Ревнивые ноги
Это об Иване Скобреве.
Наша первая медаль. Не хочу, чтобы ее забывали.
В "Коммерсант Bosco Sport" 15 февраля.
Специальный корреспондент Ъ после разговора с бронзовым призером Игр конькобежцем Иваном Скобревым так и не смог понять, как тот выиграл свою медаль. Не должно было этого случиться. Не под силу это было человеку.
Когда Иван Скобрев закончил дистанцию, он не мог разогнуться. Он не мог, кроме того, шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он застыл, как будто его внутренности залили бетоном. Тренеры свезли его с конькобежного овала и долго сдирали с него коньки. Коньки за те 5000 м, что он бежал в них, приросли к его ногам.
Он в этот день сделал то, чего не мог сделать. То есть то, что должен был.
А я понимал, на что он способен, когда не только не знал его шансов (а до забега ему давали в лучшем случае шестое-седьмое место), но и не знал, кто он такой вообще. Перед телемостом с Владимиром Путиным в Ванкувере десятка два наших спортсменов сидели перед телекамерой, чтобы поучаствовать в сеансе общения с премьером. Все были люди как люди, а у одного что-то было с глазами. Они были просто бешеными. Я спросил, кто это? Мне сказали, что конькобежец такой, Иван Скобрев, на что-то рассчитывает, но, судя по всему, только он один, даже тренер его итальянский ставит на его спарринг-партнера по команде Энрико Фабриса.
А я смотрел на этого парня и думал, что он, кажется, уже на старте и что его здесь, с нами, нет. И даже на старте глаза у людей так не горят.
Уже через несколько минут после своей бронзы Иван Скобрев пришел в себя. Он пошевелил ногой, рукой, осторожно покрутил спину... Все, кажется, более или менее работало. И тогда он бросился на своего тренера, прыгнул на него, вцепился в него и повис. И секунд 20 так и висел. Потом огляделся по сторонам и увидел на трибуне свою девушку с друзьями, которые пришли болеть за него вместе с их маленьким сыном. Он бросился к ним, и у меня внутри все похолодело: он бежал по льду голыми ногами и совершенно не замечал этого. Потом душил их всех в объятиях.
Я не видел, чтобы кто-нибудь был так счастлив золоту на Олимпиаде, как он своей бронзе. И это была первая российская медаль на Олимпиаде, вообще-то.
Через несколько часов он лихорадочно поедал пельмени в Боско-спейс в «Русском доме». Попросил официанта слить жижу и лопал пельмени, которые сгорали в нем, как в топке: мне казалось, у него изо рта пар идет. Да так оно и было.
От этого голубоглазого блондина с ослепительно белыми зубами исходила какая-то великая жизненная сила, которую он не растратил на пяти тысячах метрах, а наоборот, по-моему, утроил, упятерил.
- Я видел, что вы не могли разогнуться после забега,- сказал я.
- Такого никогда не случалось,- охотно признался он, забрасывая в топку вторую порцию пельменей.- Выложился просто.
- То есть никогда раньше так не выкладывались?
- Никогда,- согласился он.- После шести кругов я понял, что я или проиграю, или надо начинать терпеть, что бы со мной ни случилось. И что надо атаковать Фабриса.
То есть Иван Скобрев решил загнать себя: сначала атаковать с непредсказуемыми для себя последствиями, потому что никогда в жизни так не напрягался, а потом терпеть, что бы с ним ни произошло. Руки бы отнялись, ноги - он бы все равно терпел и бежал. И ведь бежал. И еще хуже ему было.
- Ноги очень тяжелые были,- продолжил он.- Самое тяжелое - ноги. Но терпел я головой. Не понимаете? Ну ладно. И все равно я последним кругом недоволен.
- То есть вы хотите сказать, что могли бежать быстрее?
- Быстрее не мог. Ну если бы еще больше терпел, то, может, еще полсекунды у корейца отыграл. А секунду там взять было уже неоткуда.
Я спросил, где его тренер. В Боско-спейс приехали президент федерации, друзья, его девушка, Дмитрий Дорофеев, который на Олимпиаде в Турине был вторым. А итальянский тренер Марчелло Маркетто не приехал.
Иван замялся.
- Да нет, я надеюсь, что все-таки поговорю с ним сегодня или завтра,- после молчания сказал он.- Надо же поговорить. Но пока он че-то на звонки не отвечает.
Было понятно, почему он на звонки не отвечает. Иван Скобрев выиграл у Энрико Фабриса, своего близкого приятеля. Вышло так, что с помощью Марчелло Маркетто Иван Скобрев украл у Италии олимпийскую медаль. Тренер на это, конечно, не рассчитывал. Он по-честному тренировал Ивана, но Иван его наставничество как-то уж слишком буквально понял.
- Как отреагирует итальянское правительство на это все, прямо не знаю,- вздохнул Иван.
- Я думаю, Путин поговорит с Берлускони,- предположил я,- да и все.
- Нет, вряд ли,- покачал он головой.- Они в последний момент начали понимать, что может выйти что-то для них нежелательное. Я же за две недели до Олимпиады плечо выбил, и его лечил итальянец в их медицинском центре. А потом пришли итальянские высокопоставленные люди и сказали, чтобы меня тут больше не было. А у меня рука плетью висела. На тренировке поставил конек левой ноги не на лезвие, а на ботинок - и п-ю-ю-ю! Когда падаешь, надо прежде всего коньки спасать...
