Разбуженный телеграфист и марсиане
.
Разбуженный телеграфист и марсиане
Несколько слов о романе Герберта Уэллса «Война миров»
Александр СЕДОВ (с) эссе / апрель 2017 г.
.
Есть такие фантастические романы, которые нельзя не экранизировать. Экранизировать всерьёз, с размахом. Я бы сказал - наотмашь. Снятые на провинциальной студии за скромные деньги, они затеряются - их не заметят, они не произведут впечатление на человечество, а жаль. Эта фантастика должна говорить с человечеством на равных, ставя под сомнение основы его существования, как это и задумали авторы.
.
Высаживаются ли на наш глобальный шарик марсиане, или мы летим к ним за опытом коммунизма, или род людской хотят подчинить своей воле активно плодящиеся саламандры, - эти сюжеты, будь я режиссёром, экранизировал бы в их родных исторических декорациях.
.
«Войну миров» Герберта Уэллса я бы снял в антураже викторианского века - с джентльменами в смокингах и с дамами в корсетах. Этот фильм был бы пропитан лондонским туманом, наполнен кэбами, гулкими паровозами, а морзянку S.O.S., отстукивал внезапно разбуженный телеграфист.
.
.
Летним вечером слышен гул - не то приближается гроза, не то взрывы. В ещё мирном провинциальном Уэйбридже не убран ярмарочный шатёр. Развиваются на ветру ленты, тумба завешена плакатами, поздравляющими горожан с бриллиантовым юбилеем правления королевы Виктории. В соседнем Уокинге, в коттедже у открытого окна, Фридрих Энгельс редактирует посмертное издание «Капитала» Маркса. Карапуз Дж. Р. Р. Толкиен уложен заботливой мамой в кровать - и он и его взрослые современники пребывают в счастливом неведении относительно дел земных. Бродит по лондонским переулкам юный Г. К. Честертон, любуясь закатным отсветом в витринах - ничего значительного им ещё не написано. Его одногодка У. Черчилль не знает, что завтра по тревоге поднимут 4-й гусарский королевский полк, куда он зачислен офицером, и отправят отражать атаку марсиан. Масштаб этих молодых людей ещё не оценён историей, они - рядовые жители планеты Земля. Их имена нам говорят мало, а лица незнакомы - как у праздных гуляк, которые собрались на краю дымящейся ямы поглазеть на упавший с неба метеорит. А тут вдруг - трах-бах, сжигающий всё тепловой луч, и боевые треножники марсиан перешагивают дома. Сидя за рычагами, смеются над мелкой человеческой суетой и беспечностью марсиане, смеются над самодовольством века позитивизма, над гордым разумом Огюста Конта, Карла Маркса, Зигмунда Фрейда и Шерлока Холмса, никого из этих господ не зная и не разбираясь в их теориях.
.
С расстояния более чем в сто лет, после двух мировых войн, после революций, экономических кризисов и депрессий, после подъёмов и спадов, достижений и провалов мы смотрели бы на старомодно одетых людей с тросточками и с пенсне на носу, бредущих по полям красной травы в свои разрушенные дома, уже как бы через перевёрнутый бинокль, видя в них и немножко нас самих, сегодняшних.
Радио несколько раз переносило фабулу романа Уэллса в современный день, пугая марсианским вторжением в прямом эфире. Этим же по сей день развлекает нас кинематограф, десантируя инопланетян в современные города. Но спецэффекты в фильмах заслоняют истинный смысл авторского послания: что если судьба готовит человечеству неожиданный хук слева, который своротит историю с её магистрального пути? По силам ли земной цивилизации выдержать такое испытание?
.
