Те же, год спустя
Продолжение. Начало здесь.
Как раз накануне Пасхи закончился наш первый год в Америке. Отмечено это важное событие было скромно, в кругу семьи, коей для нас стали Давид и Мара. Эдик тоже как-то незаметно вошел в этот круг, и проводил у нас почти все выходные. Давид принес бутылку сладкого пасхального вина “Манишевиц”, что пилось, как компот. Подвели итоги, оказавшиеся гораздо лучше, чем можно было ожидать при наших исходных данных.
Мы с мамой обе устроились на работу, более-менее по специальности. Долг за переезд уже полностью выплачен, и даже немного отложено про запас. У обеих водительские права и машины, вполне ориентируемся в окружающем мире, и умудряемся помогать другим. Никаких особых трудностей с языком, никакого культурного шока. Но самым значительным итогом был здоровый, веселый, вовсю болтающий и на английском, и на русском, счастливый ребенок - ради которого вся эта авантюра и затевалась.
Приближалось лето, и пора было думать о том, куда девать этого счастливого ребенка на время каникул. Российский вариант “оставить дома с ключом на шее” даже не обсуждался, еврейский лагерь был прекрасен, но не по пути, к тому же вряд ли бы его нам оплатили, как в прошлом году - поскольку мы уже работали. Полная же его стоимость была для нас в то время неподъемной. Были и другие варианты, типа лагерей при городских парках, но они не внушали доверия.
В университете, где я работала, летнего лагеря в привычном понимании не было, но были летние классы и занятия для детей, с каким-то минимальным надзором, пока дети переходили из класса в класс. Вот туда-то я Наташу и определила. В расписании было плаванье, карате, танец, рукоделие, которое в Штатах обычно заключается в обклеивании разных предметов золочеными макаронами.
Университет был похож на самодостаточный маленький город. Там был спортивный комплекс, каток, детский сад для работников и аспирантов, так называемый food court , в котором были представлены разные сетевые закусочные, студенческая столовка, и кафе для преподователей. В это кафе студентов не пускали, и я не уверена, могла ли я туда заходить одна, не будучи преподавателем. Меня туда приглашали несколько раз: за какие-то $5 (которые, впрочем, тогда для меня были не такой уж малой суммой) там можно было поесть, как в очень приличном ресторане.
Еще был книжный магазин, в котором можно было купить учебники, и все необходимые принадлежности. Мне очень нравилось пастись вокруг полок с художественными инструментами и красками - отнюдь недешевыми, но отличного качества. В моем детстве были трофейные немецкие карандаши, доставшиеся от мамы. Многие из них превратились в огрызочки, но я их берегла, за необыкновенные цвета, и гладкость рисунка. Карандаши в университетском книжном были того же уникального качества, и возможно, той же самой фирмы - они и пахли так же, кедровым деревом. Их продавали в розницу, и время от времени, по неизвестой причине, пускали в распродажу. Тут-то я и запасалась ими, для Наташи, помня, как это приятно - рисовать хорошим карандашом.
Утром я привозила Наташу с собой, отводила в лагерь, и шла на работу. Потом мы с ней встречались на обед. По всему кампусу, тут и там, посреди зеленых лужаек, под раскидистыми деревьями, стояли столы со скамейками. Мы устраивались за одним из таких столов, и обеденный перерыв сразу же превращался в мини-пикник. У нас даже была своя собственная белка-попрошайка, точнее, бел, большой, черный, с ярко выраженными мужскими признаками, и несносным характером. Если он не получал того, на что рассчитывал, то принимался громко возмущаться, яростно вертеть хвостом, рыть землю, а потом забирался на дерево, сопел, возился, и скреб когтями, и сыпал оттуда листьями и мусором.
В лагере Наташа познакомилась с девочкой Катей, а заодно я - с Катиной мамой Ирой, старшей сестрой, и папой. Ира была библиотекарем, и приехала в Кент из Самары учиться по специальной программе, на год. Ее муж Гена был реставратором высокого класса, и поскольку в Штатах много состоятельных коллекционеров древностей, Генины навыки были очень востребованы. Их семья была в Штатах временно, и они собирались вернуться в Россию.
