7. ДОЖИВЁМ ДО ПОНЕДЕЛЬНИКА
За рулём сидел Коновалов, а Константин Фёдорович занимал место за ним. Башмачкину было предложено сесть сзади, рядом с полковником.
- Ну, как будем действовать? - обернулся, улыбаясь, Александр Иванович, - От Ваших вводных, Акакий Акакиевич, будем отталкиваться!
Башмачкин спокойно начал:
- Вам, товарищи, уже известно о том, что Павел Иванович встречается со своим неизвестным пока вам и мне партнёром через два часа в кафе «Три пескаря». Следующая встреча у них - завтра вечером, но вам же ведь не терпится, верно? Я предлагаю сделать так: вы загодя высаживаете меня метров за сто до места, я захожу в кафе и усаживаюсь в баре - думается, моя потребность в этом очевидна любому встречному. Что? Нет-нет, денег на проведение операции мне не нужно. Я понимал, что предстоит, и с удовольствием предпочту отдохнуть днём в воскресенье за свои кровные. Что, Александр Иванович? Нет, фото Павла Ивановича мне не нужно. Не беспокойтесь. Тем более, что я не увижу его лица, так как буду сидеть за барной стойкой, не оборачиваясь. А он не увидит моего лица. Успокойтесь, товарищи. Всё под контролем.
Не без удовлетворения отметив, что Костанжогло и Коновалов от его слов нимало не успокоились, а скорее наоборот, Акакий Акакиевич больше не произнёс ни слова, пока автомобиль не остановился у тротуара. Впрочем, его ни о чём больше и не спрашивали.
Усевшись в баре, Башмачкин прежде всего стал сдерживать себя, чтобы не слишком быстро надраться - просто из тех соображений, что сегодня ещё домой нужно попасть, а завтра-то ещё и на работу идти. Он неторопливо дождался прихода Павла Ивановича и его знакомого; затем, потихоньку выпивая, досидел до их ухода, а потом, через две минуты, в полупустое кафе зашли его сегодняшние новые знакомые и позвали к себе за дальний столик в углу.
- Ну что, Акакий Акакиевич, какие результаты? - спросил Константин Фёдорович.
- Его партнёр - Тентетников, Андрей Иванович. Но это вы и сами бы узнали. Смысл их сотрудничества в том, что Тентетников занимается так называемыми «мёртвыми душами», ну, вы же знаете, это липовые сотрудники государственных и муниципальных органов. А Павел Иванович - его, так сказать, покровитель. Обычное дело - спецслужбы крышуют экономические преступления, вы ведь с этим знакомы, товарищи, не правда ли?
- Спасибо за Ваше мнение о спецслужбах, - улыбнувшись, процедил Александр Иванович, - Но нам сейчас интересно другое: у нашего коллеги есть, как мы понимаем, некоторые другие секреты, неслужебного рода, понимаете ли...
- Я уже сказал насчёт умирания чужих личных тайн вместе со мной. По-моему, товарищ подполковник, Вы это тоже слышали?
Коновалов заулыбался, расставил руки на столе пошире и произнёс:
- Давайте с другой стороны подойдём. Все процессы в замкнутой системе ведут к увеличению её энтропии. Вот мы сейчас втроём - это замкнутая система. Если Вы, Акакий Акакиевич, надеетесь утаить какую-то информацию в себе, вопреки стремлению известного нам мироздания к тепловой смерти, то мы, заботясь об исполнении не только юридических, но также физических законов, склонны будем применить, так сказать, некие другие законы, если не юридические, то химические, чтобы побудить Вас уважительно относиться ко второму началу термодинамики.
Башмачкин покивал головой из стороны в сторону:
- А вроде бы Вы такой весёлый, добродушный человек, Александр Иванович...
Костанжогло ухмыльнулся:
- А я вот предлагаю версию того, что нам ответит Акакий Акакиевич. Он, будучи человеком сильно верующим, и вследствие этого, антидарвинистом, скажет, что биосфера Земли является замкнутой системой, в которой из-за того же второго начала термодинамики невозможно самоусложнение системы, а, следовательно, невозможно и появление жизни без Творца, и, естественно, эволюция жизни. А значит, наше атеистическое мировоззрение, о котором пророк Башмачкин знает благодаря своему дару провидца, внутренне противоречиво и мы поэтому должны покаяться и не угрожать гражданину пророку.
