Лучший отдых: ловля солнца мешком и воды решетом
Предыстория
Очень рано утром музейная машина вытряхивает нас, сонных, вместе с лопатами, тазиками, линейками, теодолитом, рюкзаками и прочим неохватным барахлом на обочину дороги за фермами, и скрывается за поворотом к селу.
Яркое солнце, роса на лебеде и крапиве, патриархальная идиллия и расходящиеся пастись стада - все налицо.Мы решительно сворачиваем в заросль сорняков выше себя ростом, пересекая канаву и, перешагивая через мусор и липкие гладко-черные лужицы гудрона, движемся цепью к облюбованному заранее месту - маленькой травянистой полянке на краю карьера.
Место мы выбрали в мае, когда приезжали на разведку. Селище - здоровенное пятно черного культурного слоя на склоне береговой террасы речки, уходящей в широкую пойму с лугами, лесами и болотинами. Слой хорошо заметен в береговых обрывах, где ныряют из своих норок-гнезд прямо в небо ласточки. Место высокое, и виды на округу широки и хороши. Впрочем, люди потратили немало сил, чтобы это исправить.
Вокруг - заросшие бурьяном руины колхозных ферм,
часть селища, находящаяся у реки, давно растащена копытами коров, курсирующих по исстари проходящему здесь прогону, середина разрыта песчаным карьером, заросшим и ставшим еще и свалкою, а другая половина распахана колхозным картофельным полем.
Мусор - всякий, строительный, житейский, колхозный - валяется и вокруг. Черепки лепной керамики X-XI вв. тоже повсюду, но нам нужно место, где слой ни разу за тысячу лет не был потревожен перепашкой. Судя по зачисткам краев, вроде бы мы его нашли в самом центре, на краю карьера.
Кидаем вещи, вымеряем под шурф квадрат метр на два, пытаемся воткнуть колышки по краям.
Эге! Оказывается, дружелюбная зеленая травка выросла поверх слоя гудрона или битума, лет тридцать назад вылитого за ненадобностью. Потом он еще и горел, плавясь и затекая во все трещинки. Получился импровизированный асфальт, толстый и прочный, но сверху - лужайка-лужайкой.
Что же, со скрежетом долбим его лопатами. В поле нету отбойных молотков.
Вот и пробито наше окно в ушедшую жизнь. Копаем. Солнце заглядывает сверху. Тазики культурного слоя последовательно относим в сторону. Попадается все то, что и должно: множество пережженных камней от древних очагов и черепки от мерянских мисок и горшков, сделанных без гончарного круга, но очень аккуратно и с примесью крупных зерен песка.
Черепки - в пакетики, камни - по слоям в кучки на краю ямы.
... Как писали в немых фильмах, прошло еще несколько часов. Периодически постреливаем из теодолита, чтобы проверить, ровно ли снимаем слои. Солнце палит всерьез, спасает лишь загодя замороженная бутыль родниковой воды, в которой, несмотря ни на что, тяжело бултыхается здоровенная льдина.
Беречь от жары и прямого солнца нужно не себя, а стенку раскопа. Копать-то любой может, главное для археолога - отчет. И на фото должны быть четко видны все слои стенки шурфа - стратиграфия. А если туда бьет солнце - стенка становится сухой и ровно серой. Так что сооружаем из веток и палатки шаманское капище - импровизированный тент из заглавного фото. Не знаю, что о нас думали разъезжавшие по дороге трактористы.
Собственно, вот. Дошли до материка - черный культурный слой сменился желтым суглинком с пятнами кротовых нор, в которые верхний слой успел за века протечь. В чуть более глубокой части справа нашлась куча здоровенных коровьих костей, что не может не радовать - если бы место распахивалось, они бы так тут не лежали. Значит, не зря мы все делили на слои. Красиво снимаем стенки, замеряем объемы извлеченных по пластам печных камней и складываем их обратно в шурф.
На сегодня все. Солнце уже ушло за речку, коровы идут обратно в свои стойла, и мы тоже - к тени, еде, воде и отдыху.
Следующий день - это уже мое соло.
Прочие силы нашей мощной научной ячейки брошены на более важные участки и уехали, а я буду промывать.
