Иррациональный антигуманизм как основа фашистской пропаганды. Часть 2 "Смерть культуры"
В предыдущей части исследования были рассмотрены точки зрения различных исследователей по вопросу общей архитектуры фашистской (нацистской) пропаганды: были рассмотрены типичные пропагандистские приемы и средства, описаны ключевые принципы пропаганды, а также с опорой на труды Эриха Фромма сделана попытка проанализировать основные философские и психологические установки нацистских пропагандистов. Перейдем к конкретике
Перед прочтением второй части рекомендую изучить первую часть исследования -
«ИРРАЦИОНАЛЬНЫЙ АНТИГУМАНИЗМ КАК ОСНОВА ФАШИСТСКОЙ ПРОПАГАНДЫ. ЧАСТЬ 1»
Предыдущую часть исследования мы закончили на анализе позиции Э. Фромма относительно психологии нацизма (и соответственно нацистской пропаганды как зеркала этой психологии). Кроме того, в качестве рабочей гипотезы было сформулировано утверждение, что в основе фашистской (нацистской) пропаганды лежит фундаментальное презрение к собственному народу, к народным массам в целом, а также ставка на «эксплуатацию» иррациональности массового сознания и радикальный антигуманизм.
В обоснование данной гипотезы приведу мнение еще одного известного антифашистского мыслителя Бертрана Рассела. В целом, он придерживается аналогичного с Фроммом мнения в этом вопросе. В статье 1935 г. «Происхождение фашизма» Б. Рассел отмечал, что после господства на протяжении последних двухсот лет рационализма наиболее характерным мировоззрением стал иррационализм. Целью же иррационалистов, по мнению Рассела, является не спасение (как, например, в случае религиозного иррационализма - Ч.К.), а власть, страсть к господству. Он пишет: «гитлеровское безумие нашего времени - это паутина мифа, в котором немецкое Эго пытается противостоять Версалю. Ни один человек не рассуждает здраво, когда его самолюбие жесткого задето, и те, кто умышленно унижают нацию, должны быть благодарны только сами себе, если она становится нацией безумных» [i].
Б.Рассел
Таким образом, по мнению Б. Рассела, иррациональные элементы в нацистской философии существуют благодаря необходимости заручиться поддержкой той части населения, у которой больше нет никакого смысла к существованию. Низы общества иррациональны, потому что едва ли возможна ситуация, когда мелкие торговцы, например, смогут реализовывать свои надежды, и фантастические верования - фашизм их единственное прибежище от безысходности. Надежды же политической элиты - промышленников и военных могут быть реализованы фашистскими методами и едва ли каким-либо другим путем. Рассел отмечает: «Тот факт, что их надежды могут осуществиться только через разрушение цивилизации, делает их не просто иррациональными, но сатанинскими… Такова психопатология нацизма» [ii].
Познакомившись с мнением Рассела возвратимся снова к Э. Фромму. Дело в том, что существовал еще один крайне важный аспект, внимание на который обратил в своем анализе психологии нацизма Фромм. Он заметил, что нацистскими вождями, членами «элиты» движет стремление к власти над массами. Эта жажда, по его мнению, власти иногда выражается с откровенностью, почти невероятной. Иногда она облекается в менее агрессивную форму при помощи утверждения, что массы как раз того и хотят, чтобы ими управляли. Иногда нужно польстить массам, спрятать свое презрение к ним - и тогда прибегают к трюкам наподобие следующего. Говоря об инстинкте самосохранения, который, как считает Фромм, для Гитлера более или менее идентичен стремлению к власти, он заявляет, что у арийца этот инстинкт принял наиболее благородную форму, «потому что он добровольно подчиняет свое «я» жизни общества и, если потребуется, приносит его в жертву» [iii]. На практике же, это означало культ слепого повиновения вождю и полного растворения личности в фашистской общности (пропитанной нацистской идеологией), причем растворение это нивелировало все то, что И. Кант называл «категорическим императивом».
Э.Фромм
Фромм указывает далее, что в первую очередь наслаждаются властью «вожди», однако при этом и массы отнюдь не лишены садистского удовлетворения. Расовые и политические меньшинства в Германии, а затем и другие народы, которые объявляются слабыми или загнивающими, - это те объекты садизма, которые «скармливаются» массам. По мнению Фромма: «Гитлер и его бюрократия наслаждаются властью над немецким народом, и в то же время они приучают этот народ наслаждаться властью над другими народами и стремиться к мировому господству» [iv].
Таким образом, народные массы, обработанные фашистской пропагандой и вынужденные подчиниться авторитету нацистского вождя, компенсируют личностный дискомфорт, вызванный чрезмерным растворением своего «Я» в фашистской общности и возникающим от этого чувством бессилия в отношении своей судьбы, посредством санкционированной и поощряемой проекции садистских ощущений на «недочеловеков». Это в свою очередь приводит к тому, что у людей, проецирующих свои агрессивные садистские импульсы на предложенные нацистами субъекты, происходит своеобразный психологический слом, они «переходят черту» человечности, что еще сильнее усиливает психологическую фрустрацию и заставляет все больше растворяться в фашистской общности.
