про траву, сено и закат
Вчера вечером вдруг перенеслась встреча, чудесным образом в том нервном гудении, что окружает меня последний месяц, возникло целых сорок свободных минут. И я присел в скверике у подножья РАН - почитать книжку. Вечер перед 22 июня все же не случайный для природы день: уж слишком сильно пахнет из Нескучного сада цветущими липами, летят какие-то загадочные огромные жуки и мотыльки ночного вида, колышется трава в потоке прохладного солнечного света, рвущегося из узкой сверкающей полосы между горизонтом и облаками. Разная трава, кстати, там как на лугу, и при этом прекрасна: примерно этакие модные сады часто бывают в AD. Злаки вообще хороши в этом смысле: разнообразны, создают замечательную пластичную и мягкую поверхность, чутко откликающуюся на перемены освещения и ветер. Да и уж, будем честны перед собой, у нас, чать, не Англия, стриги-не стриги таджикскими руками - все равно трехсотлетний газон не выйдет, а все больше на худой покос смахивает, тут уж лучше смириться.
Книжка, которую я читал - Джесси Льюис Байок, "Исландия эпохи викингов".
Жду, что написанная американским профессором обобщающая и весьма дружелюбная к неподготовленному читателю (да еще и изданная "Астрелью") работа вызовет предсказуемый скепсис у людей, всерьез занимающихся сагами. Что ж поделать: я тут любитель, и мне это интересно. Ничем рациональным моя привязанность к Исландии не вызвана - другой период и практически не пересекающиеся миры. Все началось много лет назад, когда пылившиеся в отцовской библиотеке книжки - весомый кирпич "Исландских саг" в сероватом переплете 1956 года и тоненькая, с палеографией на обложке, "Мир саги" того же Стеблин-Каменского, - из скушных и чужих вдруг стали живыми и самыми интересными. Потом уж к ним добавились и Снорри Стурлусон, и Греттир со Сверриром из Литпамятников, и еще много всякого.
Джесси Л. Байок зацепил меня тем, что до своего калифорнийского профессорства сам вырос в Исландии, пас овец и чинил фермерам трактора. Черт, это внушает мне доверие, когда он рассказывает про голодные годы и про то, как там общество приспособилось к климату и природным ресурсам. Я с большим уважением отношусь к людям, которые пишут яркие тексты про тексты про тексты - такие есть и среди моих одноклассников, уютно обживших образовательное пространство между Бостоном, Парижем и Вышкой. Но когда я читаю о том, как исландцы зимовали со своей скотиной, то мне видятся наши деревенские овцы, дышащие в промерзшей теплухе, и корова, вдумчиво хрустящая в стойле унаследованным от лета сеном, и весь этот теплый мирок, освещенный слабым светом лампы, окружают десятки и сотни километров плотно-синей снежной тьмы с редкими вкраплениями тусклых огоньков жилья.
Когда я слышу рассказ Hœnsa-Þóris saga про распрю из-за сена, когда бонды сделались раздражительнее обычного из за того, что "в то лето урожай травы выдался скудный и вдобавок плохой, оттого, что она совсем не сохла, и поэтому людям почти совсем не удалось запасти сена" - я вспоминаю, как в дождливое лето, когда на четверть часа вдруг чудом проглядывает солнце, все, кто только был в нашем доме, бросались на луг, чтобы самодельными вилками и граблями из легкого дерева, отполированного уже до блеска, разбить собранное в стожки это самое драгоценное сено. А лет семьдесят назад, как прабабушка рассказывала бабушке, из-за нарушения сенокосных границ хозяева могли пойти друг на друга с косами - не хуже бондов. И об этом - с уточнениями о том, где это случилось, чьей родней были сцепившиеся, кто показал себя хорошо, кто и в чем был неправ, и как потом произошло примирение - рассказывали потом десятилетиями.
Хотя сейчас эти мои знания и ощущения уже не слишком актуальны, говоря мягко, но я к все равно ним отношусь тепло. Как и к книжкам, где не одна лишь семиотика с деконструкцией. Жаль, кстати, что во время исландских поездок пока что не попадал на настоящий хутор.
И вот я сидел вчера летним прохладным вечером весь в вечернем солнце и напоминал самому себе этого паучка, которого снял как-то на берегу в Заливе Дымов, Reykjavik:
Тоже был поздний вечер (а в России - так и вовсе ночь), но приполярное низкое солнце светило над горизонтом-океаном, неожиданно открывшимся из-за домов, и люди гуляли по набережной, глядя на закат.Тогдашний паук сидел на желтом от вечернего света конском щавеле и смотрел сквозь Атлантику на запад - куда-то в сторону Ньюфаундленда и Бостона.
Мне же с лавочки вчера был доступен вид на МГУ, новые московские небоскребы и слева, если уж пройти к площадке - Кремль, причем так удачно, что Ивана Великого видно, а Петра - нет. Внизу подо мной, на самом деле, скрывался адоподобный туннель Третьего кольца с его дымом и грохотом. Тонкий слой солнечной и травяной жизни все же неизменно радует, вне зависимости от того, что находится и что прячется под ногами - покрытая яркими цветами и ягодами поверхность бездонного черного болота, или мхи, лишайники и северное разнотравье вулканического острова с скрытыми под белыми ледниками трещинами в коре земли, уходящими куда-то вглубь, к раскаленной магме.
