Двуцивилизационность Русского мира и Великая революция 1917 года
(опубликовано журнал «Посев» №№11 и 12 за 2017 г., с. 34-38 и 38-42)
Юрий Афанасьев-Широков
Двуцивилизационность Русского мира
и Великая революция 1917 года
Русскую революцию 1917-го (её Февральский антисамодержавный и Октябрьский радикально-большевистский этапы) плюс Гражданскую войну в России 1917-1922 годов наука ХХ века изучила достаточно скурпулёзно и внимательно (К сожалению, вместе с тем и, по большей части, - идеологически пристрастно... Что есть, - то есть!). Рассматривая социальный переворот, как явление порождённое деградацией на тот момент верховной власти в государстве, обострением внутренних социально-политических конфликтов и классовых противоречий, усталостью населения от мук и крови 2,5-летней невиданной по масштабам войны.
Конец XX - начало XXI столетий добавили в изучение революции конспирологический и геополитический аспекты.
Цивилизационные различия как одна из основ для обострения революционной ситуации
Но есть ещё один срез конфликтных процессов, отражением которых в огромной степени является как сама революция, так и последовавшая за ней гражданская война с дальнейшим переустройством огромной державы на принципиально иных, «советских», идеологических основах.
Имя оным - 250-летнее к 1917 году противоречивое двуцивилизационное сосуществование в рамках одной этнокультурной общности, которую в философии истории принято называть «русской цивилизацией».
Конфликт между «простым народом» и «господами» в Российской империи исследователи-марксисты монопольно и стопроцентно истолковывали как следствие классовых противоречий и борьбы между эксплуататорами и эксплуатируемыми, богатыми и бедными, угнетателями и угнетёнными (в числе последних центральное место отводилось национальным меньшинствам, прежде всего, проживающим по периметру западных и южных границ государства).
При этом многие достаточно болезненные моменты и качества такого состояния замалчивались и не замечались. А именно: АНТАГОНИЗМ между
• …иноверческими или атеистическими началами меньшинств или отдельных социально-культурных групп - и православной приобщённостью широких слоёв русского населения (старообрядчество, как крайняя его форма);
• ...стремящимся к универсализации и единым стандартам индустриально-промышленным, урбанизированным укладом жизни - и сельским, земледельческим, многоликим и пёстрым: весьма приближённым к тысячелетним природным началам, в коем пребывало более четырёх пятых населения России;
• …проевропейской образованностью и специализированным знанием - одних - и упорствованием в народно-почвеннической приверженности доминированию синкретических подходов в человеческом существовании - у других.
• … сориентированным на западное городское потребление (в стиле жизни, быте, одежде, моде, кулинарии и др. вкусовых предпочтениях) русским унифицированным европейцом - и аборигеном-селянином многих и многих русских краёв и земель.
В едином сплаве и переплетениях всё это вместе задавало ментальные различия между русским горожанином-западником, ориентирующимся в силу перечисленных причин на европейские ценности, и русским, в значительной степени - селянином, рождённым гумусом национальной почвы, с привнесением всех ландшафтных, климатических, пространственных, этнокультурных и исторических особенностей (для краткости будем называть его впредь «почвенником»).
Акцентируем: записывая этот комплекс конфликтующих между собой причин всего лишь как частные проявления классовой борьбы между эксплуатируемыми бедняками и богатыми эксплуататорами, учёные-марксисты приходили к идеологизированным, полунаучным выводам, упрощающим и искажающим многомерность анализа.
В свою очередь мы, не отрицая полностью выводы сторонников теории классовой борьбы (а также - социологов, историков-геополитиков и конспирологов), пытаемся привлечь внимание научного сообщества к цивилизационной уникальности российской ситуации образца 1917 года, как одной из базовых причин глубины и масштабности катаклизма случившейся революции.
Генезис русской двуцивилизационности
В отличие от процессов, происходивших в Средневековье на Восточно-Европейской равнине, западный извод христианства (католицизм) сцементировал западноевропейскую цивилизацию. Её дальнейшая модернизация через дюжину протестантских вероучений породили культ соревновательности «человеков с другими человеками», конкуренцию, которая, в своём расцвете, стала в итоге реализовываться за гранью дозволяемого той же протестантской этикой (подробнее у М. Вебера - «Протестантская этика и дух капитализма», 1905 год). Как результат, в эпоху профанации западного христианства (как католицизма, так и протестантизма) - т. е. во 2-й половине XX - 1-й четверти XXI веков - этические ограничения для греховной человеческой сущности были подменены этикой внерелигиозной вседозволенности («толерантности») и культом потребительства.
Народы Восточно-Европейской равнины (славяне, финно-угры, поволжские тюрки) являют нам отдельную цивилизацию («культуру бескрайней равнины» по О. Шпенглеру). Ближневосточное христианство (православие), которое положило начало цивилизационному формированию русичей, под спонтанным воздействием почвенническо-языческих начал (или по Божьему промыслу?) обрело за пять веков, в условиях достаточно обособленной трансформации вероучения, принимавшего национальное обличие, свой цивилизационный извод христианства - русское православие Старого обряда, несколько отличающееся от ближневосточного-греческого. Но начиная с середины XVII века (с Никонианской реформы и далее - с царя Петра) в нашу религиозно-национальную отдельность начинается масштабное проникновение западноевропейских представлений, что в итоге приводит к преображению самобытного Русского мира в нечто культурно-двуцивилизационное.
Во 2-й половине XIX века Россия пережила новую, после революционных преобразований Петра I, волну инокультурной модернизации - организацию промышленности по образцам западного капиталистического хозяйства. Но это переустройство происходило в совершенно других условиях, чем за двести лет до того в Европе, потому и, в итоге, постепенно накапливаемые внутренние противоречия в двуцивилизационном российском мироустройстве вывели в революцию 1917 года совсем иных «действующих лиц», чем это представлялось Западу.