- Да? - усомнился я.
- Да,- кивнул он.- Я коньки поднял и полетел, руку подвернул, она пошла на излом, а я еще в поролоновый мат впечатался, который подмерз из-за воды под ним... Хорошо, что Ядвига была рядом, она меня раздела, руку примотала назад, чтобы не болталась... Но я уже нормально, хотя на 1500 метров у меня, я думаю, шансов нет - руку до конца пока отводить не могу.
Я вообще перестал понимать, как он взял эту бронзу.
- Ядвига - это девушка, которая сейчас так деликатно к нам спиной сидит, не мешает? - спросил я его.
- Это она, да,- согласился он.- Мы с ней познакомились, когда мне было 15 лет, а ей 13. В одной секции занимались. Меня же родители в три года на коньки поставили. Они сами конькобежцами были. И крестный мой, Владимир Иванович Шастин, к конькам неравнодушен. Он мне сказал полгода назад... Я уже давно выступал, но настоящих медалей все не было... Ну Владимир Иваныч и говорит: «Слушай, ты что, бухаешь? Или ты наркоман? Ни то ни другое вроде. А почему тогда результатов нет? Займись нормальной работой, давай найдем тебе нормального тренера...»
В федерации к этому отнеслись почему-то с пониманием. Предложили тренироваться в Америке, он не захотел ехать так далеко. Потом долго думал над Норвегией, но смутил тренер Петер Мюллер, «которого недавно, между прочим, уволили, не получилось у него с норвежцами». А потом возник Марчелло Маркетто. То есть Иван Скобрев решил попытаться изменить свою жизнь. Шанс у Ивана Скобрева был ничтожный. До Олимпиады оставалось меньше полугода. А следующей у него уже не было бы.
- Я увидел в Италии другую жизнь,- сказал он.- Я увидел, как терпит Энрико. Я, если бы тоже потом не втянулся и глядел на это со стороны, сказал бы, что человек не может так терпеть.
Ядвига, по-моему, все-таки прислушивалась к нашему разговору. Иван это тоже, кажется, почувствовал.
- Ядвига, кстати, была чемпионкой России по спринту, но, слава богу, что мы с ней эту бодягу закончили,- рассмеялся он.
- Что, она не нужна вам как спортсменка, да?
- Не нужна! - он уже расхохотался. - Она мне нужна как человек, который может за час собраться, прилететь ко мне... А я деньги зарабатываю.
Я поинтересовался, сколько же денег зарабатывают в коньках. Я-то думал, что все деньги в футболе, хоккее и баскетболе.
- Я считаю, если конькобежец зарабатывает $50 тыс. в год, то это очень хорошо, он молодец. Немало, да? Но это же конский труд!
Я не стал говорить ему, что думаю по этому поводу. Его нельзя было расстраивать.
- А вас с Ядвигой можно назвать семьей? - спросил я его.
- Конечно! У нас же еще и кот есть. Конечно, мы семья! И ребенок нам нужен, но это же непростая история... Я вот больше за свои ноги, если честно, переживаю... больше, чем насчет всего остального!
- И насчет девушек и детей? - закончил я.
- Пока да,- сокрушенно покачал он головой.- И пока я не пойму, что смогу не обделить ребенка любовью своей, чтобы он меня к моим ногам не ревновал, не будет, наверное, ребенка.
Ядвига внимательно слушала то, что он говорил, а он не замечал. Она слушала, просто не дыша - было ясно, что они никогда не говорили на такую тему. А теперь он говорил - чужому человеку, которого видит первый раз в жизни, а не ей. Но я уже знал, как это бывает. У человека, который выиграл Олимпиаду или, наоборот, проиграл ее, в жизни бывает только один такой вечер - после соревнований. Это такой вечер, когда человек говорит и говорит. Он говорит правду и только правду. Такую правду, которой завтра он уже никому не скажет. И себе тоже, может.
Ядвига внимательно смотрела на Ивана.
- Мы иногда с ней не разговариваем,- рассказал он.
- Ну да,- вдруг подхватила она,- иногда он мне начинает пояснять, что не надо как-то так делать. Потом срывается, и понеслась.
- И кто, интересно, первым из вас не выдержит?
- Да, кто?! - развеселился Иван и посмотрел на нее.
- Я тебя брошу,- сказала она ему.
- Да это я тебя брошу,- пожал он плечами.
Он рассказал, что они уже расставались на полгода. Это было отвратительное время, потому что они же безумно любят друг друга.
- И кто кому позвонил?
- Она,- сказал он.
Она, вздохнув, кивнула.
- Я же знаю,- продолжил он,- она от меня никуда не денется.
- Поэтому можно, думаете, на полгода расставаться?
- Знаете,- сказала она,- ему всегда по телефону звонят. Меня это бесит. Я заставляю его иногда выключать телефон.
- Просишь,- уточнил он.
- Заставляю,- сказала она.
У него зазвонил телефон.
- Дорогой мой Матвей,- сказал Иван,- ну что же ты все звонишь-то? Ты же меня уже поздравил. Приеду я, приеду. До свидания, дорогой Матвей!
- Пойдем, Иван! - жалобно сказала Ядвига.
- Пойдем, любимая! - резко встал он, и на мгновение губы его дернулись.
Ему было больно.