как я узнала, что живу в еврейском квартале
В Марэ есть еврейский квартал. Там есть Мемориал Шоа, Музей истории и искусства иудаизма, две (как минимум) синагоги, несколько еврейских книжных магазинов. Только вот нет ощущения, что это квартал "с национальной принадлежностью", где община действительно живет. Да, в субботу по узким улицам Марэ вальяжно стекаются в синагоги группы степенных бородатых мужчин в огромных черных шляпах и черных костюмах, окруженные, как елки порослью, мальчиками в белых рубашках и кипах (женщин, кстати, не видно). Но и в субботу, и в остальное время многочисленные кошерные рестораны и кафе, кондитерские и булочные наполняются разноязыкими толпами туристов самых разных вероисповеданий, и вообще, хочешь-не хочешь, а возникает подозрение, что семисвечники и алефы в оформлении - не более, чем приманка и антураж.
А потом, наоборот, возникает встречное подозрение, что антураж антуражем, но за ним что-то кроется. Ибо даже в потоке туристов можно время от времени заметить юношу в кипе, целующего мезузу над какой-нибудь старинной дверью. Затем ортодоксальные евреи были замечены мной в нашем доме, в соседнем подъезде. Правда, почему-то они от меня шарахались, в отличие от французов, моментально расплывающихся в бонжуре.
А в один прекрасный день, влетев в наш внутренний дворик, я с разбегу чуть не впечаталась в еврейского старичка в большой шляпе. Старичок строго на меня посмотрел, и я испугалась, что он мне сейчас сделает выговор в ответ на мой бонжур. Но он изрек, не то вопрошая, не то утверждая:
- Вы принадлежите к семейству Шварц?
Взгляд старичка пригвоздил меня к почтовым ящикам, от обилия неожиданностей я онемела и только промямлила в ответ нечто отрицательное.
- Тогда к семейству Зильберштейн?
- Нет, нет, - пролепетала я чуть более членораздельно, потому что мне стало уже интересно, к чему он клонит.
- Может быть, Вы принадлежите к семейству Ашкенази?
- Сожалею, но не принадлежу, - настало время боковым зрением оценить расстояние до двери подъезда.
- Значит, Вы принадлежите к семейству Гольдфарб? - тон у старичка был торжествующий, как будто он меня раскусил, и мне остается только чистосердечное признание. И мне ничего не оставалось, кроме как признаться:
- Я ... я вообще-то... вообще-то я... не... совсем не..., - с каждым словом я делала маленький незаметный шаг в сторону заветной лестницы, - совсем не еврейка! - и пулейвверхповинтовойлестниценашестойэтажбезлифта, в ужасе ожидая, что вслед мне сейчас понесется что-нибудь вроде:
- И шо ви таки здесь шлёндраетесь?
А может быть, стеснительные евреи из соседнего подъезда были его сыновьями, и он так вот подыскивал для кого-нибудь из них невесту?
А потом, наоборот, возникает встречное подозрение, что антураж антуражем, но за ним что-то кроется. Ибо даже в потоке туристов можно время от времени заметить юношу в кипе, целующего мезузу над какой-нибудь старинной дверью. Затем ортодоксальные евреи были замечены мной в нашем доме, в соседнем подъезде. Правда, почему-то они от меня шарахались, в отличие от французов, моментально расплывающихся в бонжуре.
А в один прекрасный день, влетев в наш внутренний дворик, я с разбегу чуть не впечаталась в еврейского старичка в большой шляпе. Старичок строго на меня посмотрел, и я испугалась, что он мне сейчас сделает выговор в ответ на мой бонжур. Но он изрек, не то вопрошая, не то утверждая:
- Вы принадлежите к семейству Шварц?
Взгляд старичка пригвоздил меня к почтовым ящикам, от обилия неожиданностей я онемела и только промямлила в ответ нечто отрицательное.
- Тогда к семейству Зильберштейн?
- Нет, нет, - пролепетала я чуть более членораздельно, потому что мне стало уже интересно, к чему он клонит.
- Может быть, Вы принадлежите к семейству Ашкенази?
- Сожалею, но не принадлежу, - настало время боковым зрением оценить расстояние до двери подъезда.
- Значит, Вы принадлежите к семейству Гольдфарб? - тон у старичка был торжествующий, как будто он меня раскусил, и мне остается только чистосердечное признание. И мне ничего не оставалось, кроме как признаться:
- Я ... я вообще-то... вообще-то я... не... совсем не..., - с каждым словом я делала маленький незаметный шаг в сторону заветной лестницы, - совсем не еврейка! - и пулейвверхповинтовойлестниценашестойэтажбезлифта, в ужасе ожидая, что вслед мне сейчас понесется что-нибудь вроде:
- И шо ви таки здесь шлёндраетесь?
А может быть, стеснительные евреи из соседнего подъезда были его сыновьями, и он так вот подыскивал для кого-нибудь из них невесту?