В глазах русской почвы «капитализм», не смотря ни на какие «коврижки», даже спустя десятилетия, всё равно казался чем-то чужим, завезённым с Запада «немцами». И, когда власть зашаталась и показала свою неспособность к управлению в лихую военную годину, почва от всего сердца, от души «лягнула» для неё чужой, узаконенный по-европейски порядок, да ещё устроила передел общенародного достояния - земли - «по справедливости».
Русский радикал-западник Ленин с ближайшим своим, прозападно-мыслящим, окружением назвали это новое мироустройство, - не похожее на старое, но и на чужеземное, - советским строем (держа в голове перспективу «оцивилизовать» Россию под Европу, правда, отформатированную уже по Марксу-теоретику).
Крестьянская почва (тоже «себе на уме»: не договаривая, не досказывая свои иноцивилизационные расчёты!) активно поддержала ленинский план, надеясь в перспективе «обтесать его и ошкурить», сделать более своим, привычным, народным. Что-то ей в её задумках и сопротивлении (антибольшевистские восстания, НЭП) в перспективе удалось, в чём-то наше почвенническо-национальное начало попало под каток сталинского тоталитаризма, великих военных и социальных потрясений ХХ века, из-под которых оно вышло к началу нового столетия в некоем полумаргинальном состоянии.
Здесь важно отметить, что при всей неоднозначности сосуществования на протяжении истории два этих начала (русско-прозападное и русско-почвенническое) как жили, так и продолжали жить вместе, в некоем симбиозе и антагонизме одновременно. При определённых исторических обострениях эти противоречия перерастали в кровавые или духовно-исступлённые конфликты (от Стеньки Разина, преследования старообрядцев при Петре I и Пугачёва, до декабристов, революции, гражданской войны, современного сопротивления вестернизации в политике и морали). При всём том, что почти 300 лет русские западники занимают командные высоты в управлении Русским миром, почвенническое начало продолжает жить и бурлить в нашей общности, нашей культуре, в нашем сознании. Подчеркнём: уже три века! Одно это является поводом для пристального рассмотрения данного глобального культурного явления - феномена ДВУЦИВИЛИЗАЦИОННОГО существования нас, России в целом.
Революционный потенциал мира «русской почвы»
За 30 лет до событий 1917 года русские народники, будучи по духу революционерами-ниспровергателями существующего властного порядка (т. е. по методологии мышления - западниками: русское светское образование середины XIX века ничем иным и не могло их вооружить!), вообразили себе, что найдут организационные механизмы для революции в самоорганизующейся русской крестьянской общине.
Такие предположения казались ошибочными. С одной стороны, нехристи-народники, по-городскому/по-европейски воспитанные, вызывали у народно-православных крестьян, как минимум, недоверие, а с другой - нравственный потенциал крестьянско-общинного мировоззрения был направлен не на разрушение (не на борьбу - даже во имя некого позитивного!), а на гармоническое сосуществование всего многообразия в тебе и в твоих соплеменниках-сообщинниках со всем многообразием мира Божьего. Далеко не случайно существенное место в этом идеале занимает помощь всей общины слабейшим, больным и убогим, так как никакие социальные революции не отменяли несовершенство, вменяемое человеку природой. Гармоническое, а не насилующее человека и природу начало сидело в глубинах крестьянского почвеннического сознания. Оно было вполне понятно буддистам-китайцам и индийцам, язычникам джунглей, тайги и тундры, но не завоевателям-европейцам. Казалось, что нравственный почвеннический опыт крестьянской общины не был заострён на динамичные, а тем более - революционные преобразования в духе соседствующей западной цивилизации.
Тем не менее в 1905 году М. Вебер высказывает мнение, что грядущая русская революция будет революцией нового типа, причём первая в новом поколении освободительных.
Что здесь подразумевал немецкий философ-социолог? … Освободительной от кого? … От чужеземного господства, как в Китае или Индии? От национального угнетения как в Африке или Латинской Америке? Или от деградирующей в те годы верховной власти в государстве и от правящей, иноцивилизационной по отношению к народной массе элиты?.. При всей пестроте простого народа: крестьянства и полукрестьян-полурабочих, находившихся внизу социальной пирамиды, - они чувствовали себя под господами, в зависимом отношении от людей не только иного социального статуса и материальных возможностей, но и - общекультурного. Потому-то идея об освобождении от всего до 1917 года господствующего (от «старого прижима»!) могла показаться простому человеку очень даже милой сердцу. Как на тот момент оказалось, - человеку, вырванному из органичной для него почвеннической культурной среды: чернорабочему, оставившему семью в деревне, снимающему угол в полуподвале огромного каменного города; крестьянину в солдатской шинели, тоскующего по мирной, привычной жизни. По внешней, в глаза бросающейся стороне, - освобождения от запрета на сквернословие, лузганья семечек на тротуарах, шумного и непристойного, хамского поведения, от «извините-пардоньте, да пожалуйста-мерси!», - т. е., по сути, от запретов на всё маргинальное-полугородское, чего нахватывался вчерашний деревенский житель, не привитый прежней общинной культурой от инфекций урбанистического, оторванного от традиций, существования, оказавшись в новой для него, куда более динамичной и по-западному агрессивной среде.
Именно этим поражал Петроград первых месяцев революции. Не только обывателей, не только растерявшийся прежний правящий класс, но и революционеров всех мастей.
«Мы пойдём другим путём!» Маргинальные по духу к западному демократическому опыту экстремисты-социалисты Ленин и Троцкий увидели способ отказаться от подобной «азиатчины» в революционном процессе путём привнесения европейской (почти древнеримской!) рациональности и железной дисциплины в организацию антиправительственных действий фабрично-заводских рабочих Петрограда - того эксплуатируемого социального слоя, который занимал тогда столь же маргинальную позицию в социальном поведении, но уже по отношению к почвенническому этическому началу. Так же, как и крестьянство в шинелях, оторванное от своих очагов.
Большевистские вожди-западники и вовлечённые в революцию почвеннические массы: тактическое манипулирование первых последними
Посмотрим теперь на двуцивилизационность Русского мира как на первооснову глубины и масштабности катаклизма, называемого Великой революцией.