Бонус: микроисландия из Исландии:
Кстати, это - Тингвеллир, долина тинга:
Смородина самая настоящая:
А это - океанский берег и черный вулканический песок:
Просто клевер:
Это - в северной части острова (а до того был юг и юго-запад):
радость овцам, коровам, лошадям и бондам:
Книжка, которую я читал - Джесси Льюис Байок, "Исландия эпохи викингов".
Жду, что написанная американским профессором обобщающая и весьма дружелюбная к неподготовленному читателю (да еще и изданная "Астрелью") работа вызовет предсказуемый скепсис у людей, всерьез занимающихся сагами. Что ж поделать: я тут любитель, и мне это интересно. Ничем рациональным моя привязанность к Исландии не вызвана - другой период и практически не пересекающиеся миры. Все началось много лет назад, когда пылившиеся в отцовской библиотеке книжки - весомый кирпич "Исландских саг" в сероватом переплете 1956 года и тоненькая, с палеографией на обложке, "Мир саги" того же Стеблин-Каменского, - из скушных и чужих вдруг стали живыми и самыми интересными. Потом уж к ним добавились и Снорри Стурлусон, и Греттир со Сверриром из Литпамятников, и еще много всякого.
Джесси Л. Байок зацепил меня тем, что до своего калифорнийского профессорства сам вырос в Исландии, пас овец и чинил фермерам трактора. Черт, это внушает мне доверие, когда он рассказывает про голодные годы и про то, как там общество приспособилось к климату и природным ресурсам. Я с большим уважением отношусь к людям, которые пишут яркие тексты про тексты про тексты - такие есть и среди моих одноклассников, уютно обживших образовательное пространство между Бостоном, Парижем и Вышкой. Но когда я читаю о том, как исландцы зимовали со своей скотиной, то мне видятся наши деревенские овцы, дышащие в промерзшей теплухе, и корова, вдумчиво хрустящая в стойле унаследованным от лета сеном, и весь этот теплый мирок, освещенный слабым светом лампы, окружают десятки и сотни километров плотно-синей снежной тьмы с редкими вкраплениями тусклых огоньков жилья.
Когда я слышу рассказ Hœnsa-Þóris saga про распрю из-за сена, когда бонды сделались раздражительнее обычного из за того, что "в то лето урожай травы выдался скудный и вдобавок плохой, оттого, что она совсем не сохла, и поэтому людям почти совсем не удалось запасти сена" - я вспоминаю, как в дождливое лето, когда на четверть часа вдруг чудом проглядывает солнце, все, кто только был в нашем доме, бросались на луг, чтобы самодельными вилками и граблями из легкого дерева, отполированного уже до блеска, разбить собранное в стожки это самое драгоценное сено. А лет семьдесят назад, как прабабушка рассказывала бабушке, из-за нарушения сенокосных границ хозяева могли пойти друг на друга с косами - не хуже бондов. И об этом - с уточнениями о том, где это случилось, чьей родней были сцепившиеся, кто показал себя хорошо, кто и в чем был неправ, и как потом произошло примирение - рассказывали потом десятилетиями.
Хотя сейчас эти мои знания и ощущения уже не слишком актуальны, говоря мягко, но я к все равно ним отношусь тепло. Как и к книжкам, где не одна лишь семиотика с деконструкцией. Жаль, кстати, что во время исландских поездок пока что не попадал на настоящий хутор.
И вот я сидел вчера летним прохладным вечером весь в вечернем солнце и напоминал самому себе этого паучка, которого снял как-то на берегу в Заливе Дымов, Reykjavik:
Тоже был поздний вечер (а в России - так и вовсе ночь), но приполярное низкое солнце светило над горизонтом-океаном, неожиданно открывшимся из-за домов, и люди гуляли по набережной, глядя на закат.Тогдашний паук сидел на желтом от вечернего света конском щавеле и смотрел сквозь Атлантику на запад - куда-то в сторону Ньюфаундленда и Бостона.
Мне же с лавочки вчера был доступен вид на МГУ, новые московские небоскребы и слева, если уж пройти к площадке - Кремль, причем так удачно, что Ивана Великого видно, а Петра - нет. Внизу подо мной, на самом деле, скрывался адоподобный туннель Третьего кольца с его дымом и грохотом. Тонкий слой солнечной и травяной жизни все же неизменно радует, вне зависимости от того, что находится и что прячется под ногами - покрытая яркими цветами и ягодами поверхность бездонного черного болота, или мхи, лишайники и северное разнотравье вулканического острова с скрытыми под белыми ледниками трещинами в коре земли, уходящими куда-то вглубь, к раскаленной магме.
Бонус: микроисландия из Исландии:
Кстати, это - Тингвеллир, долина тинга:
Смородина самая настоящая:
А это - океанский берег и черный вулканический песок:
Просто клевер:
Это - в северной части острова (а до того был юг и юго-запад):
радость овцам, коровам, лошадям и бондам: