Литературный уголок. Тема 1. «Рельсы» судьбы: ограниченность человека обществом. Часть 1.
Часть 1. Человек естественный
С самого начала наших бесед о литературе я позволю себе некоторую нескромность и возьмусь за самое широкое человеческое переживание, предваряющее (или включающее) все остальные: неудовлетворённость жизнью.
Оно слагается из бесчисленного множества компонентов, но сейчас мы остановимся на одном: том, что просто выразить словами «я родился не в том месте и не в то время». Мы работаем «белыми и синими воротничками» (мне нравится использовать эти термины, поскольку человек здесь полностью заменяется неживым и малозначащим предметом); программистами, сисадминами, бесконечными менеджерами, трудноопределимыми офисными сотрудниками - или рабочими, более или менее близкими к конвейеру, хотя желали бы быть передовыми учёными, космонавтами, милиционерами (как дядя Стёпа), рыцарями, героями. С «героического» края наши притязания кажутся детскими, с края «учёных» - трагическими (наука нынче не в почёте и многие талантливые люди не задумываясь выбирают коммерцию - эта проблема давным-давно на слуху).
В любом случае, мы не хотим признавать, что текущая рутинная работа - это предел наших возможностей. Мы претендуем на роль главных героев фильма, чувствуя, что являемся массовкой, на которой в лучшем случае показывают силу нового чудовища или злодея.
Наши грёзы не только честолюбивы. Мы не только хотим быть на первом плане, пользоваться почестью; или же быть сильнее всех, умнее всех, красивее всех. Популярный во все времена жанр приключений соответствует нашей жажде к насыщенной ощущениями жизни и новизне. Драмы и трагедии позволяют испытать яркие эмоции, которых нам так не хватает. «Любовная» романтика и тема «настоящей дружбы» позволяет нам в тайне надеяться, что в межчеловеческие отношения могут быть яркими, глубокими и «живыми».
Если просуммировать всё вышесказанное (и подразумеваемое), то мы получим картину не неуёмного честолюбия, а желания, чтобы жизнь со всех сторон была более сложной, глубокой, яркой, в общем… полноценной.
Забегая вперёд, скажу, что лично мне это желание кажется самой существенной человеческой чертой. «Человек - это существо, способное преодолевать всякие пределы и заданности» или, как сказал Виктор Франкл, один из известнейших психотерапевтов ХХ столетия, отвоёвывавший для человека право в любой ситуации самому решать свою судьбу: «существовать - значит постоянно выходить за пределы самого себя». Но не будем пока развивать эту тему.
Хотя нетрудно указать на значимость «человеческой мечты» для прогресса, показать, как люди жили впроголодь, страдали от не признанности, даже жертвовали жизнью, открыто идя против предрассудков своей эпохи, продвигая в итоге весь мир на шаг вперёд. Однако нельзя не признать, что большей «жизненной правдой» обладает противоположная иная точка зрения: делай что должно, не высовывайся, живи скромно и не забивай свою голову нелепыми мечтаниями. Да, бывают великие люди, которые добиваются чего-то особенного -но нужно помнить, что великими не становятся, а рождаются. Допустим, есть множество людей, мечтающих стать спортсменами. Но в итоге чемпионом становится один (самый от природы талантливый!), ещё десять - не рыба, не мясо, - а остальные тысячи (таких же, как мы с тобой) - ломают себе судьбы и становятся нищими и сумасшедшими. А это ещё хоть сколько-то проторённая и обычная для нашего общества дорога! А вот Петров устроился на работу, женился, взял ипотеку - и теперь абсолютно счастлив. И всё потому, что он правильно ставил цели, а не игрался с образами «нищего художника» или «духовного учителя».
Эта речь может показаться банальной и мещанской (далеко не всем!), однако есть и много более тонкие аргументы. Самый популярный - обращение к «славному прошлому». Она - одна из самых могущественных в человеческой мысли, и было бы несправедливо не упомянуть о ярких веках на её пути. Это и древнегреческий певец Гесиод (второй по славе после Гомера), утверждавший, что с течением времени деградирует и развращается, так что всё самое лучшее - хорошие люди, правильные порядки, булки на деревьях - осталось в прошлом, во времена жизни «золотого рода» («Да, были люди в наше время - не то, что нынешнее племя…»). И римский поэт Вергилий - икона западной интеллигенции во все века её существования - прославился своими «эклогами» - сценами, изображавшими райскую пастушескую жизнь; он же пророчил пришествие «золотого века» - возвращения человечества в блаженное «первоначальное состояние». И эта самая западная интеллигенция накануне Великой французской революции, с её культом «естественного, природного человека», неиспорченного культурой со всей её лукавой сложностью, притворством и ложью (крайний пример - Руссо с идеей «благородного дикаря»; кстати, у Гесиода «золотой род» тоже менее культурный, чем текущий). А также совсем современное движение «экологичности», «единения с природой», в крайних случаях выливающееся в переезд со всей семьёй в леса - или, по крайней мере, в покупку «экожилья» где-то в лесистой местности.
«Естественный» человек спасён от болезненных дум современного человека. Он здоров, силён, смел, чётко отличает добро ото зла. Весь жизненный путь открыт его взору, и предстающая перед ним картина радует сердце. Он - человек дела, а не рассуждений.
Всё недовольство жизнью - от маломощности и моды на меланхолию. Тепличные условия жизни и мода на «интеллектуализм» развратили молодёжь: она мечтает лишь потому, что не хочет сама ничего делать, ничего добиваться. Она ставит себе нереальные цели потому, что их нереальность даёт им предлог для лени и ничегонеделания. «Экзистенциальные» страдания не несут в себе ничего продуктивного, это просто скрытое самолюбование и топорный эстетизм.
«Естественный» человек - это истинный ариец, эпический скандинавский богатырь (Зигфрид, он же Сигурд), славный греческий герой (Ахиллес) (заметили иронию? Сама риторика возвращает нас к «героическим» фантазиям; и у этого есть веские основания).
Очень тонкий и глубокий аргентинский литератор - Хорхе Луис Борхес - походя отмечал:
«В прошлом любое начинание завершалось удачей. Один герой похищал в итоге золотые яблоки, другому в итоге удавалось захватить Грааль. Теперь поиски обречены на провал. Капитан Ахав попадает в кита, но кит его все-таки уничтожает; героев Джеймса и Кафки может ждать только поражение. Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам».
Эта готовность к действию - довольно привлекательная черта. То же - с возможностью наслаждаться жизнью, пусть она и явно преувеличена (болезни, антисанитария, проблемы с пищей, отсутствие интернета - сложно представить себе реального древнего человека абсолютно счастливым).
Однако «вечные общечеловеческие проблемы» оттого и не называются просто «проблемами хипстеров ХХ века», что поднимались они ещё много столетий назад. И если мы восхищаемся древними греками, то нельзя забывать, что именно среди них жил Гесиод, сетовавший на крайнее несовершенство жизни и точно так же оглядывавшийся назад (а там уж сложно даже понять, кто имелся ввиду - австралопитеки?), мечтавший о возвращении в «золотой век» и бегстве от «культуры». Более того, величайшее древнегреческое произведение - «Илиада» Гомера - вообще посвящена недовольству единственно предлагаемым жизненным путём. Её мы рассмотрим подробно, но в следующий раз, а пока что взглянем на второй упомянутый образец «естественности» - скандинавского богатыря.
Если греки традиционно были увлечением «элит», то суровые викинги волновали - и волнуют до сих пор - умы самых разных слоёв населения. Если рыцарь - существо романтичное и даже сказочное, то викинг - это «настоящий мужик», байкер, рокер и металлист. Скандинавская мифология - нечто, наполненное силой и решимостью; ею вдохновлялся хоть Рихард Вагнер, выводящий поколение новых, сильных и достойных людей в опере «Кольцо Нибелунга», хоть немецкие фашисты - создававшие образ сильного арийца, властителя мира (и стремящиеся, кстати, к буквальному повороту истории вспять; правда, уже не к «первобытному коммунизму», а к вечной власти аристократии над холопами-унтерменшами),
Возьмём из скандинавских песен нечто менее эпичное, чем «Сага о Вёльсунгах» - так называется цикл, посвящённый Сигурду, более известному как Зигфрид - скандинавскому герою, аналогичному греческому Гераклу и широко известному благодаря вышеупомянутой опере Вагнера. Известный сборник «Старшая Эдда» (оттуда же мы знаем и о Зигфриде) составляют песни нескольких «обязательных» жанров: теогонического (где объясняется, откуда взялись боги, вселенная и т.д.), эпического (песни о героях и их подвигах) и дидактического (песни, учащие, как следует жить). К последним относится «речь Высокого» (т.е. Одина - верховного бога).
Грубо говоря, если эпос - это то, «как должно быть», то дидактика - это «то, как на самом деле есть». Поэтому «речь Высокого» должна быть более показательной для мироощущения скандинава, чем эпос о Сигурде. Это уже не «мечты», а «быт»; не Эрих Фромм, а «бизнес-тренинг». Итак, поначалу - всё нормально:
«…ибо нет на земле
надежнее друга,
чем мудрость житейская…»
«Осторожным быть должен
конунга отпрыск
и смелым в сраженье;
каждый да будет
весел и добр
до часа кончины.»
«Щедрые, смелые
счастливы в жизни,
заботы не знают;
а трус, тот всегда
спасаться готов,
как скупец - от подарка.»
«Глупый надеется
смерти не встретить,
коль битв избегает;
но старость настанет -
никто от нее
не сыщет защиты.»
Заметка на полях: не слишком-то жизнерадостное утверждение. Вспоминаются все известные выражения вроде: «Однова живём», «лучше умереть молодым», «кто не курит и не пьёт»… Недавно в беседе один умный человек сказал (не ручаюсь за дословность): «если ценность жизни выводится из смерти, то жизни уже нет, она проиграла».
«Муж неразумный
увидит приязнь
в улыбке другого;
а после на тинге
едва ли отыщет
сторонников верных.»
«Глупый не спит
всю ночь напролет
в думах докучных;
утро настанет -
где же усталому
мудро размыслить.»
Заметка на полях: к вышеприведённому рассуждению о «пустых мечтаниях от бездеятельности».
«Пусть невелик
твой дом, но твой он,
и в нем ты владыка;
пусть крыша из прутьев
и две лишь козы,-
это лучше подачек.»
«Сосна, у дома
возросшая, сохнет,
корой не укрыта;
и человек,
что людям не люб,-
зачем ему жить!»
В общем и целом, картина вырисовывается понятная: человек должен быть смелым, сильным, чтобы «брать от жизни всё», при этом - достаточно умным, мудрым и хитрым, чтобы участвовать в общественной жизни и следить за хозяйством. Это, конечно, не герой, - но «прокачанный», «проапгрейженный» обыватель. В нём нет ничего выдающийся, но это - «крепкий середнячок», хороший во всём (не могу не вспомнить, как в последние десятилетия все молились на «средний класс»; а также то, что бюргеры - немецкие «зажиточные горожане», «мелкая буржуазия», - в какой-то момент массово «сошли с ума» под давлением реальной жизненной обстановки и стали рабочей силой Гитлера).
А теперь - главное:
«Следует мужу
в меру быть умным,
не мудрствуя много;
лучше живется
тем людям, чьи знанья
не слишком обширны.
Следует мужу
в меру быть умным,
не мудрствуя много;
ибо редка
радость в сердцах,
если разум велик.
Следует мужу
в меру быть умным,
не мудрствуя много;
тот, кто удел свой
не знает вперед,
всего беззаботней.»
Вот так, среди описаний «всего хорошего» и советов типа «ходи в гости сытым» и «ходи зимой в двух штанах» мы внезапно находим удивительное признание. Возьмите на заметку эту закономерность: по моим наблюдениям, подобные «саморазоблачения» встречаются у большинства достойных внимания авторов, ибо человек всегда, хотя бы глубоко в душе, знает свои недостатки.
Заметьте, что здесь речь идёт не об «интеллектуализме» и фантазёрстве: скорбь порождается не думами, а «знанием», причём знанием «своего удела». Т.е. пониманием реальности! Что конкретно имеется ввиду?