Нельзя отрицать, что в содержательной сути самого явления двуцивилизационности заложена некая латентная потенциальная конфликтность, которая в моменты обострений отнюдь не способствует спаду напряженности и стремлению восстановить общественный порядок. Наоборот, - склонна «подбрасывала поленья» в костёр гражданской войны.
Революционные события февраля 1917 года в Петрограде вовлекли широкие почвеннические массы в процесс кардинальной смены «старого режима» - т. е. существовавшего ранее двуцивилизационного порядка, при котором русские западники на протяжении более двуста лет являлись господствующим в обществе слоем - во многом провокационно, стихийно и, конечно же, добровольно.
И здесь нельзя не увидеть, что знаменитый безудержный пушкинский «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», имел неотвратимо-кровавую цивилизационную первопричину.
Мировая история знает, сколь жестоко в своей борьбе друг с другом ведут себя народы различных цивилизаций. Египетской и ассирийской, персидской и античной, западно-христианской и исламской. Даже поведение нацистов-гитлеровцев (порождение западной цивилизации) к побеждённым в 1940 году, но цивилизационно-близким французам, голландцам, датчанам отличалось от их репрессивной политики в отношении чуждых им народов русской культуры. А что уж говорить, когда два этих начала (почвенническое и прозападное) конфликтно переплелись в своём противоборстве в одной этно-исторической общности? Весьма симптоматично, что цивилизационно-прозападные народы окраинных территорий Российской империи - Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии, чьё национальное становление происходило в рамках католического и протестантского религиозного опыта и под влиянием немецкого и шведского быта, не пожелали (подобно жителям соприкоснувшихся с революционным насилием Германии и Венгрии) погрузиться в пучину кардинальной смены первооснов проевропейского цивилизационного порядка, которую российские большевики-западники в столь радикальной форме («грабь награбленное!») предложили почвенническому большинству русского народа - представителям иного цивилизационного начала, иных (не по «немецкому» закону!) представлений о справедливости.
Идеи социальной справедливости - есть достояние подавляющей части человеческих цивилизаций. Маркс был озабочен построением такой модели на западных цивилизационных основах. Ленин первоначально «воображал» её в некой двойственности: одновременное движение по пути, начертанному Марксом, плюс форсированное преображение русской народной толщи - почвы (антагониста Европы) в западный формат. Но не тут-то было: к весне 1921 года русская крестьянская почва «заколебалась» - отвернулась от потерявших чувство реальности воплотителей теорий военного коммунизма и победы всемирной революции - от «ниспровергателей всего и вся», - и принудила Ленина и правительство «народных» комиссаров вернуться на несколько лет к понятному массе здравому смыслу НЭПа под угрозой Кронштадтского и Тамбовского восстаний.
Трансформация внутрицивилизационных ориентиров у большевиков, захвативших власть
Теория «социалистической революции пролетариата во всемирном масштабе» (всего лишь одной из разновидностей социальных революций) была своеобразным фирменным опознавательным знаком европейского марксизма. Но и у данной амбиции были свои прародители с точки зрения цивилизационной причастности.
К середине XIX века Европа (Западный мир) наконец узнала границы ойкумены - того пространства, на которое реально может претендовать homo sapiens. В центре той Вселенной человечества стояла Европейская цивилизованность, добившаяся на тот момент наивысших успехов. Потому претензии её на мировое господство выглядели естественными для европейцев. Марксизм как порождение западной цивилизации, в той его части, которая называется «революционное ниспровержение существующего порядка», не мог быть не инфицированным той же болезнью, которая называется ГИГАНТОМАНИЯ и ПРЕТЕНЗИЯ НА ТОТАЛЬНОЕ ГОСПОДСТВО. Сразу заметим, что идея «всемирной революции» могла родиться не в одном идеологическом или цивилизационном опыте. История это подтвердила. Там, где есть претензия на мировое господство, можно обнаружить некую разновидность такой идеи. Ведь даже Гитлер говорил о национал-социалистической всемирной революции, а исламские радикалы сегодня проповедуют свой «всемирный джихад». В ситуации 1917-1922 годов сказалось тщеславное желание большевистских вождей сделать открытие родоначальника Маркса «венцом творения»...
Вместе с тем, нельзя не отметить, что перед Лениным и Троцким стояла и отдельная специфическая идеологическая задача, теорией Маркса не предусмотренная: уничтожение цивилизационно чуждой и враждебной Западу ИСТОРИЧЕСКОЙ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ. Той, к которой, несмотря на все имперские трансформации XVIII и XIX веков, русская народная почва продолжала испытывать почтение и патриотическую привязанность. К нашей отечественной государственности, заклеймённой Герценом как антинародное «самодержавие» и которая была столь ненавистна всем русским западникам, начиная от кадетов и заканчивая большевиками-ленинцами и троцкистами. … В ней - пусть не покажется это кому-то странным! - своеобразно, вне европейского понимания, зафиксировались почвеннические допетровские представления о «правильном» порядке во власти. Именно из присутствия почвеннических начал в нашей двуцивилизационности и явилась формула того порядка, всем хорошо известная как православие-самодержавие-народность.
В идеале это означало:
- понуждение людей к нравственному существованию (воспитывающая функция Церкви по отношению к грешащему человечеству);
- централизованное ПРОСВЕЩЁННОЕ управление с элементами сакральности (Богом данный самодержец!) безо всяких партийно-корпоративных элементов в виде западного парламентаризма и непрямой демократии;
- и народность через общую заботу о предоставлении возможностей реализовать себя не только способному, но и помочь слабому, немощному. Судить человеческие споры не только по Закону (как на Западе), но и по Справедливости (как, скажем, в Китае).
Разумеется, смотря из исторической дали, нельзя не увидеть, что через российских западников (включая бюрократический аппарат и императорскую фамилию) в ИСТОРИЧЕСКУЮ РУССКУЮ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ проникала та «европейская просвещенность» (Госдумы, партии и пр.), что подтачивала её основы уже с этой, как бы правящей в обществе стороны.
