Hobbit in valenki felt boots -Tolkien in Russia/ 3 -- 4 / Хоббит в валенках
Как я уже говорил, недавно я обнаружил, что в интернете живет интересная книга, о существовании которой я даже не подозревал, но которую я давно хотел прочесть: "Толкин русскими глазами" Марка Хукера. (Mark T. Hooker: Tolkien Through Russian Eyes) Этому открытию я обязан блоггеру symon-salavejka. Вы тоже можете её прочесть - она в открытом доступе и в русском переводе, /переводчик Алла Хананашвили/.
Книга так захватила моё воображение, что я почти сразу же набросал черновик отзыва, который трансформировался в серию эссе "Хоббит в валенках". 1 и 2 главы - здесь http://alek-morse.livejournal.com/25418.html .Сегодня - продолжение: 3 и 4 главы.
Рисунки художника М. Беломлинского - первого советского иллюстратора сказки "Хоббит". И кадры из ленинградского телеспектакля по мотивам этой сказки (1985 г.)
Хоббит в валенках
Автор: Александр СЕДОВ, октябрь 2009 г.
3. Советская правда и китайская грамота
Начало книги Марка Хукера такое, каким и должно быть - лучше и не придумаешь:
«В одной подпольной машинописной рукописи жил да был хоббит. Не в откорректированной спелл-чекером, свеженькой и хрустящей распечатке
лазерного принтера; нет, в рукописи мятой, потрепанной и полной опечаток, вышедшей из-под пятой копирки, отпечатанной вручную на обороте
ненужных документов. Рукопись была самиздатовская, что означает: незаконно изданная и подпольно распространявшаяся в Советском Союзе...»
А, вот, чем дальше в текст, тем больше выводов, с которыми так и тянет поспорить. Чтобы пояснить Западу понимание Толкиена в России, автор вспоминает самиздат, Сталина, Ежова, НКВД, ГУЛАГ, Сталинград, Солженицына, авоську, штрафбат, Холодную войну, красное знамя и советскую цензуру. Не скажу, что всё это здесь лишнее, но ощущение приблизительно как у Алисы в Стране Чудес - всё страннее и страннее: автор объясняет мне моё восприятие русских переводов Толкиена - восприятие удивительное и не очень-то и моё.
Конечно, у нас всё так быстро меняется (не случайно Россию называют «страной с непредсказуемым прошлым»), и каким могло быть моё восприятие книг Толкиена лет тридцать тому назад могу только гадать - сам я родом из другого поколения, не из числа первых советских читателей Толкиена. Но, вот, что пишет в своём отзыве на монографию Марка Хукера петербургская переводчица Т.Л. Фиглин, человек того самого поколения:
«В своей работе он часто апеллирует к читателю, выросшему в сталинские
времена и почти всю жизнь прожившему при тоталитарном режиме. Поскольку я тот самый читатель, то сочла себя вправе поделиться впечатлениями. (…)
Посвященные саморедактированию страницы перенасыщены сведениями из советской
истории. Часть их, на мой взгляд, не имеет ни к Толкину, ни к переводам никакого отношения. Видно, соблазн поделиться знаниями непреодолим - ему даже Набоков в свое время поддался. Однако у меня ощущение, что наш автор, изучив факты, все же нечетко представляет себе атмосферу того времени и иногда допускает большие натяжки.
Характерно размышление о слове всезнайка (прозвище Сарумана в одном из переводов «Властелина колец», - прим. АС): мысль, что «читателю, выросшему в атмосфере деспотизма» оно может напомнить о Сталине», меня просто озадачила. К Сталину относились по-разному, но уверяю вас: эдакое вот снисходительное похлопывание Иосифа Виссарионовича по плечу было абсолютно немыслимо. Даже грустно стало: вот, оказывается, как быстро уходит ощущение эпохи, не столь уж и отдаленной, даже свидетели еще живы» (Т.Л. Фиглин. Американский взгляд на русского Толкина, - в журн. Палантир, апрель 2005, СПб).
