Что бежал заюшка по белу́ свету,
По белу́ свету да по белу́ снегу́.
Он бежал, косой, мимо рябины-дерева,
Он бежал, косой, рябине плакался.
У меня ль, у зайца, сердце робкое,
Сердце робкое, захолончивое.
Я робею, заяц, следу зверьего,
Следу зверьего, несыта волчья черева.
Пожалей меня, рябинов куст,
Что рябинов куст, краса рябина-дерево.
Ты не дай красы своей злому ворогу,
Злому ворогу, злому ворону.
Ты рассыпь красны ягоды горстью по́ ветру,
Горстью по ветру, по белу́ свету, по белу́ снегу́,
Закати, закинь их на родиму сторону,
В тот ли крайний дом с околицы,
В то ли крайнее окно да в ту ли горницу,
Там затворница укрывается,
Милая моя, желанная.
Ты скажи на ушко моей жалёнушке
Слово жаркое, горячее.
Я томлюсь во плену, солдат-ратничек,
Скучно мне, солдату, на чужбинушке.
А и вырвусь я из плена горького,
Вырвусь к ягодке моей, красавице.
[1] Первое впечатление негативное. Что это? Перечисление событий, несколько сюжетных линий, как-то не заостряя внимание на чем-то конкретном. Потом незаметно втягиваешься в повествование и не замечаешь, как уже мерзнешь в темной занесённой снегом Москве, живо представляешь пустые улицы, ветер, снег. И вот уже тащишься в теплушке в «благодатное» Варыкино… Хотелось сравнить с Войной и миром, но уже мало что помню, не зря Толстой неоднократно упоминается по ходу романа.
Сопереживание? Да, но больше недоумение и злость, конечно. На самого доктора, на Лару, на людей, на себя, … Не хочется писать банальщину, добавлю только, что прочитал про критику Набокова и удивился ей. У него, естественно, тоже есть свой взгляд на тот конец времен, подкрепленный опытом, но чем ему Живаго не угадил? Лолитой то не жалко и печку растопить.
Однозначно, это произведение более чем заслуживает внимания.
В конце стихи доктора. Вот, что мне понравилось:
Гамлет
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случиться на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.
На Страстной
Еще кругом ночная мгла,
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Ещё кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрёстка до угла,
И до рассвета и тепла
Ещё тысячелетье.
Ещё земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вто́рить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит берега
И вьёт водовороты.
И лес раздет и непокрыт,
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у царских врат,
И чёрный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица -
И вдруг навстречу кре́стный ход
Выходит с плащаницей,
И две берёзы у ворот
Должны посторониться.
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.
И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И всё до нитки ро́здал.
И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтырь или Апостол.
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь -
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.
[1] Песня Кубарихи Пастернак Б.Л. «Доктор Живаго»