Адорно против онтологии. часть 2
онтология представляется тем божественнее, чем в меньшей степени она способна сосредоточиться на конкретных содержаниях, за которые дозволено уцепиться излишне любопытному рассудку. Непостижимость превращается в недостижимость. Те, кто отказываются от свиты и эскорта, внушают сомнения; это безродные, бездомные люди, не обретшие родины в бытии.
В этом коротком и, отдавая должное литературному дарованию Адорно, остроумном фрагменте располагаются ещё два важнейших аргумента, опровержением которых я сейчас и займусь. По важности они, очевидно, превосходят то первое замечание, разобранное в первой части серии про онтологию, но, во первых, в тексте они стоят значительно дальше, а, во вторых, я до них наконец-то добрался, так что надобно приняться за действие.
1) Этот аргумент находится в первой части приведенного фрагмента. Говоря иначе, его можно сформулировать как "онтология болтает", или "онтология треплется". Говоря конкретно, а не обще, такое обвинение приходится слышать очень часто. Только адресовано но не онтологии и, что самое интересное, не аксиологии (которая, по моему, действительно разболталась в последнее столетие), а всей философии вообще. Слишком общие основания совершенно растворяются в обыденном рассудке и теряют всякую конкретность, уступая место совсем не величественным, но, тем не менее, исключительно полезным прикладным дисциплинам.
Об этом писал и Вико, и, кажется, Цицерон (которого первый как раз цитировал), ну, о том, что людям свойственно представлять неведомое чем то величественным. Другое дело, вряд ли кто то осмелится назвать сознание мыслителя, тем более гегельянца, обыденным. Действительно, такого рода обвинения непонятны. Они нелепы. Произнесённые устами гегельянца, они ещё и косолапы. Ведь кто иной, как не Гегель называл свою философию философией конкретности, а обыденное сознание презирал и именовал слишком общим и неконкретным? Представляется крайне затруднительным спорить о том, кто более абстрактен - Гегель или Хайдеггер. Бытие Хайдеггера - весьма похоже и на Дух Гегеля. Разве что оно не скочет по разным ипостасям, а просто зовёт мыщление в непотаённость.
Некий пиетет перед такими всеобъемлющими штуками, как первая философия, испытывал и Аристотель, говоря, что "подобные науки наименее полезны, но наиболее прекрасны". И кто хочет заниматься истинно наукой, тот предпочтёт науку, которая существует ради самой себя. То же самое можно сказать и вообще про всю метафизику.
Впрочем, если же телос у таких самодавляющих конструкций быть должен, то он находится именно там, откуда и исходит зов Бытия, который, запутываясь, резонирует о стенки герметичных текстов.
Вперёд, к экспликации Бытия - только тогда мы сможем постигнуть цель метафизики!
В этом коротком и, отдавая должное литературному дарованию Адорно, остроумном фрагменте располагаются ещё два важнейших аргумента, опровержением которых я сейчас и займусь. По важности они, очевидно, превосходят то первое замечание, разобранное в первой части серии про онтологию, но, во первых, в тексте они стоят значительно дальше, а, во вторых, я до них наконец-то добрался, так что надобно приняться за действие.
1) Этот аргумент находится в первой части приведенного фрагмента. Говоря иначе, его можно сформулировать как "онтология болтает", или "онтология треплется". Говоря конкретно, а не обще, такое обвинение приходится слышать очень часто. Только адресовано но не онтологии и, что самое интересное, не аксиологии (которая, по моему, действительно разболталась в последнее столетие), а всей философии вообще. Слишком общие основания совершенно растворяются в обыденном рассудке и теряют всякую конкретность, уступая место совсем не величественным, но, тем не менее, исключительно полезным прикладным дисциплинам.
Об этом писал и Вико, и, кажется, Цицерон (которого первый как раз цитировал), ну, о том, что людям свойственно представлять неведомое чем то величественным. Другое дело, вряд ли кто то осмелится назвать сознание мыслителя, тем более гегельянца, обыденным. Действительно, такого рода обвинения непонятны. Они нелепы. Произнесённые устами гегельянца, они ещё и косолапы. Ведь кто иной, как не Гегель называл свою философию философией конкретности, а обыденное сознание презирал и именовал слишком общим и неконкретным? Представляется крайне затруднительным спорить о том, кто более абстрактен - Гегель или Хайдеггер. Бытие Хайдеггера - весьма похоже и на Дух Гегеля. Разве что оно не скочет по разным ипостасям, а просто зовёт мыщление в непотаённость.
Некий пиетет перед такими всеобъемлющими штуками, как первая философия, испытывал и Аристотель, говоря, что "подобные науки наименее полезны, но наиболее прекрасны". И кто хочет заниматься истинно наукой, тот предпочтёт науку, которая существует ради самой себя. То же самое можно сказать и вообще про всю метафизику.
Впрочем, если же телос у таких самодавляющих конструкций быть должен, то он находится именно там, откуда и исходит зов Бытия, который, запутываясь, резонирует о стенки герметичных текстов.
Вперёд, к экспликации Бытия - только тогда мы сможем постигнуть цель метафизики!