«Речь Высокого», и вообще вся «Эдда» - это «катехизис скандинавского богатыря», сборник ответов на все возникающие у рядового гражданина вопросы: от того, как правильно носить штаны - и до того, откуда есть пошла скандинавская земля, да и вселенная вообще. Значит, человек, «великий разумом» должен либо наткнуться на такие проблемы, на которые нет ответа в катехизисе, либо осознать недостаточность этих ответов. Что, в общем-то, одно и то же, ведь «Эдда» покрывает самые фундаментальные темы (откуда и зачем этот мир и человек в нём), а если вдруг оказывается, что такое абсолютное мировоззрение не покрывает какие-то важные темы - то оно уже не работает.
Далее, коллективный (или не очень) автор «речи» уже предчувствовал шаткость своего мировоззрения, раз вставил в своё произведение такие пассажи. Мне представляется, что он как бы обращается к молодому пытливому человеку: «Да, я тоже понимаю всю трагичность жизни и не сводимость её к бюргерскому существованию, пусть довольно живому и весёлому. Однако какие у нас альтернативы? Мы можем замучить себя и всех вокруг неразрешимыми проблемами, а можем закрыть на них глаза, не думать о них, и попытаться жить нормально, получая тот ассортимент удовольствий, который есть. Он не беспределен - этот ассортимент - но это лучше, чем мука от неопределённости».
Выскажусь ещё рискованнее. У меня есть основания (которые я постепенно буду приводить) полагать, что здесь имеется вполне определённое понимание того, что излишние размышления разрушат неплохо работающую систему жизни через уничтожение ответа на один из главных вопросов бытия. Не тот, который 42, а тот, ответ на который всегда давала религия. И который, кстати, упоминается в «речи». Вопрос смерти. Ещё цитаты из «речи»:
«Глупый надеется
смерти не встретить,
коль битв избегает;
но старость настанет -
никто от нее
не сыщет защиты.»
«Лучше живым быть,
нежели мертвым;
живой - наживает;
для богатого пламя,
я видел, пылало,
но ждала его смерть.»
«Гибнут стада,
родня умирает,
и смертен ты сам;
но смерти не ведает
громкая слава
деяний достойных.»
Итак, что говорит нам Один? Смерть неизбежна. Смерть - зло, необходимо жить, но не абы как: раз простое избегание смерти бесперспективно (ведь настанет старость), то нужно брать не «количеством» (длиной жизни), а «качеством»: участвовать в жизни, наживать богатство, развивать хозяйство, участвовать в общественной жизни - и набирать общественную славу.
В конце даже даётся надежда на то, что хоть тело (и душа?) смертны - но слава бессмертна, и она может как-то свести смерть на нет. Не ясно, имеется ли здесь ввиду нечто, подобное Вальхалле, однако даже в этом случае утешение - невелико: в «воинский рай» суждено попасть даже далеко не всем, кто пал в бою, - да и закончиться всё должно Рагнарёком, с пересозданием мира. Сразу заметим: если битва - это путь и самая высокая, но всё-таки будничная деятельность мужчины, то Вальхалла просто «консервирует» это состояние на неопределённо долгое время. Она не обещает спасения, или лучшей жизни - только продление существующего. И всё равно сам Один утверждает, что смерть хуже жизни. Это, во всяком случае, выдаёт некую неустойчивость позиции автора. Не потому ли, что предлагаемый ответ не удовлетворяет действительно разумного человека?
Запомните, кстати, последние строчки: Ахилл, главный герой «Илиады», знает свой удел лучше всех. И оттого безутешен.
Насколько мне известна скандинавская мифология вообще (породившая эпос и тесно связанная с реальным мировоззрением), она никогда не отличалась особым оптимизмом. Сигурд - ставший главным героем эпоса - это в полном смысле трагический герой. В более «светской» саге о Вёльсунгах он оказывается предан возлюбленной и погибает в самом расцвете сил, добившись явно лишь малой части того, на что был способен. Перспективы хорошей загробной жизни для него не упоминаются, и они явно мало кого утешают.