Таким же ранним утром иду по той же дороге меж ферм и бурьяна, на голове - китайская зеленая панама, которые тут носят все, везу тачку с тазами и решетами к нашему раскопчику. Три черных террикона, - почти два кубометра грунта, между прочим, - аккуратно лежат на заботливо подстеленных пленках и ожидают маэстро. Рядом - самодельные кОзлы.
Все просто до неприличия: беру грунт, насыпаю в решето, трясу на козлах, пересыпаю в таз. Скапливается пара тазов - везу тачку по дороге мимо молокозавода к реке. Это - самые счастливые моменты. Там вода. Собственно, сознание включается лишь на миг, когда опускаешься в воду с головой. Все остальное время ощущаешь лишь солнечные свет и тепло, которыми с избытком насыщена вся окружающая реальность. А тут - целый мир. Мальки, водомерки, неизбежные в любом тексте про речку стрекозы и сама речка, весело перетекающая песчаную мельчинку и укрытая от солнца кустами ольхи .
Грунт - в решето, решето - в воду. И шевели им, как золотоискатель на Аляске. Ничего нового. Суть в том, что промывка позволяет увидеть все, что пропущено и иначе уйдет в отвал. Самые мелкие мелочи - вплоть до рыбьей чеши и косточек. Косточек и черепков по прежнему много, но кроме них на дне сита остаются лишь камешки и крупный песок.
Увы - никаких индивидуальных находок.
За ситом в воде подымаются облака черной мути, привлекающие чем-то рыбьи стаи. Изредка мимо меня речку переезжают на велосипедах люди - за грибами, ягодами и рыбой на тот берег, в Заполицу, в лес, тянущийся вдоль большой реки.
Мимо идет к дневной дойке стадо. Пастух - смуглый худой человек в такой же, как у меня, панаме, подходит и расспрашивает, что я тут намываю. Я рассказываю, он отвечает - а, да, знаю, в школе про Древнюю Русь говорили. Помня, что по словам селян пасут в этом году какие-то цыгане, радуюсь интересу масс к исторической науке и одновременно приглядываю за часами и вещами, лежащими под кустом. Руками в сите при этом вожу машинально. И вдруг впервые за день вижу там цвет - ярко-желтое что-то в прозрачной речной воде. Бусина!
Желтая, лимоновидная, с коричневыми полосками.
Цыган (оказавшийся, впрочем, киргизом из города Ош - "да, у нас на Сулейман-горе тоже раскопки ученые делали, когда жизнь лучше была, а сейчас экономические трудности") принес мне удачу.
Ничего - ни жары, ни тяжелых горячих сапог, в которые уже насыпалось полно земли, ни неизбежной триады слепней, оводов и паутов - я уже на радостях не замечаю. Козлы, тяжелое решето с грунтом, тачка. Всякий раз, как я еду с ней в сторону молокозавода и речки, навстречу мне попадается огромный и совершенно белый, неземного вида, кот с довольной мордою. Увидев меня, он вопросительно останавливается и молча спрашивает: я удачно сходил, а ты как?
Еще раз, и еще. И тут - только насыпал теплую землю в сито - краем глаза приметил что-то большое. Сначала оно показалось игральной костью. Аккуратно протираю. Еще одна бусина! Крупная, явно как-то сложно украшенная. Но в серой пыли ее красоты не разобрать. Легко качу тачку к реке. Достав из спичечного коробка, нежно опускаю в воду свое сокровище. Да, хороша! Черно-фиолетового стекла с узором из извивающихся белых линий и белых глазков с розовыми тонкими ресничками. Между 950 и 1055 годами. Такие же - в Новгороде, в Булгаре на Волге, на Белоозере, на Сарском городище, в Скандинавии. С Ближнего Востока они добирались на наш Север через Византию. Редкое и дорогое украшение на этой лесной сельской окраине.
Обе бусины - из самых нижних слоев, где мы нашли коровьи кости. Попали в землю, когда люди-меря только поселились на этом месте.
Еду обратно, встречаю того же довольного и сытого молочного кота и чувствую, что моя моя морда сейчас столь же выразительна.
Вот такие три дня лучшего за все лето отдыха. ))