Первые революционные попытки разрушить русскую государственность начались в апреле 1917 года, после проезда через Германию и Швецию знаменитейшего «пломбированного вагона», в котором пробирались в Россию 29 радикалов-большевиков во главе с Лениным. Учитывая, что все они, будучи марксистами-западниками, прожив многие годы в Европе, идеологически и ментально были противниками исторической русской государственности, предположить направленность их дальнейшей деятельности было несложно.
В последующие шесть-десять лет произошли уход из политической жизни Ленина, постепенный отказ руководства СССР от идеи всемирной революции, оттирание от власти Троцкого и других большевистских вождей-западников, вынужденное для верхушки партии компромиссное согласие на укрепление изменённого до неузнаваемости, но РУССКОГО ГОСУДАРСТВА.
Здесь принципиально будет отметить, что в дальнейшем, за весь период русской истории 1917-1991 годов, руководство ВКП(б)/КПСС вовсе не придерживалось изначальной установки НА РАЗРУШЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ КОНСТРУКЦИИ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА образца до 1917 года. Заявлять такое было бы нелепо.
... В исследовательском сообществе принято отмечать четыре периода советской истории, сопряжённых с целевой установкой на формирование прочной государственной конструкции для «нового строя»:
1) Ленинско-троцкистский период (1917 - середина 1920-х годов): установка на всемирную революцию, на идею, несомненно, глобалистскую, рождённую в горниле радикалистских поисков западно-цивилизационного революционного опыта. Создание СССР в декабре 1922 года как первый камень в фундамент новой формы антигосударства - отнюдь не наследия-трансформации Российской империи, а ВСЕМИРНОГО СОЮЗА социалистических республик с последующим подключением к этому Союзу других преображённых пролетарскими революциями стран «нового мира»;
2) Сталинский период (конец 1920-х - 1953 годы): происходит переключение усилий и затрат с несбыточности «всемирной революции» на создание Советской империи-крепости в окружении лагеря союзников-сателлитов. Данная цель была, несомненно, традиционно-государственнической (сопряжённой с опытом русско-православной цивилизации) и геополитически стояла гораздо ближе к прежней российско-имперской, чем ленинско-троцкистская. Сталин и его окружение постепенно изгоняют из руководства уже советских западников («троцкистов», «космополитов», др.), заменяя их большевиками-выходцами из почвеннических слоёв (Хрущёвым, Булганиным, А. А. Кузнецовым, Косыгиным, Сусловым, Брежневым, др.);
3) Хрущёвско-брежневский период (1953-1985 годы) отличает то, что он во многом профанирует идею СТАЛИНСКОЙ СОВЕТСКОЙ ИМПЕРИИ-КРЕПОСТИ и где-то потрафляет почвенническо-народным чаяниям о «добром царе», о «Емеле на печи», о «варениках-сам-в-рот-влетающих» - о справедливости. Так называемое, «коллективное руководство» - Политбюро ЦК КПСС - в доминанте своей было «из народа», с почвенническим менталитетом - со всеми достоинствами и недостатками такого своего социо-культурного опыта для управления процессами, происходящими в огромном разно-цивилизационном современном мире.
Историческое своеобразие данного периода состоит в том, что существование в таком нежизнеспособном режиме послесталинского государства-крепости, во многом копировавшего функциональную предназначенность базовых основ исторической русской государственности (только воспитывающее предназначение Церкви теперь стала выполнять Партия) и лишь пародировавшего западные «идеалы» в виде 99% участия граждан в выборах и 100% «одобрям-с!» на сессиях депутатов, не могло длиться десятилетиями. Относительно благополучное существование Советского государства в 1970-е годы подвело отсутствие ПРОСВЕЩЁННОГО (а обстоятельства требовали - выдающегося!) управления на самом верху, отсутствие у почвеннических масс САКРАЛЬНОЙ ВЕРЫ в своих руководителей и культивирование в сознании правящего советского слоя опять же ЗАПАДНИЧЕСКИХ цивилизационных ценностей, … на которые нас ориентировал ещё «великий Ленин».
4) Горбачёвско-перестроечный период (1985-1991): народившаяся новая генерация западников в руководстве КПСС (Горбачёв, Яковлев, Шеварднадзе, Ельцин, др.) окончательно «отменила» сталинскую модель государства-крепости с одновременным отказом от уникального опыта, вызревшего в процессе большевистских заигрываний с народом от Ленина («мир - народам, земля - крестьянам, фабрики - рабочим!») до Сталина («Жить стало лучше. Жить стало веселее»), а также в практике послесталинского частичного удовлетворения патриархальных почвеннических чаяний о некой абстрактной «справедливости» (расцвет этого «удовлетворения» приходится на брежневские 1970-е годы).
Причин рождения этой новой генерации западников в ставшей к моменту смерти Сталина как будто уже «окончательно-народной» и почвеннической КПСС ДВЕ:
а) Большевизм, идеологией которого является марксизм-ленинизм, изначально всё же есть порождение западного цивилизационного опыта. Запад в итоге пришёл к КУЛЬТУ ПОТРЕБИТЕЛЬСТВА. Русский большевизм, дрейфуя в фарватере его обще-идеологических поисков, тоже провозгласил своей конечной целью: «Каждому по ПОТРЕБНОСТЯМ!»
б) Русское образование с XVIII века (и среднее, и высшее), с момента институционального рождения, своей пуповиной было привязано к опыту западного образования (заметим: не к исламскому, не к китайскому образцам). Соответственно, вирусы «западных эпидемий» посещали у нас, прежде всего, так называемые образованные слои населения. Расцвет утилитаризма, специализированности знания в ХХ столетии и пренебрежение гуманитарным знанием (в какой-то степени хранителем цивилизационно-национального своеобразия культуры) приводят к ещё большему доминированию в этих организующих жизнь общества слоях прозападных начал.
…… И всё же уже в XXI веке двуцивилизационное совместное общежитие западничества и почвы в России продолжается.
Русской революции, руководимой большевиками, ни в 1917-м, ни в последующие 74 года не хватило ни физических, ни духовных, ни нравственных сил, способных кардинально изменить состав «русской почвы».
Эта неистребимая могутность русского корня впечатляет. И заставляет задуматься.