Другими словами, велика опасность, что за обилием деталей в этой монографии американский читатель не увидит леса. Ведь это нам с вами понятно, что русское прочтение Толкиена складывается не только - далеко не только (!) из советского подтекста. А для западной аудитории настоящий «русский Толкиен», может, так и остаться «китайской грамотой».
Своеобразие «русского Толкиена» автора монографии интересует только как искажение «подлинного Толкиена» (это можно назвать «грехопадением» от Изначального Смысла, случившееся с книгами Профессора на чужбине), обычно это вложенный переводчиками между строк советский / антисоветский подтекст. Всё остальное, что не вписывается в эту концепцию, Марк Хукер просто не замечает (может быть, за редкими исключениями). Англоязычный читатель, для которого далекая суровая и холодная страна лишь экзотика, скорее всего, придет к выводу, что «русский Толкиен» это инвалид, правда, очень странный на вид: многорукий, как бог Вишну (уже несколько десятков русских переводчиков приложили свою руку к текстам британского писателя). И одноглазый, как Циклоп, так как, по мнению автора монографии, этот инвалид видит только часть идей Джона Рональда Руэла Толкиена. Желая подстраховаться от упрёков наших читателей, Марк Хукер замечает, что писал книгу для американской публики, поэтому те пояснения, которые русской аудитории кажутся излишними, для американской - в самый раз. Удивительно, насколько мистер Хукер сознательно делает то, в чем прямо критикует русских переводчиков: «адаптирует» иностранную культуру для своего национального читателя.
Готовя этот текст, я наткнулся в интернете на рецензию Марка Хукера под названием «Толкиен на китайском» - это отзыв на диссертацию голландского лингвиста Давида Ван дер Пита, (Тайваньский католический университет). Представьте, «Властелин колец» издан на китайском языке, причем переведен дважды! Любопытно, подумал я, как звучит синдарин в переводе на мандарин. Отзыв оказался небольшим, но показательным. Показательным в том смысле, что обнажил для меня суть подхода мистера Хукера к предмету исследования (к чужому тексту) - слишком, слишком лингвистический. Я ожидал прочесть, хотя бы в двух-трех абзацах, что это за явление такое - роман «Властелин колец» на китайском, и как его воспринимают китайцы (хотя бы островитяне-тайваньцы). Обо всём этом, наверняка, подробно рассказано в диссертации, но отзыв на то и отзыв, чтобы рецензент сформулировать самую суть, общее впечатление, и, разумеется, свою реакцию на предмет.
Увы, я прочёл замечательный обзор, большею частью касавшийся проблемы перевода фамилии «Twofoot», единицы измерения в Хоббитании на другие языки, и можно ли переводить толкиеновский неологизм «gentlehobbit» как просто «джентльмен» или необходим дословный перевод (на чем настаивает Марк Хукер). О том, каким роман Толкиена видится сквозь иероглифы, говорилось немного, и за всеми этими сравнениями получилось как-то размыто, как на старинном палимпсесте, где поверх иероглифов были ремарки на польском, датском, голландском, немецком и русском языках.
В финале своей статьи Марк Хукер соглашается с голландским рецензентом: «Его оценка китайских переводов та же самая, к которой я пришел в моей книге о русских переводах. Он «надеется, что однажды увидит лучший вариант перевода «Властелина колец» на китайском».
Даже не знаю, у кого теперь шансов прочесть идеальный перевод больше - у русских или китайских читателей, в распоряжении которых пока только два перевода.
