May 17, 2011 01:29
Если спрятаться с головой под одеялом, то можно вспомнить, как это было в детстве, когда во всем доме не горит свет, из-за окон пробивается луна, любопытно заглядывая в глаза, надеясь прочитать в них чьи-то тайны и фобии, чтобы после сохранить, оставить при себе и напомнить о них только в следующий раз, возможно, через много лет, возможно, никогда. В теплой темноте комнаты мягкие тени складываются котами у ног Анны-Лизы, не заставляют дышать реже, прислушиваясь, одновременно в надежде и страхе распознать среди тишины что-то чужеродное. И полотенце на кресле ни что иное, как сгорбившаяся старуха, а незакрытый шкаф пропускает в реальность жутких монстров с лицами измождённых людей и пустыми глазницами.
Автофокус не срабатывает, близорукие глаза А-Л всё так же не различают существующее и призрачное, дымчатые мечты и нормальность. Хотя такого слова нет, потому что нет нормальности. Как нет слов “плохо” или “хорошо”, “страшно” или “скучно”, странно, что при таком раскладе до сих пор есть слово “да”…
Уже несколько дней Анна-Лиза боится спать.
Для каждого города, как она придумала, есть свой тип самоубийства, нельзя самоубиться в Одессе как в Париже, а в Берлине как в Екатеринбурге. Разные ландшафты и сюжеты обязывают соблюдать правила и не портить существующую гармонию плохо продуманным способом послать на хуй весь мир. Правда здесь снова возникала загвоздка, так как послать на хуть, значит не быть равнодушным, испытывать что-то, переживать если не всей душой, то хотя бы частью кратковременной памяти. Короче, сдохнуть хотелось красиво, но при этом не сделать никому одолжения. Практически то же самое, что доказать теорему Ферма…
придуманное,
бред,
Анна-Лиза