(no subject)
моему дедушке О. Кацеру
За окном - подсолнухи цвета хаки. Я сижу на стуле.
В комнате - только стул, лампочка и заточка.
В детстве мне казалось, что Ультима Туле
Лежала не дальше Тулы, в пределах радужной оболочки.
Меня найдут с завязанными руками, ведь рукава рубашки
Привязаны к спинке стула. Я слушаю вести с фронта:
Моя Украина летит, будто змей бумажный,
К свободе над танками и гробами - не видно ей горизонта.
Я слышу шум лопастей военного аэродрома:
Мой дед выпрыгивает из кабины - полет окончен.
Спирт разлит по стаканам - второй пилот не дойдет до дома,
Штурман вскочит с кровати: сирена раздастся ночью.
Где с выстрела в горло всегда рождалась свобода, смирно
Лежат под землей белые офицеры и красные генералы,
Я закапываю заточку. В воздухе пахнет авиа-керосином,
Первая степень готовности, подсолнухи облетают.
За окном - подсолнухи цвета хаки. Я сижу на стуле.
В комнате - только стул, лампочка и заточка.
В детстве мне казалось, что Ультима Туле
Лежала не дальше Тулы, в пределах радужной оболочки.
Меня найдут с завязанными руками, ведь рукава рубашки
Привязаны к спинке стула. Я слушаю вести с фронта:
Моя Украина летит, будто змей бумажный,
К свободе над танками и гробами - не видно ей горизонта.
Я слышу шум лопастей военного аэродрома:
Мой дед выпрыгивает из кабины - полет окончен.
Спирт разлит по стаканам - второй пилот не дойдет до дома,
Штурман вскочит с кровати: сирена раздастся ночью.
Где с выстрела в горло всегда рождалась свобода, смирно
Лежат под землей белые офицеры и красные генералы,
Я закапываю заточку. В воздухе пахнет авиа-керосином,
Первая степень готовности, подсолнухи облетают.