«Существовать - значит быть воспринимаемым», - изрёк когда-то Джордж Беркли. Эта формула постулирует первичность нашего образа в сознании других, отводя самому бытию роль декораций, обслуживающих свою репрезентацию. Кажется, именно это воззрение поневоле усваивается всё большим числом участников Движения. Весьма основательной заявкой на включение этого принципа в ядро нашего политического этоса стал критический текст П.Антонова «Лайкни за РОНС» (
http://ronsslav.com/pyotr-antonov-laykni-za-rons-obshherossiyskaya-aktsiya/), опубликованный на сайте РОНС в начале марта.
Автор названного труда описывает несовершенство информационной тактики Движения, указывая на то, что интенсивность усилий наших сторонников по возвещению «дорогим россиянам» вести о самом факте существования нашей «общины» - разоблачающе низка в сравнении с численностью подписчиков наших медиа. П.Антонов совершенно справедливо сетует на низкую мотивацию «правых юзеров», не использующих и десятой части потенциала соцсетей, позволяющих моментально транслировать тексты, увеличивая число их читателей по экспоненте. Критике камрада Антонова не чужда некоторая ревность к успехам конкурирующих правых интернет-площадок, умело подающих плоды не своих усилий как собственный интеллектуальный прорыв. Техника «перепоста» не требует ни малейших мыслительных концентраций, - неявно декларирует автор обсуждаемого текста, - но способна кардинально перенастроить фокус внимания правой аудитории, сделав осведомлённость об информационной повестке медиа-ресурсов РОНС правилом хорошего тона для самой широкой аудитории.
Мне представляется важным ответить на вопрос о том, каковы объективные свойства участников Движения, результирующие острейшим дефицитом их персональной активности по засеванию идейных «злаков» РОНС в благодатную почву Интернета. Ведь всё в нашей жизни определяется людьми, их качественными особенностями. Нарисовать хотя бы эскизный портрет участника той или иной социальной структуры - значит создать предпосылки для разработки целительных корректив, не просто « продлевающих» существование данной структуры (как знать, не будет ли это продлением агонии), но переносящих функциональные акценты в её деятельности так, чтобы даже стихийно сложившееся несовершенство стало базисом для животворного роста.
Всю совокупность персонального состава РОНС допустимо разделить на две группы, выделяемые по признаку их активности в Сети. Линия разграничения проходит здесь между теми, кто вошёл в состав сообщества в период накопления им опыта деятельности в практической политике 90-х и начала 00-х, и теми, кто примкнул к его программным установкам в тот момент, когда продолжение прямого «электорального диалога» стало невозможным, и вся деятельность организации приняла виртуальные формы. Да не покажется читателю, что выше была совершена подмена признака дифференциации: дескать, вместо критерия пропагандистского усердия странным образом возник критерий хронологически-рекрутинговый. Это - не спонтанное смешение двух маркеров, но их тождество в одном объекте.
Чем отличаются персоны из первой группы - условный «призыв 90-х» - от их единомышленников, открывших для себя нашу доблестную аббревиатуру на инволюционном отрезке жизни Движения? В контексте рассматриваемой проблемы это отличие можно сформулировать так: для первых первично Действие, для вторых - Слово об этом действии. Первые прошли политическое «крещение» в жаре предвыборных баталий 1995-2003 гг., идейный облик вторых созидался уже в HTML-загончике националистического сегмента Сети.