(Окончание в следующем номере журнала)
afanasevshirocov@yandex.ru
Юрий Афанасьев-Широков
Двуцивилизационность Русского мира
и Великая революция 1917 года
Русскую революцию 1917-го (её Февральский антисамодержавный и Октябрьский радикально-большевистский этапы) плюс Гражданскую войну в России 1917-1922 годов наука ХХ века изучила достаточно скурпулёзно и внимательно (К сожалению, вместе с тем и, по большей части, - идеологически пристрастно... Что есть, - то есть!). Рассматривая социальный переворот, как явление порождённое деградацией на тот момент верховной власти в государстве, обострением внутренних социально-политических конфликтов и классовых противоречий, усталостью населения от мук и крови 2,5-летней невиданной по масштабам войны.
Конец XX - начало XXI столетий добавили в изучение революции конспирологический и геополитический аспекты.
Цивилизационные различия как одна из основ для обострения революционной ситуации
Но есть ещё один срез конфликтных процессов, отражением которых в огромной степени является как сама революция, так и последовавшая за ней гражданская война с дальнейшим переустройством огромной державы на принципиально иных, «советских», идеологических основах.
Имя оным - 250-летнее к 1917 году противоречивое двуцивилизационное сосуществование в рамках одной этнокультурной общности, которую в философии истории принято называть «русской цивилизацией».
Конфликт между «простым народом» и «господами» в Российской империи исследователи-марксисты монопольно и стопроцентно истолковывали как следствие классовых противоречий и борьбы между эксплуататорами и эксплуатируемыми, богатыми и бедными, угнетателями и угнетёнными (в числе последних центральное место отводилось национальным меньшинствам, прежде всего, проживающим по периметру западных и южных границ государства).
При этом многие достаточно болезненные моменты и качества такого состояния замалчивались и не замечались. А именно: АНТАГОНИЗМ между
• …иноверческими или атеистическими началами меньшинств или отдельных социально-культурных групп - и православной приобщённостью широких слоёв русского населения (старообрядчество, как крайняя его форма);
• ...стремящимся к универсализации и единым стандартам индустриально-промышленным, урбанизированным укладом жизни - и сельским, земледельческим, многоликим и пёстрым: весьма приближённым к тысячелетним природным началам, в коем пребывало более четырёх пятых населения России;
• …проевропейской образованностью и специализированным знанием - одних - и упорствованием в народно-почвеннической приверженности доминированию синкретических подходов в человеческом существовании - у других.
• … сориентированным на западное городское потребление (в стиле жизни, быте, одежде, моде, кулинарии и др. вкусовых предпочтениях) русским унифицированным европейцом - и аборигеном-селянином многих и многих русских краёв и земель.
В едином сплаве и переплетениях всё это вместе задавало ментальные различия между русским горожанином-западником, ориентирующимся в силу перечисленных причин на европейские ценности, и русским, в значительной степени - селянином, рождённым гумусом национальной почвы, с привнесением всех ландшафтных, климатических, пространственных, этнокультурных и исторических особенностей (для краткости будем называть его впредь «почвенником»).
Акцентируем: записывая этот комплекс конфликтующих между собой причин всего лишь как частные проявления классовой борьбы между эксплуатируемыми бедняками и богатыми эксплуататорами, учёные-марксисты приходили к идеологизированным, полунаучным выводам, упрощающим и искажающим многомерность анализа.
В свою очередь мы, не отрицая полностью выводы сторонников теории классовой борьбы (а также - социологов, историков-геополитиков и конспирологов), пытаемся привлечь внимание научного сообщества к цивилизационной уникальности российской ситуации образца 1917 года, как одной из базовых причин глубины и масштабности катаклизма случившейся революции.
Генезис русской двуцивилизационности
В отличие от процессов, происходивших в Средневековье на Восточно-Европейской равнине, западный извод христианства (католицизм) сцементировал западноевропейскую цивилизацию. Её дальнейшая модернизация через дюжину протестантских вероучений породили культ соревновательности «человеков с другими человеками», конкуренцию, которая, в своём расцвете, стала в итоге реализовываться за гранью дозволяемого той же протестантской этикой (подробнее у М. Вебера - «Протестантская этика и дух капитализма», 1905 год). Как результат, в эпоху профанации западного христианства (как католицизма, так и протестантизма) - т. е. во 2-й половине XX - 1-й четверти XXI веков - этические ограничения для греховной человеческой сущности были подменены этикой внерелигиозной вседозволенности («толерантности») и культом потребительства.
Народы Восточно-Европейской равнины (славяне, финно-угры, поволжские тюрки) являют нам отдельную цивилизацию («культуру бескрайней равнины» по О. Шпенглеру). Ближневосточное христианство (православие), которое положило начало цивилизационному формированию русичей, под спонтанным воздействием почвенническо-языческих начал (или по Божьему промыслу?) обрело за пять веков, в условиях достаточно обособленной трансформации вероучения, принимавшего национальное обличие, свой цивилизационный извод христианства - русское православие Старого обряда, несколько отличающееся от ближневосточного-греческого. Но начиная с середины XVII века (с Никонианской реформы и далее - с царя Петра) в нашу религиозно-национальную отдельность начинается масштабное проникновение западноевропейских представлений, что в итоге приводит к преображению самобытного Русского мира в нечто культурно-двуцивилизационное.
Во 2-й половине XIX века Россия пережила новую, после революционных преобразований Петра I, волну инокультурной модернизации - организацию промышленности по образцам западного капиталистического хозяйства. Но это переустройство происходило в совершенно других условиях, чем за двести лет до того в Европе, потому и, в итоге, постепенно накапливаемые внутренние противоречия в двуцивилизационном российском мироустройстве вывели в революцию 1917 года совсем иных «действующих лиц», чем это представлялось Западу.
В глазах русской почвы «капитализм», не смотря ни на какие «коврижки», даже спустя десятилетия, всё равно казался чем-то чужим, завезённым с Запада «немцами». И, когда власть зашаталась и показала свою неспособность к управлению в лихую военную годину, почва от всего сердца, от души «лягнула» для неё чужой, узаконенный по-европейски порядок, да ещё устроила передел общенародного достояния - земли - «по справедливости».