Мы встречались, мило болтали, и никто не ожидал, что вскоре грянет гром. Гром грянул в виде Гениных дальних родственников из Черновиц, выигравших грин-карт, в составе папы-мамы, и двоих детей. Они позвонили Гене из Нью Йорка - в Америку-то они приехали, но что делать дальше, понятия не имели, а потому сели на междугородний автобус, и рванули к единственным знакомым на всем американском континенте, в Кент, Огайо. Ира с Геной временно поселили их в доме профессора университета, Олега, который уехал на лето с семьей на Украину, и оставил им ключи, присмотреть за домом. Но Олег возвращался буквально через пару дней, и шумное семейство нужно было срочно куда-то девать, то бишь, найти им квартиру. Жилье в Кенте сравнительно дорого, к тому же, работ, не связанных с академией, там практически нет - а при взгляде на главу семейства было ясно, что, хотя он человек чрезвычайно активный и любознательный, его круг интересов отнюдь не академический.
Поэтому было решено искать жилье в Акроне, в нашем районе. Квартиру я нашла быстро, на соседней улице, рядом с автобусной остановкой, но мне она казалась маловатой для четырех человек: спальня, общая комната, кухня, и одна ванна. “Ничего, - с энтузиазмом сказал глава семейства, - главное, что дешево.” При снятии жилья людьми без кредитной истории нужен поручитель. Понятия не имею, кто был их поручителем, но точно не я. Кажется, Олег, вернувшись домой, и застав там незнакомый цыганский табор, был готов подписать что угодно, но только чтоб поскорей.
Семейство состояло из Гриши - высокого худого темноволосого мужчины с неугасимым пожаром в глазах, и жаждой кипучей деятельности в груди, его жены Оли - красивой, спокойной, рассудительной. Как-то странно было наблюдать их вместе - уж больно противоположными казались их характеры. Кроме того, в состав входил растерянный долговязый подросток Саша, в котором словно непрерывно спорили, и не могли прийти к согласию, мамина и папина сущности, и серьезная рассудительная красавица Лена, копия мамы, года на два старше Наташи.
Ровно два дня семейство ночевало на полу, а в знаменитую ночь со вторника на среду я тряхнула стариной, и возглавила мебельное сафари, и к утру у них было, на чем спать, есть и сидеть. Вечером следующего дня я познакомила Давида с его земляками, после чего за судьбу семейства, по идее, можно было бы не опасаться. Но все оказалось далеко не так однозначно.
Продолжение следует.
Как раз накануне Пасхи закончился наш первый год в Америке. Отмечено это важное событие было скромно, в кругу семьи, коей для нас стали Давид и Мара. Эдик тоже как-то незаметно вошел в этот круг, и проводил у нас почти все выходные. Давид принес бутылку сладкого пасхального вина “Манишевиц”, что пилось, как компот. Подвели итоги, оказавшиеся гораздо лучше, чем можно было ожидать при наших исходных данных.
Мы с мамой обе устроились на работу, более-менее по специальности. Долг за переезд уже полностью выплачен, и даже немного отложено про запас. У обеих водительские права и машины, вполне ориентируемся в окружающем мире, и умудряемся помогать другим. Никаких особых трудностей с языком, никакого культурного шока. Но самым значительным итогом был здоровый, веселый, вовсю болтающий и на английском, и на русском, счастливый ребенок - ради которого вся эта авантюра и затевалась.
Приближалось лето, и пора было думать о том, куда девать этого счастливого ребенка на время каникул. Российский вариант “оставить дома с ключом на шее” даже не обсуждался, еврейский лагерь был прекрасен, но не по пути, к тому же вряд ли бы его нам оплатили, как в прошлом году - поскольку мы уже работали. Полная же его стоимость была для нас в то время неподъемной. Были и другие варианты, типа лагерей при городских парках, но они не внушали доверия.
В университете, где я работала, летнего лагеря в привычном понимании не было, но были летние классы и занятия для детей, с каким-то минимальным надзором, пока дети переходили из класса в класс. Вот туда-то я Наташу и определила. В расписании было плаванье, карате, танец, рукоделие, которое в Штатах обычно заключается в обклеивании разных предметов золочеными макаронами.
Университет был похож на самодостаточный маленький город. Там был спортивный комплекс, каток, детский сад для работников и аспирантов, так называемый food court , в котором были представлены разные сетевые закусочные, студенческая столовка, и кафе для преподователей. В это кафе студентов не пускали, и я не уверена, могла ли я туда заходить одна, не будучи преподавателем. Меня туда приглашали несколько раз: за какие-то $5 (которые, впрочем, тогда для меня были не такой уж малой суммой) там можно было поесть, как в очень приличном ресторане.
