22 декабря 2019 (воскресенье) я собирался отправиться на лыжах Красную поляну (самолетом в Сочи, обратно в субботу, 28-го), по варианту открытия зимнего горнолыжного сезона, которые я практиковал с 2008 года. Но утром 21-го (суббота) позвонила Ира, сказала, что она очень плохо себя чувствует, скорее всего, сердце, нужно вызвать скорую. Наверное, через полчаса я был у нее, в квартире 60 на 12-м этаже.
Ключи у меня были, хорошо, что она вынула ключ с внутренней стороны (у них был дурацкий замок, который изнутри закрывался именно ключом, которые зачастую оставляли в замке, в этом случае открыть снаружи были невозможно).
В этот дом на Б.Черкизовской семья Поповых переехала из Фрязино в ноябре 1974 году, квартиру получил Виктор Кузьмич, когда его назначили генеральным директором НИИВТ. Новый 14-йкирпичный дом-башня, четырехкомнатная квартира: коридор-холл, кухня, ванна, туалет. Из коридора - отдельная комната и большая комната-столовая, из которую дальше две комнаты-спальни. Параллельно спальням идет большая лоджия, но выход туда только из одной спальни. С 1974-го "личное пространство" распределялось так: Ира - в отдельной комнате на входе, в спальне с выходом на лоджию - родители (Виктор Кузьмич и Наталия Юрьевна), в другой спальне - бабушка Иры Антонина Георгиевна и Алеша.
Где-то с 2015-года Ира и НЮ поменялись спальными местами: мама переместилась ближе к "хозблоку". В общем, когда я пришел 21.12.2019, Ира лежала у себя в дальней спальне.
Позвонил в скорую, объяснил примерно ситуацию, они приехали довольно быстро, помнится - две дамы.
Врач сразу определила - инфаркт, стали делать электрокардиограмму. Опять же врач сразу сказала (наверное, после кардиограммы), что сегодня - это уже повторный инфаркт, первый случился день или два назад. Параллельно шел разговор что и как случилось. Выяснилось, плохо Ире стало двумя днями ранее, на работе (Телеканал "Россия", их огромный офис находится на улице 5-го Ямского поля). Но там Ира и ее коллеги не смогли оценить серьезность проблемы, тогда они решили, что боли были вызваны чем-то вроде "поджелудочной", и давали Ире какие-то соответствующие лекарства. Ира вечером вернулась домой (на своей машине, за рулем), а на следующий день (пятница) поехала опять на работу на весь день и вернулась поздно вечером. И вот только уже в субботу не смогла встать и позвонила мне.
Обычный рабочий график Иры: отправлялась на машине из дома примерно в 12 дня, возвращалась домой в 11 вечера. У нее на работе было отдельное выделенное место на закрытой автостоянке (мест там не там много, это говорит, что Ира имела соответствующий "статус"). Ира работала в информационной службе "Вести", которая является центральной для всего канала "Россия", ее функции - руководитель службы "поддержки эфира" (название и сама позиция в иерархии как-то менялась, но суть примерно оставалась той же). На телевидение Ира пришла в 1995 году (примерно в том же функциональном статуса), в НТВ, а потом в 2000 перешла в "Россию" (вместе с Олегом Добродеевым, который пригласил с собой ряд ведущих сотрудников с НТВ).
Что какое "информационная поддержка эфира"? В очень упрощенном виде: происходит какой-то событие, о котором будет дана новость в ближайшем выпуске (а может, новости сейчас и не будет, но событие попадает в "фокус внимание"). Нужно оперативно собрать всю имеющуюся информацию по данной теме. Например, пришло сообщение о том, что с подводной лодкой "Курск" что-то случилось. Нужно оперативно собрать всю имеющуюся инфо по лодке (когда введена в строй, как она "мелькала" в новостях раньше, чем она занималась вот сейчас, что об этом уже написали другие источники информации). В общем, то что называется "собрать досье по теме". Это я тут описал только один упрощенный пример, вариантов задач может быть много.
Почему с Ирой это случилось именно в четверг, а вызвали скорую только в субботу? С одной стороны, Ира, советуя другим предпринимать решительные медицинские действия (помните - "резать к чертовой матери", я это знаю на собственном примере) не любила обращаться к врачам, предпочитая решать вопросы "собственными силами".
С другой...
19 декабря 2019 проходила "большая пресс-конференция" Путина, и вся по этому поводу всю информационная служба ТВ, как обычно, "стояла на ушах" (причем "стояние" начиналось за несколько дней до того). А пятница (20 декабря) - это самый напряженный день недели на ТВ - идет планирование следующей недели (а в данном случае - еще и "разбор полетов" вчерашнего дня).
