во-первых, я узнал, как древние словенки должны были ласково звать своего первого князя. "Рюря". Этакая производная форма от "Рюрик" присутствует, оказывается, в берестяной грамоте №804.
http://gramoty.ru/ОТЪ НЕЗНАНЪКА КЪ РЮРѢ. ХОЦЕШИ ЛИ ПЛАТИТИ S ГРИВЬНЪ. АЛИ НЕ ХОЧЕШИ А ПОЕДИ ВЪ ГОРОДЪ.
"От Незнанка к Рюре. Собираешься ли платить 6 гривен? Если не собираешься, то поезжай [на суд] в город".
Рюря-Рюрик (уже другой, вовсе даже не князь) задолжал, похоже, где-то между 1180 и 1200-ми годами Незнанку кило с небольшим серебра, в результате получил вот такую емкую берестяную смс-ку, которую, видать, в задумчивости бросил где-то на Троицкой улице в Новгороде. Вот вроде средневековье - а как все корректно написано, ни идиом, ни эмоций.
Но это задело меня гораздо меньше, чем вторая новость.
О ней я узнал из доклада Анн-Софи Брюн, Эстелль Ингранн-Варенн, Андреаса Хартманн-Фридриха и непосредственно выступавшего от лица всей этой звучной научной когорты уважаемого Саввы Михайловича Михеева.
Между прекраснейшими каждый по своему Сote d'azur, Провансом и Лангедоком укрылся уютный городок Сен-Жиль дю Гар. Замечателен он, собственно, сан-Жилем, иначе говоря (не спрашивайте меня, как это могло получиться!) святым Эгидием.
Всех, кому интересно, можно отослать куда-то к Vita sancti Aegidii, AASS, Sept., vol. 1, pp. 299-303, хотя наиболее популярный текст о нем распространился по Европе уже в составе Legenda Aurea. Я же изложу своими усты кратко и неизящно, без благородства латыни.
Сей святой муж подвизался в глухих, как водится, лесах между речкой Гар и устьем Роны, сначала в окрестностях Арля (Arelat), а уж когда там стало как-то суетно, ушел на запад. Леса и впрямь были не то, чтобы самыми обжитыми: вместо вилл, яхт и спорткаров в эпоху Эда Великого и Карла Мартелла наиболее актуальными в местных септиманских новостях были сюжеты о перемещениях и взаимоотношениях вестготов, франков, арабов и прочих вооруженных масс нетрудовых мигрантов.
это, собственно, река Гар
Но дело не в том, святой действительно жил одиноко в красивом лангедокско-провансском лесу, читал, думал, молился и дружил только с одною оленихой. Увы, далее все трогательно: какой-то король решил там поохотиться, его люди погнались за зверем, испуганная олениха прибежала к старцу, он обнял ее, чтобы защитить, и получил шальную стрелу.
Затем версии различаются: по одной этим все и завершилось - святой погиб и был здесь похоронен, по другой - только ранен, а раскаявшийся король соорудил ему там монастырь.
Сверху - работа мастера Томаша из Колошвара, "Смерть святого Эгидия", 1427, Христианский музей, Эстергом. Внизу, с одухотворенными лицами - гораздо более популярная парижская вещь на ту же тему франко-нидерландского "Мастера святого Эгидия" начала XVI века из лондонской Национальной галереи.
Но есть еще и правая створка триптиха Иеронимуса нашего Босха из венецианского Дворца Дожей, 1505 г.
На ней все, как понимаете, многозначительно, несколько мрачно, и весьма глубоко.
В итоге на протоптанной римлянами и вестготами дороге из Италии от Ниццы через Арль к Тулузе и за Пиренеи возникло аббатство. К высокому Средневековью дорога стала важнейшей частью Via Tolosana - одного из четырех путей паломничества к Сантьяго-де-Компостелла, знаменитого пути святого Иакова, а аббатство - одним из значительных пунктов на нем. В 1066 году монастырь перешел под юрисдикцию клюнийских бенедиктинцев - это была эпоха расцвета конгрегации - и началось строительство огромного храма над гробницей св. Эгидия. Базилика не была готова и спустя век, да еще и пострадала потом от религиозных войн. Но сооруженный между 1120 и 1180 западный фасад Сан-Жиль-дю-Гард по праву входит в число самых красивых романских порталов в мире.
Нехитрый пример: когда Эндрю Карнеги захотел сделать нечто хорошее и дорогое для Carnegie Museum of Art, Pittsburgh, Pennsylvania, то он, следуя тогдашней викторианской моде на слепки, заказал из Франции точную копию именно этой штуки. 2000 франков золотом городу Гару только за разрешение на копирование, три отдельных грузовых рейса через Атлантику, 195 ящиков - этаким образом европейскую культуру привлекали в Северо-Американские Соединенные штаты. Примерно 11 метров в высоту, 26 - в ширину, не шутка - зато и по сей день туристическая достопримечательность питтсбургского Окленда, да и юные художники любят. А уж в 1907 году, когда музей был порядком попустее, нежели нынче - и подавно всех впечатляло.
Но это уж потом, а когда-то вокруг Сен-Жиля кипела насыщенная средневековая жизнь. Отсюда родом был граф Раймунд Тулузский, герой I Крестового похода, он же Раймонд-де-сен-Жиль, или князь Жинчиль (с точки зрения армянских хронистов). Аббатство принимало и отправляло дальше пилигримов, идущих из Италии к св. Якову. Они заходили в храм поклониться гробнице святого Эгидия, проходя в своем пути с востока на запад сквозь украшающий главный вход портал. Потом случилась эпидемия XIV века, "Черная смерть", и популярность паломничеств сократилась (возможно, страховые агентства подняли расценки), так что раскинувшийся вокруг аббатства городок стал постепенно вновь приближаться к первоначальным временам святого отшельника.
Но тройной портал и впрямь прекрасен (с неизбежными утратами) и по сей день: римские триумфальные арки, верблюды с обезьянками, Авель с Каином, кентавр с луком, Давид с гуслями и с явившимся ангелом, напоминающим музу, меандровый узор, апокрифическое Сказание Афродитиана - смотреть-не пересмотреть. Раздолье для искусствоведов-романистов.
Примерно так вот пилигримы натыкались вдруг на собор, входя в город:
фото из альбома уважаемого
Vik Shery А уж при приближении открывалось нечто этакое:
В центре храма всегда и находилась, собственно, гробница. И вот в процессе исследования архитектуры базилики вдруг обнаружилась находящаяся в самой сакральной части, на колонне у гробницы Эгидия, надпись, читаемая примерно таким образом:
"Господи, помози рабу твоему Семкови Нинославичю". По палеографии ее датируют, вроде бы, как раз второй половиной XII века, а языковые формы позволяют, кажется, думать и о новгородском происхождении автора надписи, Семена. Имя Нинослав также присутствует среди славянских некалендарных.
В общем-то, вот и все. Вроде бы и без того понятно, что Древняя Русь и остальная средневековая Европа не были разделены китайской стеной, и Святая Русь не висела в некотором прекрасном облачном вакууме. У нас строили европейские мастера, в наших соборах хранилась церковная утварь с прекрасными эмалями из французского Лиможа, а их парадные врата были украшены изображениями в греманской технике "золотой наводки", Braunfirnis. И движения в обратную сторону тоже были, не только в Царьград с Ерусалимом путешествовали древнерусские странники, но, судя по всему, и через всю Европу, по пути заходя в соборы и поклоняясь святыням общехристианского пространства.
Другое любопытное следствие находки - видать, неизбывная русская любовь к Лазурке и Провансу имеет давние корни, поскольку крюк аж через Северную Италию иначе трудно объяснить. При движении из Регенсбурга, Праги или уж тем более с севера сюда точно незачем было заворачивать. А тут и в Лукке ведь тоже, помнится, присутствуют граффити наших паломников тех же времен.
Кстати, тройной романский портал не то, чтобы был чем-то уж нежданно-новым для древнерусских путешественников: они могли припомнить схожее решение западного фасада собора Юрьева монастыря или, возможно, первой редакции Успенского собора во Владимире, ежели верить С.А. Шарову-Делоне. Хотя, конечно, декор у нас там был весьма и весьма победнее - и мастера, и материалы не позволяли так развернуться. Впрочем, все равно резьба владимиро-суздальских храмов существует вполне в этом контексте.
Ныне святой Эгидий припоминается и Русской православной церковью - либо как Эгидий Провансальский (что, на мой взгляд, слишком уж калорийно), либо как Эгидий Гардский (что придает ему какие-то мнимые русско-скандинавские корни вместо столь же мифических греческих).
Остается добавить, что помимо помощи от задушившей массовые паломничества чумы, к святом Эгидию до сих пор обращаются как к защитнику животных, инвалидов и людей, страдающих от одиночества. Что, сдается мне, остается важным.