Еще был книжный магазин, в котором можно было купить учебники, и все необходимые принадлежности. Мне очень нравилось пастись вокруг полок с художественными инструментами и красками - отнюдь недешевыми, но отличного качества. В моем детстве были трофейные немецкие карандаши, доставшиеся от мамы. Многие из них превратились в огрызочки, но я их берегла, за необыкновенные цвета, и гладкость рисунка. Карандаши в университетском книжном были того же уникального качества, и возможно, той же самой фирмы - они и пахли так же, кедровым деревом. Их продавали в розницу, и время от времени, по неизвестой причине, пускали в распродажу. Тут-то я и запасалась ими, для Наташи, помня, как это приятно - рисовать хорошим карандашом.
Утром я привозила Наташу с собой, отводила в лагерь, и шла на работу. Потом мы с ней встречались на обед. По всему кампусу, тут и там, посреди зеленых лужаек, под раскидистыми деревьями, стояли столы со скамейками. Мы устраивались за одним из таких столов, и обеденный перерыв сразу же превращался в мини-пикник. У нас даже была своя собственная белка-попрошайка, точнее, бел, большой, черный, с ярко выраженными мужскими признаками, и несносным характером. Если он не получал того, на что рассчитывал, то принимался громко возмущаться, яростно вертеть хвостом, рыть землю, а потом забирался на дерево, сопел, возился, и скреб когтями, и сыпал оттуда листьями и мусором.
В лагере Наташа познакомилась с девочкой Катей, а заодно я - с Катиной мамой Ирой, старшей сестрой, и папой. Ира была библиотекарем, и приехала в Кент из Самары учиться по специальной программе, на год. Ее муж Гена был реставратором высокого класса, и поскольку в Штатах много состоятельных коллекционеров древностей, Генины навыки были очень востребованы. Их семья была в Штатах временно, и они собирались вернуться в Россию.
Мы встречались, мило болтали, и никто не ожидал, что вскоре грянет гром. Гром грянул в виде Гениных дальних родственников из Черновиц, выигравших грин-карт, в составе папы-мамы, и двоих детей. Они позвонили Гене из Нью Йорка - в Америку-то они приехали, но что делать дальше, понятия не имели, а потому сели на междугородний автобус, и рванули к единственным знакомым на всем американском континенте, в Кент, Огайо. Ира с Геной временно поселили их в доме профессора университета, Олега, который уехал на лето с семьей на Украину, и оставил им ключи, присмотреть за домом. Но Олег возвращался буквально через пару дней, и шумное семейство нужно было срочно куда-то девать, то бишь, найти им квартиру. Жилье в Кенте сравнительно дорого, к тому же, работ, не связанных с академией, там практически нет - а при взгляде на главу семейства было ясно, что, хотя он человек чрезвычайно активный и любознательный, его круг интересов отнюдь не академический.
Поэтому было решено искать жилье в Акроне, в нашем районе. Квартиру я нашла быстро, на соседней улице, рядом с автобусной остановкой, но мне она казалась маловатой для четырех человек: спальня, общая комната, кухня, и одна ванна. “Ничего, - с энтузиазмом сказал глава семейства, - главное, что дешево.” При снятии жилья людьми без кредитной истории нужен поручитель. Понятия не имею, кто был их поручителем, но точно не я. Кажется, Олег, вернувшись домой, и застав там незнакомый цыганский табор, был готов подписать что угодно, но только чтоб поскорей.
Семейство состояло из Гриши - высокого худого темноволосого мужчины с неугасимым пожаром в глазах, и жаждой кипучей деятельности в груди, его жены Оли - красивой, спокойной, рассудительной. Как-то странно было наблюдать их вместе - уж больно противоположными казались их характеры. Кроме того, в состав входил растерянный долговязый подросток Саша, в котором словно непрерывно спорили, и не могли прийти к согласию, мамина и папина сущности, и серьезная рассудительная красавица Лена, копия мамы, года на два старше Наташи.
Ровно два дня семейство ночевало на полу, а в знаменитую ночь со вторника на среду я тряхнула стариной, и возглавила мебельное сафари, и к утру у них было, на чем спать, есть и сидеть. Вечером следующего дня я познакомила Давида с его земляками, после чего за судьбу семейства, по идее, можно было бы не опасаться. Но все оказалось далеко не так однозначно.
Продолжение следует.