4. Казус буй
…Марк Хукер нередко ставит себя на место переводчика в СССР, точнее усаживается за его письменный стол, - и тут же замечает по другую сторону призрак советского цензора (наподобие того, как хоббиты видели умертвий в Могильниках). Переводчики и вправду проявляли на бумажном листе чудеса героизма и находчивости лишь бы книга Толкиена в том или ином виде прорвалась к советским читателям. Из страха, что редактор «завернет» книгу обратно, переводчик где-то смягчал обороты речи, искал обходные фразы, заменяя одни слова другими, близкими по смыслу, но, по мнению Марка Хукера, не такими меткими, как желал бы английский писатель. Все эти примеры купирования Хукер именует либо «паранойей холодной войны» (распространенный термин в американской гуманитарной науке и журналистике), либо «советским комплексом неполноценности перед Западом». В других же случаях тот же самый переводчик, наоборот, демонстрировал неожиданную отвагу, предпочитая показывать между строк диссидентский кукиш. Например, Наталья Рахманова, как полагает американский исследователь, целенаправильно вставляла в речь героев сказки «Хоббит» слово «бог», чтобы досадить советскому атеизму.
Примеры таких купюр Марк Хукер старательно подшивает к «делу Толкиена», высказывая иногда довольно спорные суждения о намерениях советского переводчика вложить тот или иной советский/антисоветский смысл в толкиеновский текст. В итоге, американский читатель получает представление о «русском Толкиене» через обширные пояснения о Ежове, ГУЛАГе, Солженицыне, авоське, штрафбате, Холодной войне, красном знамени и советской бюрократии. Нельзя сказать, что все домысливания американского исследования грешат против истины, - ведь и знаменитый перевод Муравьева сделал из отставного волшебника Сарумана, бежавшего в уютную Хоббитанию, - нового мелкопакостного Генералиссимуса, загнавших бедных хоббитов в Исправноры (у Толкиена прямых аллюзий в отношении Сталина нет - Саруман называет себя Шефом, а тюрьма зовется тюрьмой). О большинстве «улик», предъявленных Марком Хукером, можно спорить, их можно отвергать или защищать. За исключением, пожалуй, случая, который я бы назвал, «Казус буй».
Марк Хукер пишет:
С.64
«В III главе («Короткая передышка»), в сцене, где Эльронд рассматривает мечи, найденные в пещере троллей, он говорит, что клинки были сделаны «Высокими эльфами Запада, моими родичами» (H.61). Рахманова
исключила из своей версии упоминание Запада, и «Высокие эльфы» стали «древними эльфами».
«Мечи старинные, работы древних великих эльфов, с которыми я в родстве» (Р Х1976.51, Х2002.41).
Такое вымарывание, вероятно, стало результатом комплекса неполноценности Советов в вопросах военной технологии. Они целиком, вплоть до копирайта, скопировали печатные платы американского эхолокационного
буя и хвастались, что их технология лучше. Для цензора, чувствительного к подобным вопросам, неприятным был бы сам факт, что мечи, которыми так восхищался Эльронд, сделаны на Западе. Потенциально эта фраза
могла ошибочно восприниматься как ссылка на превосходство западной военной технологии, и раз так, то ее следовало убрать».
«Казус буй», на мой взгляд, лежит за гранью серьезного, и, кажется, я понял почему.
Цензоры, конечно, знали, что советские граждане умеют читать между строк (в том числе переводную художественную литературу), потому что сами были советскими гражданами. И к моменту публикации «Хоббита» в СССР (в 1976 г.) они уже были глубоко разочарованы в советской электронике. Но, вот так, чтобы в волшебном мече-кладенце разглядеть американский эхолокационный буй? Так и хочется воскликнуть словами из анекдота: что за нелепые фантазии?! и - почему автору на ум пришел буй, а не автомат Калашникова, если уж искать современные аналоги старинному мечу?!
Не кроется ли за этой ассоциацией какого-нибудь комплекса - психологического и военно-промышленного одновременно?