«Никто не поверил бы в последние годы девятнадцатого столетия, что за всем происходящим на Земле зорко и внимательно следят существа более развитые, чем человек, хотя такие же смертные, как и он; что в то время, как люди занимались своими делами, их исследовали и изучали, может быть, так же тщательно, как человек в микроскоп изучает эфемерных тварей, кишащих и размножающихся в капле воды. С бесконечным самодовольствием сновали люди по всему земному шару, занятые своими делишками, уверенные в своей власти над материей. Возможно, что инфузория под микроскопом ведёт себя так же», - так начинает свой роман Герберт Уэллс.
.
Мы сами уже в чём-то марсиане, ибо земные технологии почти сравнялись с инопланетными, а где-то мы обогнали завоевателей из романа Уэллса. Построить шагающего монстра и оснастить его лазерной пушкой - сегодня вопрос не разума, но денег. Летательные аппараты тяжелее воздуха - давно обыденность, притом, что уэллсовские пришельцы только учились летать в земной атмосфере. Наши автоматические зонды неоднократно высаживались на Марс - осталось сделать их надёжнее и тогда человек сам превратится в инопланетного завоевателя, перенесётся через бездну и вступит на красную планету.
.
Но душой мы укоренились в веке девятнадцатом, мы с ним сроднились, мы его знаем как отчий дом, как детскую, из которой когда-то выросли и ушли покорять будущее. Так нам кажется, и в этой иллюзии повинны литература и кинематограф. Вековая дистанция играет с нашим восприятием - мы те же и одновременно совсем другие, и этот парадокс мешает нам разорвать со старомодным прошлым.
.
Как англичане вечно возвращаются в свой викторианский дом, в год под номером 1895 - воспетый в поэме Винсента Старрета, так и мы не в состоянии закрыть вопрос о революции и связанной с ней цифрой «1917». Машина времени регулярно спотыкается о неспокойное наше историческое сознание и перебрасывает в точку бифуркации - в предреволюционные годы, когда неясно, какая партия, какая доктрина, какая идеология, какой политический строй возьмёт верх. И если бы кто-нибудь спросил меня, какой фильм я бы хотел видеть о тех событиях в год их столетней годовщины, я бы ответил - экранизацию романа Александра Богданова «Красная звезда».
.
Разбуженный телеграфист и марсиане
Несколько слов о романе Герберта Уэллса «Война миров»
Александр СЕДОВ (с) эссе / апрель 2017 г.
.
Есть такие фантастические романы, которые нельзя не экранизировать. Экранизировать всерьёз, с размахом. Я бы сказал - наотмашь. Снятые на провинциальной студии за скромные деньги, они затеряются - их не заметят, они не произведут впечатление на человечество, а жаль. Эта фантастика должна говорить с человечеством на равных, ставя под сомнение основы его существования, как это и задумали авторы.
.
Высаживаются ли на наш глобальный шарик марсиане, или мы летим к ним за опытом коммунизма, или род людской хотят подчинить своей воле активно плодящиеся саламандры, - эти сюжеты, будь я режиссёром, экранизировал бы в их родных исторических декорациях.
.
«Войну миров» Герберта Уэллса я бы снял в антураже викторианского века - с джентльменами в смокингах и с дамами в корсетах. Этот фильм был бы пропитан лондонским туманом, наполнен кэбами, гулкими паровозами, а морзянку S.O.S., отстукивал внезапно разбуженный телеграфист.
.
.