Брошюра, выпущенная СС в 1942 г. «Der Untermensch» / «Недочеловек». Подпись ко второй картинке: «… в союзе с первобытной сущностью и отбросами из всего мира - подходящие инструменты в руках вечного жида - мастера в деле организованного массового убийства. Замаскированный в своем цивильном одеянии, еврей становится невидим лишь для наивных глупцов».
Схожим средством поддержания накала иррациональности являются ритуальные действия. Как пишет Э. Кассирер, фашистские идеологи для манипуляции общественным сознанием не только извращали этические ценности, но и искажали немецкую речь, вводя различного рода магические слова. Однако, чтобы добиться максимального эффекта магические слова должны были подкрепляться новыми ритуалами. Он пишет, что «Эффект новых ритуалов очевиден. Никто не может усыпить нашу активность, способность к самостоятельным суждениям и критической оценке, лишить нас ощущения собственной индивидуальности и персональной ответственности легче, чем постоянное, монотонное исполнение одних и тех же ритуальных действий» [v].
Факельное шествие в ночь с 29 на 30 сентября 1938 г. устроенное нацистами в Мюнхене во время проведения «Мюнхенского сговора»
Другой отличительной чертой фашистской идеологии и пропаганды является отсылка на мистическое прошлое. Н. Гудрик-Кларк в этой связи отмечает, что: «Призывы нацизма опирались на мощные образы, призванные уменьшить чувство беспокойства, поражения и деморализации» [vi]. Такие образы воплощались в форме мифов. Так, марксист Д. Лукач отмечал, что в основу всей фашистской демагогии было положено мифотворчество. Мифу, вере в чудеса была придана твердая политическая и организационная форма, а содержание мифов стало крайне грубым [vii].
Однако фашисты в этой части не были первооткрывателями. Истоки ориентации на политическое мифотворчество лежат в трудах Ж. Сореля, который в работе «Размышления о насилии» (1906 г.) указывал, что любая социальная группа глубоко пропитана иррационализмом и целостно воспринимает мир лишь в форме законченного мифа [viii].
По мнению Сореля, именно такой миф, непротиворечиво соединяющий рациональное и иррациональное и создающий полный образ желанной реальности, обладает способностью обеспечивать мобилизацию масс на исторические свершения. Причем в этот миф обязательно входит идея благого преображения мира через насилие: «Миф - это реализация надежд через действие; но он не служит доктрине, так как доктрины и системы суть интеллигентские спекуляции, имеющие мало общего с реальной схваткой и интересами пролетариев. Насилие - это доктрина в действии, чистая воля, а не умственная конструкция». Сорель был убежден, что в основе мифа о революции лежит идея «нравственной ценности насилия» над неблагим миром. И потому «насилие является ключевой движущей силой истории» [ix].
Упоминаемый выше Д. Лукач, анализируя фашизм, задавался вопросом: как могла фашистская пропаганда так воздействовать на умы широких масс? Ответ на этот вопрос, Лукач видит в изменениях массового сознания, связанных с чувством национального унижения после Версальского мира, с его разочарованием, безверием и безысходностью. Он замечает, «Фашизм заинтересован в том, чтобы отчаяние масс застыло в своей тупости, мраке, безысходности… фашистская «философия» холит и лелеет это отчаяние…» [x]. Эта идеология, резюмирует Лукач, обращена к тем сторонам жизни людей, которые сдерживались и подавлялись культурой. С применением фашистской теории на практике (что делалось при участии широких масс немцев), появился принцип, несущий в себе не просто отрицание, а уничтожение важнейших ценностей многовековой культуры. Именно в этом состоит глубинный смысл известной фразы И. Геббельса - «Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к пистолету» [xi].
Сожжение нацистами "вредных" для национал-социализма книг.
Снятие табуированных культурой деструктивных иррациональных инстинктов, имело вполне определенные цели. Как отмечает Лукач, фашизм не мог завоевать массы в рациональных формах, но должен был противопоставлять разуму мятежные инстинкты, иррациональное проявление настроений и поведения масс. Фашизм наделил иррациональность социальными функциями, выражавшимися, прежде всего, в том, чтобы не только пробуждать, но и активизировать худшие инстинкты масс (не случайно, в этой связи, нацисты постоянно апеллируют к природе) [xii]. Размышляя над этой разбуженной волей к смерти, Т. Адорно усматривал в фашизме крах идеалов Просвещения и гуманизма, после которого невозможно говорить о разумности мира («После Освенцима нельзя писать стихи»). В совместной работе Т. Адорно и М. Хоркхаймера «Диалектика Просвещения», отмечается на этот счет, что мировые войны, фашизм, концлагеря являются свидетельством массовой паранойи, при которой сознание приобрело черты массового безумия, «помрачения разума» [xiii].