После того, как в начале третьего тысячелетия армии Запада освободили иракцев и афганцев от собственных тираний, встал вопрос о перевооружении местных полицейских. Западные стандарты требовали отказа от старых автоматов Калашникова взамен на новые американские полуавтоматические винтовки М16. Иракцы и афганцы отказались перевооружаться, так как знали, - как когда-то и советские цензоры (и весь советский народ), - что изделие Калашникова и лучше, и практичнее и надежнее. В регулярных телерепортажах о терактах из Афганистана и Ирака до сих пор можно видеть местных полицейских, разгуливающих с русским оружием наперевес. Вот почему неожиданно всплывший в книге мистера Хукера эхолокационный буй сигнализировал моей интуиции, что автор, возможно, подгоняет свои гипотезы под утвердившиеся американские стереотипы о России (не это ли имел ввиду Марк Хукер, написав в предисловии, что книга рассчитана на американскую аудиторию?). И тут уже волей-неволей начинаешь искать и в других местах книги нестыковки или натяжки. (Как, например, один блоггер, ворчливо заметивший, что историческая часть монографии это аккуратно законспектированные статьи с толкиенистского сайта «Арда-на-Куличиках». Впрочем, сделать хороший обзор - важная часть научной работы.)
Ухватись автор за более очевидную аналогию - за автомат, а не за буй - и часть архитектуры этой главы обрушилась бы, похоронив под обломками полные иронии примеры «русского первородства в науке», которые Марк Хукер вытащил из пыльной Советской Энциклопедии 1950 г. И не было бы повода вспомнить инженера Попова, провозглашенного в 1950-е гг. «изобретателем радио» (случай с Поповым, кстати, не так однозначен, как может подумать американская публика) или естествоиспытателя Можайского, «опередившего братьев Райт», как писала Советская Энциклопедия в те годы. Упоминание кампании борьбы с «низкопоклонством перед Западом», которая проводилась при позднем Сталине, разумеется, не может не подогреть интерес у западного читателя, изучающего Россию.
Уж не знаю, чей призрак мог стоять по другую сторону от компьютера Марка Хукера, когда он готовил к печати свою монографию, - может, призрак коммунизма, а, может, призрак Адама Смита с невидимой рукой рынка, диктующей автору популярное изложение, - но, прочитав его исследование, американский читатель, вероятно, придет к ожидаемому выводу. Своеобразие русской культуры, - частью которой, несомненно, стали переводы книг Толкиена, - зиждется на Сталине, комплексах, цензуре, русском фатализме, ну и, ко всему прочему на русском языке. Может быть, это правда. Но только - часть правды.
продолжение следует :)
Книга так захватила моё воображение, что я почти сразу же набросал черновик отзыва, который трансформировался в серию эссе "Хоббит в валенках". 1 и 2 главы - здесь http://alek-morse.livejournal.com/25418.html .Сегодня - продолжение: 3 и 4 главы.
Рисунки художника М. Беломлинского - первого советского иллюстратора сказки "Хоббит". И кадры из ленинградского телеспектакля по мотивам этой сказки (1985 г.)
Хоббит в валенках
Автор: Александр СЕДОВ, октябрь 2009 г.
3. Советская правда и китайская грамота
Начало книги Марка Хукера такое, каким и должно быть - лучше и не придумаешь:
«В одной подпольной машинописной рукописи жил да был хоббит. Не в откорректированной спелл-чекером, свеженькой и хрустящей распечатке
лазерного принтера; нет, в рукописи мятой, потрепанной и полной опечаток, вышедшей из-под пятой копирки, отпечатанной вручную на обороте
ненужных документов. Рукопись была самиздатовская, что означает: незаконно изданная и подпольно распространявшаяся в Советском Союзе...»
А, вот, чем дальше в текст, тем больше выводов, с которыми так и тянет поспорить. Чтобы пояснить Западу понимание Толкиена в России, автор вспоминает самиздат, Сталина, Ежова, НКВД, ГУЛАГ, Сталинград, Солженицына, авоську, штрафбат, Холодную войну, красное знамя и советскую цензуру. Не скажу, что всё это здесь лишнее, но ощущение приблизительно как у Алисы в Стране Чудес - всё страннее и страннее: автор объясняет мне моё восприятие русских переводов Толкиена - восприятие удивительное и не очень-то и моё.
