"За миллиард лет до конца света", или Стругацкие как пророки
Эту повесть Стругацких прочла в 1983 году, в журнале «Знание - сила». Захватила и покорила сразу. Ни одна вещь братьев до того, ни одна после не производила настолько сильного впечатления.
Через год собралась поступать во ВГИК на режиссуру (в последний момент передумала и поступила на сценарный, и правильно, как вскоре выяснилось, сделала). В работе, посланной на творческий конкурс, написала, что хотела бы экранизировать этот текст, и объяснила, почему. (И каким же разочарованием была вышедшая через пять лет экранизация Сокурова - убравшего основные идеи текста, наполнившего фильм туманными тягучими символами и любованием красивым юношей.)
Но тогда я и помыслить не могла, что этот текст, помимо всего прочего, еще и про меня. Что через 33 года окажусь в ситуации, схожей с ситуацией героев повести.
Здесь есть главный герой, от лица которого ведется повествование, несколько его старых и новых знакомых, с которыми происходят нехорошие чудеса, и особняком - Вечеровский. Он напомнил мне любимого литературного персонажа - Мак Мерфи из «Полета над гнездом кукушки». Только если второй шел один против безжалостной системы, исполнителями воли которой были люди, то первый противостоял неведомым силам самого мироздания.
(Через два года, в 85-ом судьба подарила мне встречу и недолгое общение с реальными людьми той же породы, идущими против системы, чьи силы и возможности превышали их собственные на порядок - московскими диссидентами.)
Рыжий ироничный Вечеровский - холостяк. Поэтому он мог позволить себе поступать так, как решил, принимая это решение единолично. В отличие от семейных друзей и откровенных трусов.
В своей ситуации, в силу того, что от меня в той или иной степени зависят четыре человека, выбор не был особо сложным или мучительным.
«…Он ничего не сказал, пожал плечами и принялся набивать трубку. Мы молчали. Да, конечно, он хотел мне помочь. Нарисовать какую-то перспективу, доказать, что я не такой уж трус, а он - никакой не герой. Что мы просто два ученых и нам предложена тема, только по объективным обстоятельствам он может сейчас заняться этой темой, а я - нет. Но легче мне не стало. Потому что он уедет на Памир и будет там возиться с вайнгартеновской ревертазой, с Захаровыми феддингами, со своей заумной математикой и со всем прочим, а в него будут лупить шаровыми молниями, насылать на него привидения, приводить к нему обмороженных альпинистов и в особенности альпинисток, обрушивать на него лавины, коверкать вокруг него пространство и время, и в конце концов они-таки ухайдакают его там. Или не ухайдакают... А я останусь дома, встречу завтра Бобку с тещей, и мы все вместе пойдем покупать книжные полки.
- Угробят они тебя там, - сказал я безнадежно.
- Не обязательно, - сказал он. - И потом, ведь я там буду не один... и не только там... и не только я...
Мы смотрели друг другу в глаза, и за толстыми стеклами очков его не было ни напряжения, ни натужного бесстрашия, ни пылающего самоотречения одно только рыжее спокойствие и рыжая уверенность в том, что все должно быть именно так и только так».