Русский радикал-западник Ленин с ближайшим своим, прозападно-мыслящим, окружением назвали это новое мироустройство, - не похожее на старое, но и на чужеземное, - советским строем (держа в голове перспективу «оцивилизовать» Россию под Европу, правда, отформатированную уже по Марксу-теоретику).
Крестьянская почва (тоже «себе на уме»: не договаривая, не досказывая свои иноцивилизационные расчёты!) активно поддержала ленинский план, надеясь в перспективе «обтесать его и ошкурить», сделать более своим, привычным, народным. Что-то ей в её задумках и сопротивлении (антибольшевистские восстания, НЭП) в перспективе удалось, в чём-то наше почвенническо-национальное начало попало под каток сталинского тоталитаризма, великих военных и социальных потрясений ХХ века, из-под которых оно вышло к началу нового столетия в некоем полумаргинальном состоянии.
Здесь важно отметить, что при всей неоднозначности сосуществования на протяжении истории два этих начала (русско-прозападное и русско-почвенническое) как жили, так и продолжали жить вместе, в некоем симбиозе и антагонизме одновременно. При определённых исторических обострениях эти противоречия перерастали в кровавые или духовно-исступлённые конфликты (от Стеньки Разина, преследования старообрядцев при Петре I и Пугачёва, до декабристов, революции, гражданской войны, современного сопротивления вестернизации в политике и морали). При всём том, что почти 300 лет русские западники занимают командные высоты в управлении Русским миром, почвенническое начало продолжает жить и бурлить в нашей общности, нашей культуре, в нашем сознании. Подчеркнём: уже три века! Одно это является поводом для пристального рассмотрения данного глобального культурного явления - феномена ДВУЦИВИЛИЗАЦИОННОГО существования нас, России в целом.
Революционный потенциал мира «русской почвы»
За 30 лет до событий 1917 года русские народники, будучи по духу революционерами-ниспровергателями существующего властного порядка (т. е. по методологии мышления - западниками: русское светское образование середины XIX века ничем иным и не могло их вооружить!), вообразили себе, что найдут организационные механизмы для революции в самоорганизующейся русской крестьянской общине.
Такие предположения казались ошибочными. С одной стороны, нехристи-народники, по-городскому/по-европейски воспитанные, вызывали у народно-православных крестьян, как минимум, недоверие, а с другой - нравственный потенциал крестьянско-общинного мировоззрения был направлен не на разрушение (не на борьбу - даже во имя некого позитивного!), а на гармоническое сосуществование всего многообразия в тебе и в твоих соплеменниках-сообщинниках со всем многообразием мира Божьего. Далеко не случайно существенное место в этом идеале занимает помощь всей общины слабейшим, больным и убогим, так как никакие социальные революции не отменяли несовершенство, вменяемое человеку природой. Гармоническое, а не насилующее человека и природу начало сидело в глубинах крестьянского почвеннического сознания. Оно было вполне понятно буддистам-китайцам и индийцам, язычникам джунглей, тайги и тундры, но не завоевателям-европейцам. Казалось, что нравственный почвеннический опыт крестьянской общины не был заострён на динамичные, а тем более - революционные преобразования в духе соседствующей западной цивилизации.
Тем не менее в 1905 году М. Вебер высказывает мнение, что грядущая русская революция будет революцией нового типа, причём первая в новом поколении освободительных.
Что здесь подразумевал немецкий философ-социолог? … Освободительной от кого? … От чужеземного господства, как в Китае или Индии? От национального угнетения как в Африке или Латинской Америке? Или от деградирующей в те годы верховной власти в государстве и от правящей, иноцивилизационной по отношению к народной массе элиты?.. При всей пестроте простого народа: крестьянства и полукрестьян-полурабочих, находившихся внизу социальной пирамиды, - они чувствовали себя под господами, в зависимом отношении от людей не только иного социального статуса и материальных возможностей, но и - общекультурного. Потому-то идея об освобождении от всего до 1917 года господствующего (от «старого прижима»!) могла показаться простому человеку очень даже милой сердцу. Как на тот момент оказалось, - человеку, вырванному из органичной для него почвеннической культурной среды: чернорабочему, оставившему семью в деревне, снимающему угол в полуподвале огромного каменного города; крестьянину в солдатской шинели, тоскующего по мирной, привычной жизни. По внешней, в глаза бросающейся стороне, - освобождения от запрета на сквернословие, лузганья семечек на тротуарах, шумного и непристойного, хамского поведения, от «извините-пардоньте, да пожалуйста-мерси!», - т. е., по сути, от запретов на всё маргинальное-полугородское, чего нахватывался вчерашний деревенский житель, не привитый прежней общинной культурой от инфекций урбанистического, оторванного от традиций, существования, оказавшись в новой для него, куда более динамичной и по-западному агрессивной среде.
Именно этим поражал Петроград первых месяцев революции. Не только обывателей, не только растерявшийся прежний правящий класс, но и революционеров всех мастей.
«Мы пойдём другим путём!» Маргинальные по духу к западному демократическому опыту экстремисты-социалисты Ленин и Троцкий увидели способ отказаться от подобной «азиатчины» в революционном процессе путём привнесения европейской (почти древнеримской!) рациональности и железной дисциплины в организацию антиправительственных действий фабрично-заводских рабочих Петрограда - того эксплуатируемого социального слоя, который занимал тогда столь же маргинальную позицию в социальном поведении, но уже по отношению к почвенническому этическому началу. Так же, как и крестьянство в шинелях, оторванное от своих очагов.
Большевистские вожди-западники и вовлечённые в революцию почвеннические массы: тактическое манипулирование первых последними
Посмотрим теперь на двуцивилизационность Русского мира как на первооснову глубины и масштабности катаклизма, называемого Великой революцией.
Нельзя отрицать, что в содержательной сути самого явления двуцивилизационности заложена некая латентная потенциальная конфликтность, которая в моменты обострений отнюдь не способствует спаду напряженности и стремлению восстановить общественный порядок. Наоборот, - склонна «подбрасывала поленья» в костёр гражданской войны.