Итак, суббота, 21 декабря, утро. Врачи сделали кардиограмму и высказались однозначно: нужно немедленно в больницу. Ира - "Нет, не поезду". Я уже говорил, что она отлично знала, как нужно правильно действовать другим, но далеко не всегда - для себя.
Уговоры. Уговорили.
Куда? Врач уже все выяснил - в 36-ю больницу. Раньше она была "скорой помощи", мне тут в 2006-м делали операцию. Она тут рядом - пешком идти 15 минут и на машине сколько же (пешком - по прямой, на машине нужно объезжать).
Далее - как доставить Иру до машины. Врачи - "вставать нельзя, только лежа, на носилках". Но проблема в том, что и носилки по коридорам не пройдут, и нести их некому. "Попросите помочь соседей".
Выхожу на этажную площадку, звоню соседям, нахожу помощников. Выносим до машины. Я еду следом на своей машины.
36-больница. Оказывается, там есть не просто кардиологическое отделение, а целый отдельный кардиоцентр (мне это объяснили еще дома). Я туда, приемное отделение.
Ира там лежит на каталке, ей делают какие-то первые анализы. Мы с него разговаривает, настроение у нее нормальное. Забираю вещи, ее отвозят на каталке в реанимацию, там прием открывается в 15 часов, договорились, что я приду. Я еду домой. Не помню точно, но кажется, она сказала, чтобы я сообщил на работу. Дома я сдаю авиабилеты и отменяю заказ отеля в Красной поляне.
В 15 часов я приехал в больницу. Сразу пустили в реанимацию (но нужно было показать документы о родстве). Реанимация мне понравилась: видно, что хорошо и недавно оборудована, народу - почти никого, удобно сделаны палаты (палаты без дверей - проемы в коридор, но разделены перегородками), Ира лежит одна в палате. Не помню точно, но кажется, она сказала, что ей уже "поставили шунт" (до этого момента я только слышал о такой штуки, тут мне рассказали, как это примерно делается).
Настроение нормальное, самочувствие - тоже вполне приличное для подобной ситуации. Мы с ней говорили, кажется, не меньше часа, никто из персонала меня не торопил.
Говорил с кем-то из врачей: "в целом ситуация контролируемая, если все будет так - в начале следующей недели переведем в отделение". Ира дала какие-то ЦУ по работе.
В этот день, в субботу, у нас была назначения предновогодняя встреча друзей у Давыдовых. Я сообщил Гарику об Ире еще утром. Вечером поехал к ним на Щелковскую (не помню, может быть прямо из больницы), как обычно - на машине Разумеется, друзья ждали информацию, я им сказал все что было, и сказал, что ситуация в целом нормальная, кто-то из участников сбора поделился собственными впечатлениями о перенесенном год или два назад инфаркте.
На следующий день, 22 декабря, воскресенье, я опять в больницу в 15 часов.Там ситуация несколько изменилась: было видно что число пациентов заметно прибавилось, появилась небольшая очередь на входе, меня пустили строго на 15-20 минут.
Но состояние здоровья и настроение у Иры было совсем не хуже, чем вчера. Хотя она уже начала говорить - "надо поскорее отсюда выбираться",
Еще она сказала мне, где в квартире у ее припрятана наличность (и в каком объеме), правда, возможно, это она сообщила мне днем ранее.
И точно в воскресную встречу она сказала: "Как только выйду отсюда - сразу пойду к нотариусу сделать завещание". В чем была суть ее намерений - можно было только догадываться, хотя у меня была версия. Очевидно, что она хотела изменить схему наследования по сравнению с той, что была "по умолчанию" (и которая потом и реализовалась). Я предполагаю, что она хотела лишить наследства Алексея.
Тут нужно сказать вот о чем. Все эти годы мы с Ирой вопрос Алексея не обсуждали, она в самом начале этой истории сказал, что говорить об этом не хочет. Что-то стали мельком упоминать только после смерти Наталии Юрьевны летом 2018.
Самый большое разговор состоялся "за кружкой пива" осенью 2019, но буквально несколько фраз.
Она мне сказала: "Я хотела бы оставить все тебе, но только сделаю некоторые особые распоряжения". Я ответил ей примерно также, на этом тема была исчерпана. Но никаких завещаний или просто конкретных указаний (хотя бы устных) мы не сделали (у меня ситуация была в чем-то проще - Ира была моей единственной наследницей по умолчанию).
По поводу Алексея также обменялись буквально по паре фраз. Я высказал мнение, что нужно ждать, когда подрастут внуки и постараться выйти на контакт с ними, она - "Алексей объявится, когда ему опять кто-нибудь наступит на хвост и ему понадобится наша помощь". Всё, на этом тема была исчерпана.