Характерной чертой такого массового безумия и соответственно мифов, в которых оно оформляется, является потребность масс во враге. Как отмечает М. Биллинг, политика ненависти может строиться не на экономике, а только на образе Другого. «Такие образы Другого часто рассказывают нам гораздо больше о воображении фашистского или расистского пропагандиста, чем о группе, которую они предположительно описывают» [xiv]. На образ Другого в конечном итоге канализируются все иррациональные и деструктивные энергии народных масс, которые подпитываются постоянно предъявляемыми пропагандистами происками врага.
Однако, следует различать специфику образа Другого в фашистской пропаганде по отношению к любой другой пропаганде. В той или иной мере образ Другого или образ Врага может присутствовать в любой пропаганде. Типичным примером здесь является книга «Открытое общество и его враги» известного либерального идеолога и пропагандиста К. Поппера, в которой утверждается, что атомизированное, буржуазное общество, чурающееся любого коллективизма, должно быть сцементировано только образом врага и угрозой вражеского нападения. Потому что в открытом обществе разрушены все скрепы, позволяющие цеменировать его изнутри [xv].
Отличие же фашистской пропаганды в том, что в ней образ Врага приобретает всеобъемлюще иррационально-психопатический, параноидальный характер. Причем такой образ Врага имеет глубокую иррациональную мифотворческую основу. В частности, американский исследователь Роберт Герцштейн в своей работе замечает: «читатель может удивиться, почему в книге нет ни одной главы, которая была бы целиком посвящена антисемитизму или евреям. Все дело в том, что в мире, в который нам вот-вот предстоит войти, евреи везде и нигде. Мертвецы или губители, они некий узел, якобы связавший между собой всю демоническую коалицию разнородных врагов рейха. Ставшая крылатой во время войны фраза Геббельса «Во всем виноваты евреи», может служить квинтэссенцией этой точки зрения. Дело в том, что антисемитизм пронизывал нацистскую пропаганду на всех ее уровнях, им был пропитан весь пропагандистский аппарат и любое из средств массовой информации…. К 1943 году еврея изображали в виде некого духа, скрывающегося за завесой антимира...».
Образцы нацистской пропаганды в которой соединялись антиеврейский и антибольшевистский мифы.
Немецкий филолог В. Клемперер, переживший в Германии все 12 лет фашистской власти отмечал: ««Еврей» - это слово в речи нацистов встречается гораздо чаще, чем «фанатический», хотя прилагательное «еврейский», «иудейский» употребляется еще чаще, чем «еврей», ибо именно с помощью прилагательного проще всего создать те скобки, которые объединяют всех противников в единственного врага: еврейско-марксистское мировоззрение, еврейско-большевистское бескультурье, еврейско-капиталистическая система эксплуатации, еврейско-английская, еврейско-американская заинтересованность в уничтожении Германии».
Образцы расистской антисемитской пропаганды нацистов в кино - кинофильмы "Вечный жид" (картинки 1,2) и "Еврей Зюсс" вышедшие в 1940 г.
(Запрещены на территории России как экстремистские).
В следующей части будет детально исследован генезис еврейско-большевистского мифа, а так же роль в этом процессе белоэмигрантов-черносотенцев.
[i] Рассел Б. Искусство мыслить. М., 1999. С. 199.
[ii] Рассел Б. Происхождение фашизма. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Rassel/pr_fash.php
[iii] Фромм Э. Бегство от свободы. С. 217.
[iv] Там же.
[v] Хевеши М.А. Толпа, массы, политика: ист.-филос. очерк. М.: ЦОП Института философии РАН, 2001. С. 142-143.
[vi] Гудрик-Кларк Н. Оккультные корни нацизма. Тайные арийские культы и их влияние на нацистскую идеологию. СПб., 1993. С. 225.
[vii] Хевеши М.А. Толпа, массы, политика: ист.-филос. очерк. С.141.
[viii] Бялый Ю. Теория элит и неравенство - от концептов к идеологии. URL: https://gazeta.eot.su/article/teoriya-elit-i-neravenstvo-ot-konceptov-k-ideologii.
[ix] Там же.
[x] Лукач Д. Антифашизм - наш стиль. М., 1971. С. 220.
[xi] Также данная фраза приписывается фашистскому писателю Гансу Йосту, использовавшему ее в своей пьесе «Шлагетер» (1933 г.).
[xii] Хевеши М.А. Толпа, массы, политика: ист.-филос. очерк. С. 140.
[xiii] Хевеши М.А. Толпа, массы, политика: ист.-филос. очерк. С. 141.
[xiv] Цит. по: Почепцов Г.Г. Пропаганда и контрпропаганда. С. 239.
[xv] Кудинова А. Поппер и другие. URL: https://gazeta.eot.su/article/popper-i-drugie.