Конечно, у нас всё так быстро меняется (не случайно Россию называют «страной с непредсказуемым прошлым»), и каким могло быть моё восприятие книг Толкиена лет тридцать тому назад могу только гадать - сам я родом из другого поколения, не из числа первых советских читателей Толкиена. Но, вот, что пишет в своём отзыве на монографию Марка Хукера петербургская переводчица Т.Л. Фиглин, человек того самого поколения:
«В своей работе он часто апеллирует к читателю, выросшему в сталинские
времена и почти всю жизнь прожившему при тоталитарном режиме. Поскольку я тот самый читатель, то сочла себя вправе поделиться впечатлениями. (…)
Посвященные саморедактированию страницы перенасыщены сведениями из советской
истории. Часть их, на мой взгляд, не имеет ни к Толкину, ни к переводам никакого отношения. Видно, соблазн поделиться знаниями непреодолим - ему даже Набоков в свое время поддался. Однако у меня ощущение, что наш автор, изучив факты, все же нечетко представляет себе атмосферу того времени и иногда допускает большие натяжки.
Характерно размышление о слове всезнайка (прозвище Сарумана в одном из переводов «Властелина колец», - прим. АС): мысль, что «читателю, выросшему в атмосфере деспотизма» оно может напомнить о Сталине», меня просто озадачила. К Сталину относились по-разному, но уверяю вас: эдакое вот снисходительное похлопывание Иосифа Виссарионовича по плечу было абсолютно немыслимо. Даже грустно стало: вот, оказывается, как быстро уходит ощущение эпохи, не столь уж и отдаленной, даже свидетели еще живы» (Т.Л. Фиглин. Американский взгляд на русского Толкина, - в журн. Палантир, апрель 2005, СПб).
Другими словами, велика опасность, что за обилием деталей в этой монографии американский читатель не увидит леса. Ведь это нам с вами понятно, что русское прочтение Толкиена складывается не только - далеко не только (!) из советского подтекста. А для западной аудитории настоящий «русский Толкиен», может, так и остаться «китайской грамотой».
Своеобразие «русского Толкиена» автора монографии интересует только как искажение «подлинного Толкиена» (это можно назвать «грехопадением» от Изначального Смысла, случившееся с книгами Профессора на чужбине), обычно это вложенный переводчиками между строк советский / антисоветский подтекст. Всё остальное, что не вписывается в эту концепцию, Марк Хукер просто не замечает (может быть, за редкими исключениями). Англоязычный читатель, для которого далекая суровая и холодная страна лишь экзотика, скорее всего, придет к выводу, что «русский Толкиен» это инвалид, правда, очень странный на вид: многорукий, как бог Вишну (уже несколько десятков русских переводчиков приложили свою руку к текстам британского писателя). И одноглазый, как Циклоп, так как, по мнению автора монографии, этот инвалид видит только часть идей Джона Рональда Руэла Толкиена. Желая подстраховаться от упрёков наших читателей, Марк Хукер замечает, что писал книгу для американской публики, поэтому те пояснения, которые русской аудитории кажутся излишними, для американской - в самый раз. Удивительно, насколько мистер Хукер сознательно делает то, в чем прямо критикует русских переводчиков: «адаптирует» иностранную культуру для своего национального читателя.
Готовя этот текст, я наткнулся в интернете на рецензию Марка Хукера под названием «Толкиен на китайском» - это отзыв на диссертацию голландского лингвиста Давида Ван дер Пита, (Тайваньский католический университет). Представьте, «Властелин колец» издан на китайском языке, причем переведен дважды! Любопытно, подумал я, как звучит синдарин в переводе на мандарин. Отзыв оказался небольшим, но показательным. Показательным в том смысле, что обнажил для меня суть подхода мистера Хукера к предмету исследования (к чужому тексту) - слишком, слишком лингвистический. Я ожидал прочесть, хотя бы в двух-трех абзацах, что это за явление такое - роман «Властелин колец» на китайском, и как его воспринимают китайцы (хотя бы островитяне-тайваньцы). Обо всём этом, наверняка, подробно рассказано в диссертации, но отзыв на то и отзыв, чтобы рецензент сформулировать самую суть, общее впечатление, и, разумеется, свою реакцию на предмет.
