистым, темноволосым, с острым орлиным профилем, широкими плечами и нервической походкой», - но и метод: «Узнав и изучив этого человека, - пишет Конан Дойл в «Воспоминаниях и приключениях», - я использовал и даже усовершенствовал его методы, когда позднее создал образ детектива-учёного, который находит преступника благодаря своим способностям, а не промахам последнего».
.
/ слева - портрет профессора Джозефа Белла, справа - Ян Ричардсон в роли профессора Белла /
.
/ кадр из сериала "Комнаты убийств": профессор Белл демонстрирует свой метод студентам /
.
/ кадр из сериала: слева - профессор Белл, справа - студент Дойл /
.
Однако для того, чтобы Шерлок Холмс ожил как полнокровный литературный герой одной холодной логики было явно недостаточно. Требовалось озарение. И оно снизошло, надо полагать, не без влияния творчества Э. По.
.
Всю жизнь Эдгар По был убеждённым гуманитарием, не заглядывал в микроскоп, не резал лягушек (тем более, не мучил и не замуровывал чёрных котов - хотя у некоторых беллетристов иное мнение), но как человек разносторонней эрудиции живо интересовался возможностью трансатлантических перелётов на воздушном шаре, и даже написал на эту тему рассказ-мистификацию, наделавший много шума и введший в заблуждение многих читателей. Кроме того, его волновала природа электричества - как раз в его время происходили поразительные открытия в этой области, ставились любопытные опыты - выяснилось, что электричество и магнетизм как-то связаны. Американский писатель не преминул воспользоваться этим своим околонаучным интересом в литературно-мистических целях и написал фантастический рассказ о разговоре с египетской мумией. Ещё он неплохо понимал в математике и в некоторых своих сочинениях высказывал нетривиальные идеи, близкие неэвклидовой геометрии Лобачевского. Словом, Э. По был широко образованным интеллектуалом, имевшим воззрения по большому кругу научных проблем.
.
Но прежде всего Эдгар По полагал себя поэтом - и в этом точно следовал традиции европейского романтизма. Поэт сиречь Творец, по его мнению, был выше Логика. Мы восторгаемся сыщиком Дюпеном, его логически безупречными построениями, забывая о том, что сам Э. По весьма критически отзывался о рационально-логическом способе познания, считая его неполным и недостаточным. Так в лице Эдгара По Романтизм «расправлялся» с наследием эпохи Просвещения - веком, возведший в культ человеческий Разум. В программном сочинении Эдгара По под названием «Эврика» на орехи достаётся, как Аристотелю, приверженцу метода дедукции, так и Фрэнсису Бэкону, стороннику метода индукции. И будь Огюст Дюпен только логиком, за глаза порицаемым своим автором, не завоевал бы он стольких читательских симпатий и не основал бы родословную сыщиков во всемирной литературе.
.
В Дюпене нас прежде всего прельщает артистизм ума. Сыщик связывает свои логические цепочки словно даёт театральное представление, и в этом Дюпен абсолютно равен своему создателю Эдгару По, поэту. К тому же Дюпен, как он сам же мельком упоминает, «когда-то баловался виршами», и значит, поэзии как стихии творчества не чужд. Разоблачая преступника - министра Д., укравшего у знатной дамы компрометирующее её письмо, Дюпен вынужден принять стиль размышлений своего противника - того самого министра, который некогда написал работу о дифференциальном исчислении, да ещё к тому же «поэт и весьма недурной». А это уже нечто большее, чем просто исполнительское мастерство.
.
Артистизм Дюпена не только в умении драматически преподнести мысль, но и в умении её добыть. Одной лишь логики, последовательности переходов от А. к В. недостаточно. Необходимы ещё творческое воображение и интуитивные озарения, родственные поэтическим, которые подсказывают новые области поиска. Не все догадки и гипотезы, коль скоро они возникли в голове, эта голова может сразу объяснить, хотя на поверку они обычно оказываются итогом долгих и упорных размышлений. Согласно взглядам Эдгара По, интуитивным озарениям требуется дальнейшая проверка с помощью логического метода - свидетелями вот этой стадии мы, читатели рассказов, как правило, и становимся. (Об этой взаимосвязи логического и интуитивного в методе Дюпена весьма развёрнуто пишет Юрий Ковалёв в книге «Эдгар Алан По: новеллист и поэт».)
.
И разве не это же самое мы в первую очередь ценим в Шерлоке Холмсе - его художественную натуру, умение необычную, парадоксальную гипотезу с особым артистизмом довести до совершенного доказательства? Как и в случае с Дюпеном это свойство - «врождённый артистизм», как настаивает сам Холмс - читатель больше чувствует, чем замечает. Собственно, так происходит и в жизни - озарения нас посещают (если посещают) неожиданно и молчаливо, и уже, спохватившись, мы начинаем записывать мысль или обосновывать её в разговоре. Как и его американский коллега, Конан Дойл не забыл дать читателю подсказку, указать на своего рода «рояль в кустах», а именно на увлечение Холмса игрой на скрипке, на склонность к авторским импровизациям, тем самым приравняв своего детектива к «мыслителям-поэтам» Дюпеновского типа.
Продолжение следует