Летним вечером слышен гул - не то приближается гроза, не то взрывы. В ещё мирном провинциальном Уэйбридже не убран ярмарочный шатёр. Развиваются на ветру ленты, тумба завешена плакатами, поздравляющими горожан с бриллиантовым юбилеем правления королевы Виктории. В соседнем Уокинге, в коттедже у открытого окна, Фридрих Энгельс редактирует посмертное издание «Капитала» Маркса. Карапуз Дж. Р. Р. Толкиен уложен заботливой мамой в кровать - и он и его взрослые современники пребывают в счастливом неведении относительно дел земных. Бродит по лондонским переулкам юный Г. К. Честертон, любуясь закатным отсветом в витринах - ничего значительного им ещё не написано. Его одногодка У. Черчилль не знает, что завтра по тревоге поднимут 4-й гусарский королевский полк, куда он зачислен офицером, и отправят отражать атаку марсиан. Масштаб этих молодых людей ещё не оценён историей, они - рядовые жители планеты Земля. Их имена нам говорят мало, а лица незнакомы - как у праздных гуляк, которые собрались на краю дымящейся ямы поглазеть на упавший с неба метеорит. А тут вдруг - трах-бах, сжигающий всё тепловой луч, и боевые треножники марсиан перешагивают дома. Сидя за рычагами, смеются над мелкой человеческой суетой и беспечностью марсиане, смеются над самодовольством века позитивизма, над гордым разумом Огюста Конта, Карла Маркса, Зигмунда Фрейда и Шерлока Холмса, никого из этих господ не зная и не разбираясь в их теориях.
.
С расстояния более чем в сто лет, после двух мировых войн, после революций, экономических кризисов и депрессий, после подъёмов и спадов, достижений и провалов мы смотрели бы на старомодно одетых людей с тросточками и с пенсне на носу, бредущих по полям красной травы в свои разрушенные дома, уже как бы через перевёрнутый бинокль, видя в них и немножко нас самих, сегодняшних.
Радио несколько раз переносило фабулу романа Уэллса в современный день, пугая марсианским вторжением в прямом эфире. Этим же по сей день развлекает нас кинематограф, десантируя инопланетян в современные города. Но спецэффекты в фильмах заслоняют истинный смысл авторского послания: что если судьба готовит человечеству неожиданный хук слева, который своротит историю с её магистрального пути? По силам ли земной цивилизации выдержать такое испытание?
.
«Никто не поверил бы в последние годы девятнадцатого столетия, что за всем происходящим на Земле зорко и внимательно следят существа более развитые, чем человек, хотя такие же смертные, как и он; что в то время, как люди занимались своими делами, их исследовали и изучали, может быть, так же тщательно, как человек в микроскоп изучает эфемерных тварей, кишащих и размножающихся в капле воды. С бесконечным самодовольствием сновали люди по всему земному шару, занятые своими делишками, уверенные в своей власти над материей. Возможно, что инфузория под микроскопом ведёт себя так же», - так начинает свой роман Герберт Уэллс.
.
Мы сами уже в чём-то марсиане, ибо земные технологии почти сравнялись с инопланетными, а где-то мы обогнали завоевателей из романа Уэллса. Построить шагающего монстра и оснастить его лазерной пушкой - сегодня вопрос не разума, но денег. Летательные аппараты тяжелее воздуха - давно обыденность, притом, что уэллсовские пришельцы только учились летать в земной атмосфере. Наши автоматические зонды неоднократно высаживались на Марс - осталось сделать их надёжнее и тогда человек сам превратится в инопланетного завоевателя, перенесётся через бездну и вступит на красную планету.
.
Но душой мы укоренились в веке девятнадцатом, мы с ним сроднились, мы его знаем как отчий дом, как детскую, из которой когда-то выросли и ушли покорять будущее. Так нам кажется, и в этой иллюзии повинны литература и кинематограф. Вековая дистанция играет с нашим восприятием - мы те же и одновременно совсем другие, и этот парадокс мешает нам разорвать со старомодным прошлым.
.
Как англичане вечно возвращаются в свой викторианский дом, в год под номером 1895 - воспетый в поэме Винсента Старрета, так и мы не в состоянии закрыть вопрос о революции и связанной с ней цифрой «1917». Машина времени регулярно спотыкается о неспокойное наше историческое сознание и перебрасывает в точку бифуркации - в предреволюционные годы, когда неясно, какая партия, какая доктрина, какая идеология, какой политический строй возьмёт верх. И если бы кто-нибудь спросил меня, какой фильм я бы хотел видеть о тех событиях в год их столетней годовщины, я бы ответил - экранизацию романа Александра Богданова «Красная звезда».
.
Click to view