Пророк Башмачкин взял в руки бумажную салфетку из подставки на столе и стал её сгибать. Речь продолжил Александр Иванович Коновалов:
- Ну, а я, Константин Фёдорович, полагаю, что гражданину пророку также известно в таком случае и о том, что мы считаем биосферу Земли частью Вселенной, то есть частью системы незамкнутой; таким образом, появление жизни на нашей планете не противоречит... А что это Вы делаете? Полюбуйтесь-ка на этого пророка пьяненького, он тут из салфеток самолётики лепит!
Акакий Акакиевич, завершая изготовление игрушечного самолётика, спокойно сказал, не поднимая глаз:
- Был такой библейский пророк Елисей. Он как-то шёл себе по дороге, а из города выбежала ватага ребятишек, да давай его дразнить за плешивость. Дразнили-дразнили, Елисей и разозлился. Из лесу выскочили две медведицы и в дружной мальчишеской компании стало на сорок два пацана меньше. Может, не нужно было с детьми так строго, но уж очень они достали этого Елисея...
Костанжогло что-то почувствовал и стал вполголоса одёргивать Коновалова:
- Саша, слышишь, ты успокойся, слышишь...
Но подполковник уже завёлся и кипел:
- Провидец хренов, ты что нам тут, угрожаешь? Да ты понимаешь, что мы с тобой сделаем? Да ты до самой смерти ничего не вспомнишь, кроме как самолётики складывать!
Акакий Акакиевич разгладил на столе свёрнутый из салфетки самолётик. Он поднял глаза на Коновалова и холодно произнёс:
- Значит, Александр Иванович, энтропию хотите повысить?
Тут Башмачкин запустил самолётик в воздух. Бумажная поделка пролетела над столом и ткнулась в левую часть груди Коновалова. Подполковник недоуменно-насмешливо посмотрел на свалившийся под стол самолётик, поднял глаза на Акакия Акакиевича и саркастически спросил:
- И что?
Башмачкин выпрямился, опершись на спину стула, и сказал, глядя в глаза Коновалову:
- Тот, Кто может уменьшить энтропию Вселенной до нуля, так повелел мне сказать тебе: за то, что ты решил своею рукой покорить неизмеримо Высшее тебя, будешь поражён в самое сердце. Завтра - день твоего сорокалетия, и ты думал отпраздновать его со своими родными и друзьями. Но вместо дня празднования будет тебе день горя. Потому что сегодня, до захода солнца, умрёт твоя жена, а твоя дочь-выпускница, единственная и ненаглядная твоя, потеряет не только мать, но и разум. И так будет поражён весь дом твой, вплоть до мочащегося к стене. И не сможешь избежать этого.
Костанжогло пробормотал побелевшему Коновалову:
- Саша, дуй домой, быстро!
Александр Иванович торопливо встал и пошёл к выходу.
Акакий Акакиевич повернул голову к Константину Фёдоровичу и попросил:
- Дайте мне, пожалуйста, Вашу визитку с номером мобильного. А то запоминать телефон неохота - сами понимаете, мне не двадцать лет, чтоб всё в голове держать. Утром собираюсь Вам позвонить.
Костанжогло машинально достал визитку и положил на стол, но тут же опомнился:
- А Вы куда? Я Вас сейчас повезу в управление, не понимаете, что ли?
Башмачкин усмехнулся и собрался вставать:
- Водитель-то уехал семью свою спасать! Ну ничего, домой я как-нибудь на такси доберусь! А то пешком или на троллейбусе я сейчас как-то не очень гожусь...
Полковник схватил его за руку и жёстко усадил на стул:
- Не сметь!
Акакий Акакиевич рассмеялся в его ледяные глаза:
- А может, мне и в Вас самолётиком пустить?
Костанжогло убрал руку и посмотрел на подставку с салфетками. Башмачкин встал и побрёл на улицу.
Сразу возле кафе сев в такси, Акакий Акакиевич подумал, что сегодня он потратился сверх своих ожиданий: в кафе оставил втрое больше, чем планировал, да ещё и на такси пришлось ехать. «Вот тебе и пророк», - думал он, - «Ещё и за свои деньги тут разруливаешь ситуацию». На самом же деле ему сейчас было всё равно - как будто должен был сделать какую-то неприятную вещь, очень не хотел этого, но всё-таки сделал, и от этого стало спокойнее.
Вернувшись домой и убедившись, что время ещё обеденное, он решил, что пропустит под закуску две-три рюмки, а потом завалится спать до утра.
И он действительно проспал до утра, пока не зазвенел будильник. Никаких особенных снов ему опять не снилось.
Встав, умывшись и сходив под душ, Акакий Акакиевич нашёл визитку Костанжогло и позвонил с мобильного. Гудки шли долго. Наконец полковник взял трубку. Башмачкин сказал:
- Рассказывайте, хочу от Вас это услышать.
Константин Фёдорович долго молчал. Потом заговорил:
- У Сашки собака была. Бойцовой породы. Он как раз из кафе примчался, дверь открывает, а пёс в спальне его жене горло догрызает. Дочка дома была. У него табельное с собой было - ему положено. Собаку пристрелил, скорую вызывать, а дочка ничего не понимает, визжит. Пока ждали скорую, он дочку в другую комнату отвёл, обнимал, за руки держал. Врачи звонят в домофон, он к домофону - а дочка в этот момент в окно, с десятого этажа. Его самого врачи откачивать, а тут как раз я подъехал к нему. Ну, суматоха, тела увезли, я с ним сидел до утра, а как рассвело, в начале седьмого, он сказал: «Костя, вот теперь мне ровно сорок исполнилось. Выйди, пожалуйста, из комнаты». И прямо в сердце, с одного выстрела.
Акакий Акакиевич, включая электрический чайник, сказал в трубку:
- Ну, товарищ полковник, Вы-то живы. И это неплохо. Так что я, когда придёт время, Вам позвоню.
Потом сказал сам себе:
- Теперь по людям - минус пять. Ну и по собакам два очка. Надеюсь, хоть по Порфирию Петровичу плюс размочу.
И Башмачкин приготовился заваривать чай.
- Ну, как будем действовать? - обернулся, улыбаясь, Александр Иванович, - От Ваших вводных, Акакий Акакиевич, будем отталкиваться!
Башмачкин спокойно начал:
- Вам, товарищи, уже известно о том, что Павел Иванович встречается со своим неизвестным пока вам и мне партнёром через два часа в кафе «Три пескаря». Следующая встреча у них - завтра вечером, но вам же ведь не терпится, верно? Я предлагаю сделать так: вы загодя высаживаете меня метров за сто до места, я захожу в кафе и усаживаюсь в баре - думается, моя потребность в этом очевидна любому встречному. Что? Нет-нет, денег на проведение операции мне не нужно. Я понимал, что предстоит, и с удовольствием предпочту отдохнуть днём в воскресенье за свои кровные. Что, Александр Иванович? Нет, фото Павла Ивановича мне не нужно. Не беспокойтесь. Тем более, что я не увижу его лица, так как буду сидеть за барной стойкой, не оборачиваясь. А он не увидит моего лица. Успокойтесь, товарищи. Всё под контролем.
Не без удовлетворения отметив, что Костанжогло и Коновалов от его слов нимало не успокоились, а скорее наоборот, Акакий Акакиевич больше не произнёс ни слова, пока автомобиль не остановился у тротуара. Впрочем, его ни о чём больше и не спрашивали.
Усевшись в баре, Башмачкин прежде всего стал сдерживать себя, чтобы не слишком быстро надраться - просто из тех соображений, что сегодня ещё домой нужно попасть, а завтра-то ещё и на работу идти. Он неторопливо дождался прихода Павла Ивановича и его знакомого; затем, потихоньку выпивая, досидел до их ухода, а потом, через две минуты, в полупустое кафе зашли его сегодняшние новые знакомые и позвали к себе за дальний столик в углу.
- Ну что, Акакий Акакиевич, какие результаты? - спросил Константин Фёдорович.
- Его партнёр - Тентетников, Андрей Иванович. Но это вы и сами бы узнали. Смысл их сотрудничества в том, что Тентетников занимается так называемыми «мёртвыми душами», ну, вы же знаете, это липовые сотрудники государственных и муниципальных органов. А Павел Иванович - его, так сказать, покровитель. Обычное дело - спецслужбы крышуют экономические преступления, вы ведь с этим знакомы, товарищи, не правда ли?
- Спасибо за Ваше мнение о спецслужбах, - улыбнувшись, процедил Александр Иванович, - Но нам сейчас интересно другое: у нашего коллеги есть, как мы понимаем, некоторые другие секреты, неслужебного рода, понимаете ли...
- Я уже сказал насчёт умирания чужих личных тайн вместе со мной. По-моему, товарищ подполковник, Вы это тоже слышали?
Коновалов заулыбался, расставил руки на столе пошире и произнёс:
- Давайте с другой стороны подойдём. Все процессы в замкнутой системе ведут к увеличению её энтропии. Вот мы сейчас втроём - это замкнутая система. Если Вы, Акакий Акакиевич, надеетесь утаить какую-то информацию в себе, вопреки стремлению известного нам мироздания к тепловой смерти, то мы, заботясь об исполнении не только юридических, но также физических законов, склонны будем применить, так сказать, некие другие законы, если не юридические, то химические, чтобы побудить Вас уважительно относиться ко второму началу термодинамики.
Башмачкин покивал головой из стороны в сторону:
- А вроде бы Вы такой весёлый, добродушный человек, Александр Иванович...
Костанжогло ухмыльнулся:
- А я вот предлагаю версию того, что нам ответит Акакий Акакиевич. Он, будучи человеком сильно верующим, и вследствие этого, антидарвинистом, скажет, что биосфера Земли является замкнутой системой, в которой из-за того же второго начала термодинамики невозможно самоусложнение системы, а, следовательно, невозможно и появление жизни без Творца, и, естественно, эволюция жизни. А значит, наше атеистическое мировоззрение, о котором пророк Башмачкин знает благодаря своему дару провидца, внутренне противоречиво и мы поэтому должны покаяться и не угрожать гражданину пророку.
Пророк Башмачкин взял в руки бумажную салфетку из подставки на столе и стал её сгибать. Речь продолжил Александр Иванович Коновалов:
- Ну, а я, Константин Фёдорович, полагаю, что гражданину пророку также известно в таком случае и о том, что мы считаем биосферу Земли частью Вселенной, то есть частью системы незамкнутой; таким образом, появление жизни на нашей планете не противоречит... А что это Вы делаете? Полюбуйтесь-ка на этого пророка пьяненького, он тут из салфеток самолётики лепит!
Акакий Акакиевич, завершая изготовление игрушечного самолётика, спокойно сказал, не поднимая глаз:
- Был такой библейский пророк Елисей. Он как-то шёл себе по дороге, а из города выбежала ватага ребятишек, да давай его дразнить за плешивость. Дразнили-дразнили, Елисей и разозлился. Из лесу выскочили две медведицы и в дружной мальчишеской компании стало на сорок два пацана меньше. Может, не нужно было с детьми так строго, но уж очень они достали этого Елисея...
Костанжогло что-то почувствовал и стал вполголоса одёргивать Коновалова:
- Саша, слышишь, ты успокойся, слышишь...
Но подполковник уже завёлся и кипел:
- Провидец хренов, ты что нам тут, угрожаешь? Да ты понимаешь, что мы с тобой сделаем? Да ты до самой смерти ничего не вспомнишь, кроме как самолётики складывать!
Акакий Акакиевич разгладил на столе свёрнутый из салфетки самолётик. Он поднял глаза на Коновалова и холодно произнёс:
- Значит, Александр Иванович, энтропию хотите повысить?
Тут Башмачкин запустил самолётик в воздух. Бумажная поделка пролетела над столом и ткнулась в левую часть груди Коновалова. Подполковник недоуменно-насмешливо посмотрел на свалившийся под стол самолётик, поднял глаза на Акакия Акакиевича и саркастически спросил:
- И что?
Башмачкин выпрямился, опершись на спину стула, и сказал, глядя в глаза Коновалову:
- Тот, Кто может уменьшить энтропию Вселенной до нуля, так повелел мне сказать тебе: за то, что ты решил своею рукой покорить неизмеримо Высшее тебя, будешь поражён в самое сердце. Завтра - день твоего сорокалетия, и ты думал отпраздновать его со своими родными и друзьями. Но вместо дня празднования будет тебе день горя. Потому что сегодня, до захода солнца, умрёт твоя жена, а твоя дочь-выпускница, единственная и ненаглядная твоя, потеряет не только мать, но и разум. И так будет поражён весь дом твой, вплоть до мочащегося к стене. И не сможешь избежать этого.
Костанжогло пробормотал побелевшему Коновалову:
- Саша, дуй домой, быстро!
Александр Иванович торопливо встал и пошёл к выходу.
Акакий Акакиевич повернул голову к Константину Фёдоровичу и попросил:
- Дайте мне, пожалуйста, Вашу визитку с номером мобильного. А то запоминать телефон неохота - сами понимаете, мне не двадцать лет, чтоб всё в голове держать. Утром собираюсь Вам позвонить.
Костанжогло машинально достал визитку и положил на стол, но тут же опомнился:
- А Вы куда? Я Вас сейчас повезу в управление, не понимаете, что ли?
Башмачкин усмехнулся и собрался вставать:
- Водитель-то уехал семью свою спасать! Ну ничего, домой я как-нибудь на такси доберусь! А то пешком или на троллейбусе я сейчас как-то не очень гожусь...
Полковник схватил его за руку и жёстко усадил на стул:
- Не сметь!
Акакий Акакиевич рассмеялся в его ледяные глаза:
- А может, мне и в Вас самолётиком пустить?
Костанжогло убрал руку и посмотрел на подставку с салфетками. Башмачкин встал и побрёл на улицу.
Сразу возле кафе сев в такси, Акакий Акакиевич подумал, что сегодня он потратился сверх своих ожиданий: в кафе оставил втрое больше, чем планировал, да ещё и на такси пришлось ехать. «Вот тебе и пророк», - думал он, - «Ещё и за свои деньги тут разруливаешь ситуацию». На самом же деле ему сейчас было всё равно - как будто должен был сделать какую-то неприятную вещь, очень не хотел этого, но всё-таки сделал, и от этого стало спокойнее.
Вернувшись домой и убедившись, что время ещё обеденное, он решил, что пропустит под закуску две-три рюмки, а потом завалится спать до утра.
И он действительно проспал до утра, пока не зазвенел будильник. Никаких особенных снов ему опять не снилось.
Встав, умывшись и сходив под душ, Акакий Акакиевич нашёл визитку Костанжогло и позвонил с мобильного. Гудки шли долго. Наконец полковник взял трубку. Башмачкин сказал:
- Рассказывайте, хочу от Вас это услышать.
Константин Фёдорович долго молчал. Потом заговорил:
- У Сашки собака была. Бойцовой породы. Он как раз из кафе примчался, дверь открывает, а пёс в спальне его жене горло догрызает. Дочка дома была. У него табельное с собой было - ему положено. Собаку пристрелил, скорую вызывать, а дочка ничего не понимает, визжит. Пока ждали скорую, он дочку в другую комнату отвёл, обнимал, за руки держал. Врачи звонят в домофон, он к домофону - а дочка в этот момент в окно, с десятого этажа. Его самого врачи откачивать, а тут как раз я подъехал к нему. Ну, суматоха, тела увезли, я с ним сидел до утра, а как рассвело, в начале седьмого, он сказал: «Костя, вот теперь мне ровно сорок исполнилось. Выйди, пожалуйста, из комнаты». И прямо в сердце, с одного выстрела.
Акакий Акакиевич, включая электрический чайник, сказал в трубку:
- Ну, товарищ полковник, Вы-то живы. И это неплохо. Так что я, когда придёт время, Вам позвоню.
Потом сказал сам себе:
- Теперь по людям - минус пять. Ну и по собакам два очка. Надеюсь, хоть по Порфирию Петровичу плюс размочу.
И Башмачкин приготовился заваривать чай.