Для первых единственно достойной усилий была только та активность, которая протекала в живой реальности - от двери к двери, из уст в уста. Политика была для них не сферой «выражения», но единственно возможным способом оставаться собою, принадлежать себе. Быть собою - значило для них обращаться напрямую к своим единоплеменникам, к таким же русским людям, страждущим по переустройству России на началах справедливости. Обращаться поверх всех барьеров - имущественных, интеллектуальных, географических. Любая избирательная кампания становилась школой вживания, врастания в способ мыслить других. Интеллектуальное неравенство, обнажавшееся почти в каждом диалоге, в процессе получения каждой подписи - требовало снизойти к другому, опроститься ради него и ради Дела. И это же неравенство настоятельно повелевало собрать свой ум, взнуздать мысль, превозмочь свою ригидность - дабы не посрамить Дела перед эрудированным, рационально безупречным «избирателем». Эта часть персонального состава РОНС несла в себе ещё тот, теперь уже «архаичный», коммуникативный стереотип, в рамках которого живая речь и обусловленный ею контакт, единый в пространстве и времени, наделялись непомерно большим потенциалом социального преобразования, чем тонны текста в «гарнитуре Таймс». Активисты «из 90-х» не заботились о репрезентации своего «я» в поле политического диалога, не шлифовали свои медиа-атрибуты, не подсчитывали «подписчиков» и «комментаторов». Они были не интересны журналистам. Но именно их смиренный труд заставлял наших политических оппонентов пристально всматриваться в показатели результативности электоральных наступлений РОНС. Уместно говорить даже о том, что люди, пришедшие в РОНС в 90-х, были абсолютно не публичны - как индивидуумы, и при этом своим горячим участием в политической практике движения стяжали себе идеальную, безпримесную публичность - как орудия Русского дела.
Обращаясь к призыву 00-х, нетрудно заметить, что по перечисленным признакам он качественно не совпадает с «ветеранами» организации. Коллеги, пополнившие ряды движения во второй половине 00-х, идейно сформировались в условиях повсеместного доминирования экранных коммуникаций. Они открывали мир и человека как череду образов, порождаемых сетевыми медиа. Они росли в социальной среде, для которой живая повседневность была уже насквозь, до «составов и мозгов» пронизана процессом сетевого конструирования реальности. Процесса сколь плюралистичного, столь и деспотичного - ибо он неявно требовал от каждого не оставаться в стороне, но смешать мерцающий эфир своей мысли с кипящей магмой виртуальных отражений. Интернет как сердцевина экранных коммуникаций, как их максимально полное воплощение предстал русским отрокам и отроковицам подобием агоры, наделяющей их равновесным «со старцами» словом. Он удовлетворял их нонконформизму и жажде быть услышанными. Комментарий в соцсети, в высокорейтинговом блоге, являл его автора многим и многим, уравнивая студента с профессором, косноязычного со «златоустом». Телевидение стремительно теряло политически активных молодых в силу своей неизлечимой монологичности, навязчивого доктринёрства, неприкрытой ангажированности. Они хотели свободы - и получили её в Сети.
Там, в националистических блогах и форумах, уже действует Русское государство, столь призывно и тщетно ожидавшееся теми, кто вошёл в РОНС в 90-х. И потому призыву 00-х чужд синдром политического изгнанника, столь свойственный тем, кто застал организацию на пике её электоральной экспансии. Люди, влившиеся в жизнь РОНСа в эпоху, когда Интернет представлялся дисциплинарно необязательной диковиной, этакой технологической рюшкой, зачастую именно потому беззаветно отдавали свои силы Русскому делу, что чувство отнятой Родины, разрушенных святынь, запрета быть русским - душило, не давая покоя. Для новой генерации русских активистов этой проблемы просто нет. Она снята Сетью, где все их проповеднические интенции реализуются мгновенно, одаривая благосклонными откликами единомысленных фрэндов. Этот Русский парламент, это чаемое политическими старожилами Учредительное собрание - уже заседает, не зная перерывов на обед, разбитое на тысячи виртуальных фракций.
Но именно в силу того, что описываемая здесь когорта сторонников Движения уже «обладает» той реальностью, ради воплощения которой русские националисты 90-х готовы были месяцами жить на казарменном положении, снося недружелюбие и скепсис «разочаровавшихся избирателей» - она не имеет внутренних побуждений размыкать обжитое пространство своей виртуальной Руси, перенося свой полемический порыв в лишённый дизайнерского лоска офлайн. Зачем им собирать 30 подписей в день, обивая пороги угрюмых подъездов во Владимире или Димитровграде, если в день они собирают столько же «лайков», не покидая своей спальни?
