Дни лётные
Сегодня приехал на аэродром пораньше: позаниматься в подходящей обстановке, привести в соответствие с актуальными данными таблиц масс и центровок приложение, которое я использую для таких расчетов. Захожу в домик лётной школы так, будто это врата в другой мир. Так и есть, на самом деле: открывая дверь, ты открываешь себе очередной кусочек неба, которое сегодня - всего на час! - снова будет твоим.
Радио привычно бубнит:
- ЛАК-1, полоса один-шесть, подходите на 1000' к четвёртому, второй в очереди на посадку, перед вами Цессна-172 на прямой.
А у меня в голове уже сложена картинка: кто, куда и откуда летит. Как будто кто-то в голове мгновенно рисует трёхмерный план района, и самолётики-вертолётики на этом плане движутся по своим траекториям. Из Рамбама, с больничной площадки летит медицинский вертолет, сядет после Цессны, шелест её мотора уже можно различить снаружи. Спустя несколько мгновений самолёт шоркает колёсами по полосе с характерным звуком, а на глиссаде становятся видны огни заходящего на посадку вертолёта.
И всё это мир, целый мир, встроенный в мир привычный. Заметный, громкий, восхищающий, но совершенно непонятный тому, кто ещё не вкусил медового яда авиации, чувства полёта, родства со всем летающим над поверхностью нашей планеты, мчащейся в черноте космоса из бесконечности в бесконечность.
Радио привычно бубнит:
- ЛАК-1, полоса один-шесть, подходите на 1000' к четвёртому, второй в очереди на посадку, перед вами Цессна-172 на прямой.
А у меня в голове уже сложена картинка: кто, куда и откуда летит. Как будто кто-то в голове мгновенно рисует трёхмерный план района, и самолётики-вертолётики на этом плане движутся по своим траекториям. Из Рамбама, с больничной площадки летит медицинский вертолет, сядет после Цессны, шелест её мотора уже можно различить снаружи. Спустя несколько мгновений самолёт шоркает колёсами по полосе с характерным звуком, а на глиссаде становятся видны огни заходящего на посадку вертолёта.
И всё это мир, целый мир, встроенный в мир привычный. Заметный, громкий, восхищающий, но совершенно непонятный тому, кто ещё не вкусил медового яда авиации, чувства полёта, родства со всем летающим над поверхностью нашей планеты, мчащейся в черноте космоса из бесконечности в бесконечность.