Увы, я прочёл замечательный обзор, большею частью касавшийся проблемы перевода фамилии «Twofoot», единицы измерения в Хоббитании на другие языки, и можно ли переводить толкиеновский неологизм «gentlehobbit» как просто «джентльмен» или необходим дословный перевод (на чем настаивает Марк Хукер). О том, каким роман Толкиена видится сквозь иероглифы, говорилось немного, и за всеми этими сравнениями получилось как-то размыто, как на старинном палимпсесте, где поверх иероглифов были ремарки на польском, датском, голландском, немецком и русском языках.
В финале своей статьи Марк Хукер соглашается с голландским рецензентом: «Его оценка китайских переводов та же самая, к которой я пришел в моей книге о русских переводах. Он «надеется, что однажды увидит лучший вариант перевода «Властелина колец» на китайском».
Даже не знаю, у кого теперь шансов прочесть идеальный перевод больше - у русских или китайских читателей, в распоряжении которых пока только два перевода.
4. Казус буй
…Марк Хукер нередко ставит себя на место переводчика в СССР, точнее усаживается за его письменный стол, - и тут же замечает по другую сторону призрак советского цензора (наподобие того, как хоббиты видели умертвий в Могильниках). Переводчики и вправду проявляли на бумажном листе чудеса героизма и находчивости лишь бы книга Толкиена в том или ином виде прорвалась к советским читателям. Из страха, что редактор «завернет» книгу обратно, переводчик где-то смягчал обороты речи, искал обходные фразы, заменяя одни слова другими, близкими по смыслу, но, по мнению Марка Хукера, не такими меткими, как желал бы английский писатель. Все эти примеры купирования Хукер именует либо «паранойей холодной войны» (распространенный термин в американской гуманитарной науке и журналистике), либо «советским комплексом неполноценности перед Западом». В других же случаях тот же самый переводчик, наоборот, демонстрировал неожиданную отвагу, предпочитая показывать между строк диссидентский кукиш. Например, Наталья Рахманова, как полагает американский исследователь, целенаправильно вставляла в речь героев сказки «Хоббит» слово «бог», чтобы досадить советскому атеизму.
Примеры таких купюр Марк Хукер старательно подшивает к «делу Толкиена», высказывая иногда довольно спорные суждения о намерениях советского переводчика вложить тот или иной советский/антисоветский смысл в толкиеновский текст. В итоге, американский читатель получает представление о «русском Толкиене» через обширные пояснения о Ежове, ГУЛАГе, Солженицыне, авоське, штрафбате, Холодной войне, красном знамени и советской бюрократии. Нельзя сказать, что все домысливания американского исследования грешат против истины, - ведь и знаменитый перевод Муравьева сделал из отставного волшебника Сарумана, бежавшего в уютную Хоббитанию, - нового мелкопакостного Генералиссимуса, загнавших бедных хоббитов в Исправноры (у Толкиена прямых аллюзий в отношении Сталина нет - Саруман называет себя Шефом, а тюрьма зовется тюрьмой). О большинстве «улик», предъявленных Марком Хукером, можно спорить, их можно отвергать или защищать. За исключением, пожалуй, случая, который я бы назвал, «Казус буй».
Марк Хукер пишет:
С.64
«В III главе («Короткая передышка»), в сцене, где Эльронд рассматривает мечи, найденные в пещере троллей, он говорит, что клинки были сделаны «Высокими эльфами Запада, моими родичами» (H.61). Рахманова
исключила из своей версии упоминание Запада, и «Высокие эльфы» стали «древними эльфами».
«Мечи старинные, работы древних великих эльфов, с которыми я в родстве» (Р Х1976.51, Х2002.41).