В разговорах в больнице Алексей не упонимался, но была фраза - "Выйду отсюда, напишу завещание".
Мысль о том, нужно ли сообщить о ситуации Алексею, появилась у меня еще в субботу (по опыту со смертью Наталии Юрьевны мы знали, что он читает наши сообщение по почте). Но я решил, что делать этого не нужно. Это выглядело бы, как обращение за какой-то помощью. И я уверен, что Ира была бы категорически против.
На следующий день, в понедельник, я собирался к 15 часам в больницу (время для посещения в реанимацию). Вдруг, около 12 часов звонок. Звонит Ира, в весьма раздраженном настроении: "Лысый, привези мне вещи, мне тут надоело, я буду выписываться и домой". Я ей что-то: "Ок, как скажешь, не волнуйся".
В тот момент я подумал, что Иру не хотят переводить из реанимации в отделение, и был уверен, что как-то "разрулим".
Приезжаю к 15 часам в больницу. Ко мне выходит женщина-врач (чуть ли не начальник отделения) и говорит, что с Ирой стало резко плохо. Говорит, какие-то медицинские делали, но самое главное - она без сознания и находится чуть ли не на операционном столе.
Я остаюсь ждать у входа в реанимацию. Через какое-то время (полчаса, час) врач опять выходит и говорит, что Ира пришла в сознание, но состояние очень тяжелое, ни о какой встрече не может быть и речи: "Идете домой, здесь вам делать нечего, приходите завтра".
Какие перспективы? "Ничего сказать не могу".
Сажусь в машину, поехал домой. Подъехал к парковке и тут отправил е-письмо Алексею, коротко: "Мама в тяжелом состоянии в реанимации" (как-то так). Где-то через полчаса звонок из больницы: "Ваша жена скончалась".
Я тут тут же написал об этом Алексею. Позвонил Гарику, сказал, что еду в больницу, он сказал, что тоже приедет туда.
Мы с ним встретились, поехали в больницу. Кажется, он остался внизу, на входе в корпус, я поднялся на второй этаж реанимации. Ко мне вышел врач-мужчина, подтвердил сообщение о смерти. Рассказал какие-то медицинские подробности, из которых я только запомнил "такое развитие инфаркта, к сожалению, возможно". Объяснил мне последовательность действий, типа того - "Приходите завтра в морг, получите все документы и там вам все расскажут".
Только уже потом я вспомнил о чрезвычайно странном звонке Иры в 12 часов дня. "Что там у них случилось? Как вообще она могла позвонить из реанимации, откуда взялся телефон?" Надо было задать все эти вопросы. Впрочем, может быть, я что-то и спросил, но получил ответ "я не в курсе". Не помню. Об этих вопросах я вспомнил (и постоянно вспоминаю до сих пор) уже после похорон. Наверное, нужно было пойти к руководству отделения или даже больницы. Но я решил, что правдивого ответа вряд ли получу, а Иру еще все равно не вернешь.
Мы поехали с Гариком ко мне домой. Взяли чего-то выпить (Гарик - практически вообще не пьющий). Кажется, именно уже дома я позвонил и сообщил "новость" своим ближайшим родственникам (невесткам, женам моих старших братьев). Ольге Хохловой (на должна была приехать в среду к Ире на Новый год), возможно, еще кому-то.
А потом начали разговор на кухне. Точнее, говорил в основном я.
Я ему рассказал
всю историю с Алексеем. До этого момента о ней не знал никто из наших друзей или родственников (знали только Наталия Юрьевна и ее сводная сестра Лариса Щелканова, знала не от Ира, а от НЮ).
Долгий рассказ завершился риторическим резюме типа "Вот теперь придется нести все это одному. И придется решать не только за себя, но и за нее".
В общем, уже тот разговор показал, что мы с Гариком (не только с ним, но как выяснилось со многим другим людьми) по-разному оцениваем суть произошедшего с Алексеем и того, что можно и нужно делать дальше. Потом тот первый вывод о таких различиях не раз подтверждался.
И вот говорим мы (в основном я) и тут раздается телефонный звонок: Алексей, впервые с ноябре 2008 года.
Разговор проходил в стиле, в каком в последующие полтора месяца проходило дальнейшее наше с ним общение: я говорил, он молчал и слушал, даже не задавая каких-то вопросов.
Я ему рассказал о последовательности событий последних дней (то, что написано тут выше), и очень кратко о дальнейших планах: завтра пойду в морг, там решим о дате похорон - в среду или четверг. Насколько я помню, я ему задал единственный вопрос: "Ты приедешь? Это важно для назначения даты похорон.", "Нет".
Кажется, на этом разговор и закончился. Я ему сказал, что сообщу, что и как получится.
Вот и все.
Так закончился день 23.12.2019, понедельник.