Но мифологический его первообраз - и того печальней. Если сильно упрощать, то основной сюжет всякой достаточно развитой западной мифологии таков: мир - это бесконечное повторение циклов борьбы нескольких сил. Так, ночь сменяет день, а затем день сменяет ночь. Так же зима идёт на смену лету, но лето возвращается вновь. Также над первоначальной дикой силой природы - матерью-Землёй - одерживает верх сила, олицетворяющая человеческий дух, культуру - верховный бог, Зевс (победивший Землю и её детей-титанов) или Один. Но великое лето человечества должно миновать, ему на смену снова должна прийти зима. Земля знает это, но бог, оторванный от природных знаний, - нет. Однако на место бога должен прийти его сын, и так далее. Так, Один погибает в битве с волком Фенриром, но на его место встаёт его сын - Видар, убивающий чудовищного волка.
Сигурд (как и Геракл) - это спаситель богов, который должен разорвать цикл и принести окончательную победу духа и человечества. Мир должен не закончиться и пересоздаться, а выжить. Геракл - по одной версии - сражается с гигантами и помогает богам одержать верх над этими порождениями земли, - однако и он погибает, только-только выполнив двенадцать подвигов и получив свободу. Сигурд же погибает и того раньше, но также не от руки врагов, а из-за предательства своей возлюбленной. Поэтому в целом Борхес не прав: герои совершают подвиги, но их предельная миссия почти всегда остаётся невыполненной.
В этом есть абсолютно человеческий серьёзный надлом. Всякое ожидание становится пессимистическим, нет предельной веры в спасение ни в жизни, ни в смерти. Всякое решение оказывается неизбежно частичным и временным. Вообще, линия в философии и культуре, проповедующая «цикличность», отличается нелюбовью к жизни - и, просто автоматически (хотя обычно не слишком ярко выраженной), любовью к смерти. Мне одному видится здесь горькая аналогия с такими выражениями, как «поток повторяющихся серых будней», «день сурка» и т.п., применяемых к описанию нынешнего быта?...
Возвращаясь к позиции автора «речи», я затрудняюсь расставить здесь все точки над i. Ибо, признаться, не настолько разбираюсь именно в скандинавской мифологии и эпосе. Однако я могу привести два суждения более общего порядка:
1) Современная психология (и философия) много времени посвятила вопросу смерти и переживания этого человеком. Доходило даже до того, что человека отличали от животного единственно тем, что он сознаёт свою смертность - и отсюда выводили все особенности его развития и поведения. В любом случае, не раз отмечалось, что страх смерти традиционно вытесняется рядом способов, из которых основными являются: наведение скрупулёзного порядка (что свойственно западной Европе) - так как смерть связана с хаосом и распадом; изнуряющий труд - так как тогда внимание оказывается постоянно занято и не остаётся ни времени, ни сил о чём-либо размышлять; уход от реальности - через наркотики и алкоголь; риск и экстрим - постоянные острые ощущения действуют и как наркотик, и как изнуряющий труд - т.е. отвлекают внимание от насущной проблемы; поиск высшего смысла - через религию или великие идеи, типа построения рая на земле.
С этой точки зрения, «речь Высокого» предлагает некую комбинацию из экстрима (воинственность), труда (организация быта) и религиозности. Причём по большей части - из экстрима и труда, ибо религия обещает мало что и мало кому, и вообще направлена больше на поддержание компоненты экстрима, а не на особенный путь спасения, как в христианстве (через любовь, благодеяние и молитвы, вообще говоря, противопоставленные быту).
Проблема же, отмечаемая как автором «речи», так и психологами - в том, что экстрим и труд не дают ответа на вопрос, а являются его заменителями (или даже «вытеснителями»). А такие фундаментальные вопросы никуда не исчезают; они живут в бессознательном и совершают своё «чёрное дело», доводя человека до исступления и ожидая возможности выплеснуться наружу.
Обо всём этом мы ещё будем говорить более подробно.
2) Как неопределённость религии в вопросе о том, хороша ли смерть, так и упор на «экстрим» характерен также и для древнегреческой культуры. Может, даже в ещё большей степени. Он занимает видное место в «Илиаде» Гомера. Но последний лучше тем, что лучше разрабатывает эту тему и даже даёт какие-то ответы.
В следующей статье мы подробно разберём Гомера, а затем разъясним первый пункт.
Тема длинная, и я к ней только прикоснулся, однако буду рад увидеть какой-нибудь живой отклик в комментариях.