Саше)
У каждого ребенка должен быть жираф. В шкафу. Недавно я прочитал стихотворение Маяковского «каждый из нас по-своему лошадь» и счел, что во всех нас есть что-то от жирафа. Настоящего, африканского.
А еще я влюблен. И пишу стихи. Рада на пять месяцев и три дня меня старше, но я не обращаю внимания на такие мелочи. Зато мы вместе ходим в старшую группу. Когда я взбираюсь на стул и начинаю декларировать свою любовь к пролетающим мимо косичкам, она заливисто смеется. И больше мне ничего не надо. Ну, может, только мороженого, чтобы ее угощать - каждый день, каждый обед, каждый вечер, когда она ждет свою бабушку. Одиноко ждет. А я не мешаю.
Потом Рада пропала. Стихи начали становится лихорадочными. Мама говорила, что у меня пропал аппетит, и что мне надо расти, а не киснуть, а то я совсем маленький. Мама не понимает.
Потом Ленка со двора стала высмеивать мою худощавость, а я все не обращал внимания. Не специально. У меня так самой собой получалось. Как говорят все, доходит до меня, как до жирафа. Так за мной закрепилась кличка Жираф. А все из-за моей длинной шеи и поэтичной поволоки слезливых глаз.
…Теперь мне двадцать три. Я все такой же бледный, нескладный и непутевый. О том, что я Жираф подозревают только все звери московского зоопарка.
Каждый день я приветствую солнце именем Рады. Своих стихов я больше не пишу. С Радой ушло мое вдохновение. Я пытался найти его. Ее. Свою музу. И не мог. Каждый день пытался - видит Бог - и у меня не получилось. Пока.
Пока я цитирую Бродского. «Темнота внутри темноты снаружи», или как там у него.
И думаю о любви.
…Когда мне было пять лет, и я еще ждал Деда Мороза холодными зимними ночами, несмотря на то, что до щекотки страшно, дует по полу и глаза слипаются, и боялся - или стеснялся? - дернуть свою Раду за косички, я так и не узнал о том, что случилось. Раду сбила машина. Когда она переходила дорогу с мамой. Мама не пострадала. А Рада… Рада. Если кому можно назвать глубоким сном, то она умерла во сне, как ангел.
Я не буду говорить тут, что буду искать ее в каждой встречной, - ее радостные глаза, ее полную радости широкую улыбку. Я не настолько глуп. Просто каждое утро я просыпаюсь с именем Рады на губах и приветствую солнце ее именем.
Я не верю в реинкарнацию и прочую чушь собачью, я не собираюсь называть свою гипотетическую будущую дочь ее именем. Просто я просыпаюсь - каждое утро - с любовью - к миру, солнышку, щебету птиц за окном, - и все это носит ее имя.
Имя Рады.
А еще я влюблен. И пишу стихи. Рада на пять месяцев и три дня меня старше, но я не обращаю внимания на такие мелочи. Зато мы вместе ходим в старшую группу. Когда я взбираюсь на стул и начинаю декларировать свою любовь к пролетающим мимо косичкам, она заливисто смеется. И больше мне ничего не надо. Ну, может, только мороженого, чтобы ее угощать - каждый день, каждый обед, каждый вечер, когда она ждет свою бабушку. Одиноко ждет. А я не мешаю.
Потом Рада пропала. Стихи начали становится лихорадочными. Мама говорила, что у меня пропал аппетит, и что мне надо расти, а не киснуть, а то я совсем маленький. Мама не понимает.
Потом Ленка со двора стала высмеивать мою худощавость, а я все не обращал внимания. Не специально. У меня так самой собой получалось. Как говорят все, доходит до меня, как до жирафа. Так за мной закрепилась кличка Жираф. А все из-за моей длинной шеи и поэтичной поволоки слезливых глаз.
…Теперь мне двадцать три. Я все такой же бледный, нескладный и непутевый. О том, что я Жираф подозревают только все звери московского зоопарка.
Каждый день я приветствую солнце именем Рады. Своих стихов я больше не пишу. С Радой ушло мое вдохновение. Я пытался найти его. Ее. Свою музу. И не мог. Каждый день пытался - видит Бог - и у меня не получилось. Пока.
Пока я цитирую Бродского. «Темнота внутри темноты снаружи», или как там у него.
И думаю о любви.
…Когда мне было пять лет, и я еще ждал Деда Мороза холодными зимними ночами, несмотря на то, что до щекотки страшно, дует по полу и глаза слипаются, и боялся - или стеснялся? - дернуть свою Раду за косички, я так и не узнал о том, что случилось. Раду сбила машина. Когда она переходила дорогу с мамой. Мама не пострадала. А Рада… Рада. Если кому можно назвать глубоким сном, то она умерла во сне, как ангел.
Я не буду говорить тут, что буду искать ее в каждой встречной, - ее радостные глаза, ее полную радости широкую улыбку. Я не настолько глуп. Просто каждое утро я просыпаюсь с именем Рады на губах и приветствую солнце ее именем.
Я не верю в реинкарнацию и прочую чушь собачью, я не собираюсь называть свою гипотетическую будущую дочь ее именем. Просто я просыпаюсь - каждое утро - с любовью - к миру, солнышку, щебету птиц за окном, - и все это носит ее имя.
Имя Рады.