Революционные события февраля 1917 года в Петрограде вовлекли широкие почвеннические массы в процесс кардинальной смены «старого режима» - т. е. существовавшего ранее двуцивилизационного порядка, при котором русские западники на протяжении более двуста лет являлись господствующим в обществе слоем - во многом провокационно, стихийно и, конечно же, добровольно.
И здесь нельзя не увидеть, что знаменитый безудержный пушкинский «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», имел неотвратимо-кровавую цивилизационную первопричину.
Мировая история знает, сколь жестоко в своей борьбе друг с другом ведут себя народы различных цивилизаций. Египетской и ассирийской, персидской и античной, западно-христианской и исламской. Даже поведение нацистов-гитлеровцев (порождение западной цивилизации) к побеждённым в 1940 году, но цивилизационно-близким французам, голландцам, датчанам отличалось от их репрессивной политики в отношении чуждых им народов русской культуры. А что уж говорить, когда два этих начала (почвенническое и прозападное) конфликтно переплелись в своём противоборстве в одной этно-исторической общности? Весьма симптоматично, что цивилизационно-прозападные народы окраинных территорий Российской империи - Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии, чьё национальное становление происходило в рамках католического и протестантского религиозного опыта и под влиянием немецкого и шведского быта, не пожелали (подобно жителям соприкоснувшихся с революционным насилием Германии и Венгрии) погрузиться в пучину кардинальной смены первооснов проевропейского цивилизационного порядка, которую российские большевики-западники в столь радикальной форме («грабь награбленное!») предложили почвенническому большинству русского народа - представителям иного цивилизационного начала, иных (не по «немецкому» закону!) представлений о справедливости.
Идеи социальной справедливости - есть достояние подавляющей части человеческих цивилизаций. Маркс был озабочен построением такой модели на западных цивилизационных основах. Ленин первоначально «воображал» её в некой двойственности: одновременное движение по пути, начертанному Марксом, плюс форсированное преображение русской народной толщи - почвы (антагониста Европы) в западный формат. Но не тут-то было: к весне 1921 года русская крестьянская почва «заколебалась» - отвернулась от потерявших чувство реальности воплотителей теорий военного коммунизма и победы всемирной революции - от «ниспровергателей всего и вся», - и принудила Ленина и правительство «народных» комиссаров вернуться на несколько лет к понятному массе здравому смыслу НЭПа под угрозой Кронштадтского и Тамбовского восстаний.
Трансформация внутрицивилизационных ориентиров у большевиков, захвативших власть
Теория «социалистической революции пролетариата во всемирном масштабе» (всего лишь одной из разновидностей социальных революций) была своеобразным фирменным опознавательным знаком европейского марксизма. Но и у данной амбиции были свои прародители с точки зрения цивилизационной причастности.
К середине XIX века Европа (Западный мир) наконец узнала границы ойкумены - того пространства, на которое реально может претендовать homo sapiens. В центре той Вселенной человечества стояла Европейская цивилизованность, добившаяся на тот момент наивысших успехов. Потому претензии её на мировое господство выглядели естественными для европейцев. Марксизм как порождение западной цивилизации, в той его части, которая называется «революционное ниспровержение существующего порядка», не мог быть не инфицированным той же болезнью, которая называется ГИГАНТОМАНИЯ и ПРЕТЕНЗИЯ НА ТОТАЛЬНОЕ ГОСПОДСТВО. Сразу заметим, что идея «всемирной революции» могла родиться не в одном идеологическом или цивилизационном опыте. История это подтвердила. Там, где есть претензия на мировое господство, можно обнаружить некую разновидность такой идеи. Ведь даже Гитлер говорил о национал-социалистической всемирной революции, а исламские радикалы сегодня проповедуют свой «всемирный джихад». В ситуации 1917-1922 годов сказалось тщеславное желание большевистских вождей сделать открытие родоначальника Маркса «венцом творения»...
Вместе с тем, нельзя не отметить, что перед Лениным и Троцким стояла и отдельная специфическая идеологическая задача, теорией Маркса не предусмотренная: уничтожение цивилизационно чуждой и враждебной Западу ИСТОРИЧЕСКОЙ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ. Той, к которой, несмотря на все имперские трансформации XVIII и XIX веков, русская народная почва продолжала испытывать почтение и патриотическую привязанность. К нашей отечественной государственности, заклеймённой Герценом как антинародное «самодержавие» и которая была столь ненавистна всем русским западникам, начиная от кадетов и заканчивая большевиками-ленинцами и троцкистами. … В ней - пусть не покажется это кому-то странным! - своеобразно, вне европейского понимания, зафиксировались почвеннические допетровские представления о «правильном» порядке во власти. Именно из присутствия почвеннических начал в нашей двуцивилизационности и явилась формула того порядка, всем хорошо известная как православие-самодержавие-народность.
В идеале это означало:
- понуждение людей к нравственному существованию (воспитывающая функция Церкви по отношению к грешащему человечеству);
- централизованное ПРОСВЕЩЁННОЕ управление с элементами сакральности (Богом данный самодержец!) безо всяких партийно-корпоративных элементов в виде западного парламентаризма и непрямой демократии;
- и народность через общую заботу о предоставлении возможностей реализовать себя не только способному, но и помочь слабому, немощному. Судить человеческие споры не только по Закону (как на Западе), но и по Справедливости (как, скажем, в Китае).
Разумеется, смотря из исторической дали, нельзя не увидеть, что через российских западников (включая бюрократический аппарат и императорскую фамилию) в ИСТОРИЧЕСКУЮ РУССКУЮ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ проникала та «европейская просвещенность» (Госдумы, партии и пр.), что подтачивала её основы уже с этой, как бы правящей в обществе стороны.
Первые революционные попытки разрушить русскую государственность начались в апреле 1917 года, после проезда через Германию и Швецию знаменитейшего «пломбированного вагона», в котором пробирались в Россию 29 радикалов-большевиков во главе с Лениным. Учитывая, что все они, будучи марксистами-западниками, прожив многие годы в Европе, идеологически и ментально были противниками исторической русской государственности, предположить направленность их дальнейшей деятельности было несложно.
