раннее субботнее утро в квартале Марэ
вдруг ярко встала в памяти картина - навеяно парижскими фотографиями vivian del rio
Витрина магазина: манекены без лиц, облаченные в складки пастельных тканей, ненавязчивые маленькие таблички с трехзначными цифрами. Под ней - ложе из картонных коробок в окружении винных бутылок и пластиковых упаковок соседнего ливанского take-away. на ложе в спальнике возлежит едва проснувшаяся довольно молодая бомжиха; полусонно опершись на локоть, она лениво изрыгает ругательства вслед ортодоксальному еврею в огромной черной шляпе: белоснежная рубашка, шелковые рыжие бакенбарды устилают лацканы черного пиджака... Сын Израилев ускоряет шаг, пугливо оглядываясь: "А что, Францию тоже я развалил?" Между ними на автобусной остановке сижу я и делаю вид, что жду трамвая, а на самом деле горько жалею, что не взяла с собой фотоаппарат.
Витрина магазина: манекены без лиц, облаченные в складки пастельных тканей, ненавязчивые маленькие таблички с трехзначными цифрами. Под ней - ложе из картонных коробок в окружении винных бутылок и пластиковых упаковок соседнего ливанского take-away. на ложе в спальнике возлежит едва проснувшаяся довольно молодая бомжиха; полусонно опершись на локоть, она лениво изрыгает ругательства вслед ортодоксальному еврею в огромной черной шляпе: белоснежная рубашка, шелковые рыжие бакенбарды устилают лацканы черного пиджака... Сын Израилев ускоряет шаг, пугливо оглядываясь: "А что, Францию тоже я развалил?" Между ними на автобусной остановке сижу я и делаю вид, что жду трамвая, а на самом деле горько жалею, что не взяла с собой фотоаппарат.