Экранная реальность «альтернативной России», подкреплённая досуговой субкультурой, представляется их сознанию именно их детищем, их созданием - ведь именно они выкладывают её стены и башни из «перепостов», «лайков» и «комментов». А коль скоро она сложена ими, то только им она и подконтрольна. Только ими и управляется. Но именно поэтому они не стремятся променять визуальное изящество и техническую необременительность пребывания в этой дистиллированной контент-фильтрами «России» на тяготы погружения в пыльную рутину политической практики. Никакая политика невозможна без живого контакта, где несовершенство агитатора компенсируется лишь несовершенством слушателя. Мы видны там сразу и целиком, лишаясь нивелирующей защиты экрана.
Дополнительным фактором, разделяющим две эти генерации внутри РОНС, выступает их отношение к иерархии и авторитету. Если участники организации, соединившиеся с ней в 90-х, не мыслили своей деятельности иначе как в рамках вертикально построенной структуры, пронизывавшейся личным магнетизмом руководителя, то их коллеги из «цифровых нулевых» рассматривают коммуникативный эгалитаризм как базовый принцип своего взаимодействия, а любые попытки «управлять» ими отметаются как чугунная архаика.
Итак, русские активисты из 90-х рассматривают пропагандистский инструментарий Сети как паллиатив, лишь обостряющий чувство выброшенности из большого, судьбоносного Дела. Как возможно вливать пламень сердца в виртуальную бутафорию, институционально не влияющую на жизнь страны? Взросшие же на принципах сетевой коммуникации их молодые соратники не знают подлинной России, пребывая в гибко реагирующей на каждый их клик «русскоцентричной» матрице.
Возможно ли вытащить РОНС из тех информационных задворок, в которых он чахнет уже который год? Очевидно, что вовлечь «призыв 90-х» в сколько-нибудь активную популяризацию идей организации среди аудитории соцсетей - невозможно. Все усилия следует сконцентрировать на тех, для кого репрезентировать себя в сетевых медиа - стало базовой социальной потребностью. Однако результативность их участия будет напрямую зависеть от того, останется ли процесс мультипликации смысловых образов РОНС факультативным довеском к «серьёзной жизни» или он будет вестись в профессиональном режиме. Здесь, безусловно, прав П.Антонов - только собранные вместе, в одном «пресс-руме» сотрудники способны ежедневно продуцировать доброкачественную публицистику и отслеживать содержание новостных лент, творчески формируя собственную карту событий. Никакая «удалёнка» даже архиодарённых соратников не сравнится с планомерной работой небольшого коллектива. Идеи объединяют, да. Но идеи и одно помещение объединяют ещё лучше.
Информационная «лошадь» РОНС не безнадёжна. Её возможно оживить. Охотно допускаю, что для успешного старта реанимационной команды не нужна сколько-нибудь затратная инфраструктура. Проблема видится в другом: пытаясь заложить эффективный механизм репрезентации РОНС в пространстве Рунета, мы всегда рискуем придать самодовлеющее значение манипуляциям с вторичной реальностью. Ведь Интернет - это только тень, пусть красочная и пульсирующая, подлинного бытия. Само по себе присутствие на тех или иных виртуальных площадках - ещё не гарантия влияния на саму живую действительность. Жизнь за границами экранной коммуникации не подчиняется поисковым роботам, равнодушна к «лайкам» и «комментам». Мы, русские националисты, вынужденно эмигрировали в сетевое «забугорье», но главным объектом наших преобразующих усилий должна оставаться изъязвленная и дисгармоничная ежедневность Русского народа. Наша миссия - менять самое Россию, а не картинку о ней. Можно долго и грациозно «держать руку на пульсе». Но будет ли прок от этого держания, если большая Русская «рука», которую мы тщательно обовьём своими медиа-датчиками, однажды станет рукой трупа?