Предпоследний фильм режиссера Алексея Германа.
Мне его творчество не нравится, но «Трудно быть богом» посмотрю, потому что это (вроде бы) экранизация моего любимого произведения братьев Стругацких. А так как я довольно много прочитал о реакции уже посмотревших «Трудно быть богом», о том, как первые зрители десятками покидали кинозалы, причем это были не мы, быдло, а самые настоящие кинокритики и киножурналисты, о тяжелом осадке, остающемся в душе, после просмотра, о гнетущем впечатлении и пр. В общем, начитавшись отзывов, я решил себя немного подготовить и посмотреть для начала «Хрусталев, машину!».
Чтобы понимать, насколько я тупой и недалекий (а кино мне не понравилось), приведу цитату из Википедии:
«Российские кинокритики восприняли ленту («Хрусталев, машину!») куда более однозначно. Например,
Андрей Плахов предрекал, что «Хрусталёв» «займет свое место в истории кинематографа как самый личный и самый жёсткий фильм выдающегося режиссера». Режиссёр
Сергей Лозница назвал фильм Германа самым серьёзным в новейшем российском кинематографе: «Это самая мощная, важная рефлексия, это интеллектуальное, художественное событие».
Пётр Вайль после просмотра картины написал: Это было редчайшее столкновение с чем-то, что масштабами превосходит твое представление даже не о кино, а о возможностях всякого искусства вообще. Наваждение - то, что охватывает зрителя. Сновидческая природа кино, быть может, нигде еще не проступала с такой отчаянной и наглядной выразительностью. В «Хрусталёва» погружаешься без остатка. В 1999 фильм собрал премии «
Ника» в номинациях «лучший фильм», «лучший режиссёр», «лучшая музыка», «лучшая работа оператора», «лучшая работа художника-костюмера», «лучшая работа художника-постановщика».
Что я могу сказать?
Картина рассказывает о последних днях сталинского СССР. Тотальный террор и контроль: людей хватают на улицах и увозят в неизвестном направлении, за всеми следят, всем страшно. При этом атмосфера полнейшего хаоса - честно пытался вникнуть в суть происходящего, но понимал не много.
Кино длится около двух с половиной часов. В кадре почти всегда темно, при этом весь фильм черно-белый, соответственно, вы либо вообще ничего не видите, либо видите неясные силуэты на фоне белого пятна. Диалоги построены в форме монологов двух или нескольких людей, которые говорят свой текст одновременно ни к кому при этом не обращаясь. Вероятно, таким образом до нас доносят мысль о том, что всем на всех плевать. Текст произносится либо очень тихо, либо очень громко, при этом почти всегда скороговоркой, поэтому уловить смысл произносимого очень сложно.
Все, без исключения ВСЕ персонажи внешне настойчиво отвратительны, на их отвратительности сосредотачивается внимание зрителя, акцентируется на уродствах, увечьях, определенных недостатках в чертах лиц или тел - смакуется, передается в подробностях и крупным планом. Создалось впечатление, что проводился очень жесткий кастинг и даже статистов набирали с условием обязательного наличия отвратительной внешности.
Используя богатый киноязык, язык символов авторы показывают нам «опущенную Россию» (так сам режиссер говорил в одном из интервью). А именно…
ГБшники арестовывают генерала и помещают его в машину, кабина которой под завязку набита бритыми уголовниками. Пока рот генерала занят членом пахана, чей жирный живот испещрен бородавками, зад выполняет обратную своему назначению функцию - принимает внутрь смазанный чем-то черенок от лопаты. Чтобы зритель не подумал, будто он, в силу своей испорченности, ошибается, сцену группового изнасилования показывают несколько минут крупными планами. Уголовники при этом шарахаются в десна и лижут друг другу уши, щеки и пальцы. Когда генерала выводят из машины, он прыгает в сугроб и набивает рот снегом, потом нагребает из снега горку и садится на нее голой жопой.
Затем его везут к Сталину. Сталин умирает. Берия снимает со Сталина обосраные штаны, а трахнутый во все дыры генерал массирует живот Сталина, отвратительный, жирный живот. А у Сталина в это время изо рта пузырями выходит пена. Генерала отпускают. И он бежит.
Теперь я примерно знаю, как экранизирована повесть «Трудно быть богом».