Такое вымарывание, вероятно, стало результатом комплекса неполноценности Советов в вопросах военной технологии. Они целиком, вплоть до копирайта, скопировали печатные платы американского эхолокационного
буя и хвастались, что их технология лучше. Для цензора, чувствительного к подобным вопросам, неприятным был бы сам факт, что мечи, которыми так восхищался Эльронд, сделаны на Западе. Потенциально эта фраза
могла ошибочно восприниматься как ссылка на превосходство западной военной технологии, и раз так, то ее следовало убрать».
«Казус буй», на мой взгляд, лежит за гранью серьезного, и, кажется, я понял почему.
Цензоры, конечно, знали, что советские граждане умеют читать между строк (в том числе переводную художественную литературу), потому что сами были советскими гражданами. И к моменту публикации «Хоббита» в СССР (в 1976 г.) они уже были глубоко разочарованы в советской электронике. Но, вот так, чтобы в волшебном мече-кладенце разглядеть американский эхолокационный буй? Так и хочется воскликнуть словами из анекдота: что за нелепые фантазии?! и - почему автору на ум пришел буй, а не автомат Калашникова, если уж искать современные аналоги старинному мечу?!
Не кроется ли за этой ассоциацией какого-нибудь комплекса - психологического и военно-промышленного одновременно?
После того, как в начале третьего тысячелетия армии Запада освободили иракцев и афганцев от собственных тираний, встал вопрос о перевооружении местных полицейских. Западные стандарты требовали отказа от старых автоматов Калашникова взамен на новые американские полуавтоматические винтовки М16. Иракцы и афганцы отказались перевооружаться, так как знали, - как когда-то и советские цензоры (и весь советский народ), - что изделие Калашникова и лучше, и практичнее и надежнее. В регулярных телерепортажах о терактах из Афганистана и Ирака до сих пор можно видеть местных полицейских, разгуливающих с русским оружием наперевес. Вот почему неожиданно всплывший в книге мистера Хукера эхолокационный буй сигнализировал моей интуиции, что автор, возможно, подгоняет свои гипотезы под утвердившиеся американские стереотипы о России (не это ли имел ввиду Марк Хукер, написав в предисловии, что книга рассчитана на американскую аудиторию?). И тут уже волей-неволей начинаешь искать и в других местах книги нестыковки или натяжки. (Как, например, один блоггер, ворчливо заметивший, что историческая часть монографии это аккуратно законспектированные статьи с толкиенистского сайта «Арда-на-Куличиках». Впрочем, сделать хороший обзор - важная часть научной работы.)
Ухватись автор за более очевидную аналогию - за автомат, а не за буй - и часть архитектуры этой главы обрушилась бы, похоронив под обломками полные иронии примеры «русского первородства в науке», которые Марк Хукер вытащил из пыльной Советской Энциклопедии 1950 г. И не было бы повода вспомнить инженера Попова, провозглашенного в 1950-е гг. «изобретателем радио» (случай с Поповым, кстати, не так однозначен, как может подумать американская публика) или естествоиспытателя Можайского, «опередившего братьев Райт», как писала Советская Энциклопедия в те годы. Упоминание кампании борьбы с «низкопоклонством перед Западом», которая проводилась при позднем Сталине, разумеется, не может не подогреть интерес у западного читателя, изучающего Россию.
Уж не знаю, чей призрак мог стоять по другую сторону от компьютера Марка Хукера, когда он готовил к печати свою монографию, - может, призрак коммунизма, а, может, призрак Адама Смита с невидимой рукой рынка, диктующей автору популярное изложение, - но, прочитав его исследование, американский читатель, вероятно, придет к ожидаемому выводу. Своеобразие русской культуры, - частью которой, несомненно, стали переводы книг Толкиена, - зиждется на Сталине, комплексах, цензуре, русском фатализме, ну и, ко всему прочему на русском языке. Может быть, это правда. Но только - часть правды.
продолжение следует :)