В последующие шесть-десять лет произошли уход из политической жизни Ленина, постепенный отказ руководства СССР от идеи всемирной революции, оттирание от власти Троцкого и других большевистских вождей-западников, вынужденное для верхушки партии компромиссное согласие на укрепление изменённого до неузнаваемости, но РУССКОГО ГОСУДАРСТВА.
Здесь принципиально будет отметить, что в дальнейшем, за весь период русской истории 1917-1991 годов, руководство ВКП(б)/КПСС вовсе не придерживалось изначальной установки НА РАЗРУШЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ КОНСТРУКЦИИ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА образца до 1917 года. Заявлять такое было бы нелепо.
... В исследовательском сообществе принято отмечать четыре периода советской истории, сопряжённых с целевой установкой на формирование прочной государственной конструкции для «нового строя»:
1) Ленинско-троцкистский период (1917 - середина 1920-х годов): установка на всемирную революцию, на идею, несомненно, глобалистскую, рождённую в горниле радикалистских поисков западно-цивилизационного революционного опыта. Создание СССР в декабре 1922 года как первый камень в фундамент новой формы антигосударства - отнюдь не наследия-трансформации Российской империи, а ВСЕМИРНОГО СОЮЗА социалистических республик с последующим подключением к этому Союзу других преображённых пролетарскими революциями стран «нового мира»;
2) Сталинский период (конец 1920-х - 1953 годы): происходит переключение усилий и затрат с несбыточности «всемирной революции» на создание Советской империи-крепости в окружении лагеря союзников-сателлитов. Данная цель была, несомненно, традиционно-государственнической (сопряжённой с опытом русско-православной цивилизации) и геополитически стояла гораздо ближе к прежней российско-имперской, чем ленинско-троцкистская. Сталин и его окружение постепенно изгоняют из руководства уже советских западников («троцкистов», «космополитов», др.), заменяя их большевиками-выходцами из почвеннических слоёв (Хрущёвым, Булганиным, А. А. Кузнецовым, Косыгиным, Сусловым, Брежневым, др.);
3) Хрущёвско-брежневский период (1953-1985 годы) отличает то, что он во многом профанирует идею СТАЛИНСКОЙ СОВЕТСКОЙ ИМПЕРИИ-КРЕПОСТИ и где-то потрафляет почвенническо-народным чаяниям о «добром царе», о «Емеле на печи», о «варениках-сам-в-рот-влетающих» - о справедливости. Так называемое, «коллективное руководство» - Политбюро ЦК КПСС - в доминанте своей было «из народа», с почвенническим менталитетом - со всеми достоинствами и недостатками такого своего социо-культурного опыта для управления процессами, происходящими в огромном разно-цивилизационном современном мире.
Историческое своеобразие данного периода состоит в том, что существование в таком нежизнеспособном режиме послесталинского государства-крепости, во многом копировавшего функциональную предназначенность базовых основ исторической русской государственности (только воспитывающее предназначение Церкви теперь стала выполнять Партия) и лишь пародировавшего западные «идеалы» в виде 99% участия граждан в выборах и 100% «одобрям-с!» на сессиях депутатов, не могло длиться десятилетиями. Относительно благополучное существование Советского государства в 1970-е годы подвело отсутствие ПРОСВЕЩЁННОГО (а обстоятельства требовали - выдающегося!) управления на самом верху, отсутствие у почвеннических масс САКРАЛЬНОЙ ВЕРЫ в своих руководителей и культивирование в сознании правящего советского слоя опять же ЗАПАДНИЧЕСКИХ цивилизационных ценностей, … на которые нас ориентировал ещё «великий Ленин».
4) Горбачёвско-перестроечный период (1985-1991): народившаяся новая генерация западников в руководстве КПСС (Горбачёв, Яковлев, Шеварднадзе, Ельцин, др.) окончательно «отменила» сталинскую модель государства-крепости с одновременным отказом от уникального опыта, вызревшего в процессе большевистских заигрываний с народом от Ленина («мир - народам, земля - крестьянам, фабрики - рабочим!») до Сталина («Жить стало лучше. Жить стало веселее»), а также в практике послесталинского частичного удовлетворения патриархальных почвеннических чаяний о некой абстрактной «справедливости» (расцвет этого «удовлетворения» приходится на брежневские 1970-е годы).
Причин рождения этой новой генерации западников в ставшей к моменту смерти Сталина как будто уже «окончательно-народной» и почвеннической КПСС ДВЕ:
а) Большевизм, идеологией которого является марксизм-ленинизм, изначально всё же есть порождение западного цивилизационного опыта. Запад в итоге пришёл к КУЛЬТУ ПОТРЕБИТЕЛЬСТВА. Русский большевизм, дрейфуя в фарватере его обще-идеологических поисков, тоже провозгласил своей конечной целью: «Каждому по ПОТРЕБНОСТЯМ!»
б) Русское образование с XVIII века (и среднее, и высшее), с момента институционального рождения, своей пуповиной было привязано к опыту западного образования (заметим: не к исламскому, не к китайскому образцам). Соответственно, вирусы «западных эпидемий» посещали у нас, прежде всего, так называемые образованные слои населения. Расцвет утилитаризма, специализированности знания в ХХ столетии и пренебрежение гуманитарным знанием (в какой-то степени хранителем цивилизационно-национального своеобразия культуры) приводят к ещё большему доминированию в этих организующих жизнь общества слоях прозападных начал.
…… И всё же уже в XXI веке двуцивилизационное совместное общежитие западничества и почвы в России продолжается.
Русской революции, руководимой большевиками, ни в 1917-м, ни в последующие 74 года не хватило ни физических, ни духовных, ни нравственных сил, способных кардинально изменить состав «русской почвы».
Эта неистребимая могутность русского корня впечатляет. И заставляет задуматься.
(Окончание в следующем номере журнала)
afanasevshirocov@yandex.ru