Об этичном поедании животных и растений
Вот уже несколько лет растёт число вегетарианцев. Кто-то, возможно, просто не знает, где купить хорошее мясо и как его вкусно приготовить, а массовка из супермаркета, безусловно, не вызывает аппетит. Кто-то отказался, потому что не хочет убийств, посмотрев документальные фильмы о мясной промышленности или не посмотрев их.
Однако убийство убийству - рознь. Понятно, что забойные цеха - это конвейеры пыток, страданий и смерти. Нечто иное - когда человек сам смотрит в глаза животному, которое собирается съесть. Всё сказано Симбе королём-Львом: "Сначала мы едим оленей, а потом, когда умираем, сами становимся пищей для растений, которые попадают в желудок оленям". Таков круговорот еды в природе. Однако понимание круговорота не избавляет от проблемы взгляда. При чём не важно, растение это или животное - как известно, деревья тоже плачут. И пшеница тоже - :
Вот она, суровая жестокость,
Где весь смысл - страдания людей!
Режет серп тяжелые колосья
Как под горло режут лебедей.
Наше поле издавна знакомо
С августовской дрожью поутру.
Перевязана в снопы солома,
Каждый сноп лежит, как желтый труп.
На телегах, как на катафалках,
Их везут в могильный склеп - овин.
Словно дьякон, на кобылу гаркнув,
Чтит возница погребальный чин.
А потом их бережно, без злости,
Головами стелют по земле
И цепами маленькие кости
Выбирают из худых телес.
Никому и в голову не встанет,
Что солома - это тоже плоть!..
Людоедке-мельнице - зубами
В рот суют те кости обмолоть
И, из мелева заквашивая тесто,
Выпекают груды вкусных яств...
Вот тогда-то входит яд белесый
В жбан желудка яйца злобы класть.
Все побои ржи в припек окрасив,
Грубость жнущих сжав в духмяный сок,
Он вкушающим соломенное мясо
Отравляет жернова кишок.
И свистят, по всей стране, как осень,
Шарлатан, убийца и злодей...
Оттого что режет серп колосья,
Как под горло режут лебедей.
Как же глядеть им, поедаемым, в глаза? Об этом можно прочитать у Кастанеды в "Путешествии в Икстлан":
...- Ты хочешь сказать, что охотишься для того, чтобы жить.
- Я охочусь для того, чтобы жить. Я могу жить повсюду на земле. Он указал рукой на все окружение.
- Быть охотником значит, что ты много знаешь. Это значит, что ты можешь видеть мир по-разному. Для того, чтобы быть охотником, нужно быть в совершенном равновесии со всем остальным. Иначе охота превратится в бессмысленное повседневное занятие. Например, сегодня мы поймали змейку. Я вынужден был извиниться перед ней за то, что прервал ее жизнь так внезапно и так окончательно. Я сделал то, что я сделал, зная, что моя собственная жизнь так же будет оборвана однажды тем же самым образом - внезапно и окончательно. Так что в целом мы и змеи на одной ступеньке. Одна из них накормила нас сегодня.
- Я никогда не понимал такого равновесия, когда я охотился, - сказал я.
- Это неправда, ты не просто убивал животных. Ты и твоя семья ели дичь. Его заявление несло в себе уверенность человека, который был там. Разумеется, он был прав. Были времена, когда я снабжал случайным мясом дичи всю мою семью...
...Он объяснил, что человек, который собирает растения, каждый раз должен извиняться за то, что он берет их, и должен заверить их, что когда-нибудь его собственное тело будет служить для них пищей. - Так что в общем, растения и мы сами равны, - сказал он. - ни мы, ни они не являются ни более важными, ни менее важными...
Однако убийство убийству - рознь. Понятно, что забойные цеха - это конвейеры пыток, страданий и смерти. Нечто иное - когда человек сам смотрит в глаза животному, которое собирается съесть. Всё сказано Симбе королём-Львом: "Сначала мы едим оленей, а потом, когда умираем, сами становимся пищей для растений, которые попадают в желудок оленям". Таков круговорот еды в природе. Однако понимание круговорота не избавляет от проблемы взгляда. При чём не важно, растение это или животное - как известно, деревья тоже плачут. И пшеница тоже - :
Вот она, суровая жестокость,
Где весь смысл - страдания людей!
Режет серп тяжелые колосья
Как под горло режут лебедей.
Наше поле издавна знакомо
С августовской дрожью поутру.
Перевязана в снопы солома,
Каждый сноп лежит, как желтый труп.
На телегах, как на катафалках,
Их везут в могильный склеп - овин.
Словно дьякон, на кобылу гаркнув,
Чтит возница погребальный чин.
А потом их бережно, без злости,
Головами стелют по земле
И цепами маленькие кости
Выбирают из худых телес.
Никому и в голову не встанет,
Что солома - это тоже плоть!..
Людоедке-мельнице - зубами
В рот суют те кости обмолоть
И, из мелева заквашивая тесто,
Выпекают груды вкусных яств...
Вот тогда-то входит яд белесый
В жбан желудка яйца злобы класть.
Все побои ржи в припек окрасив,
Грубость жнущих сжав в духмяный сок,
Он вкушающим соломенное мясо
Отравляет жернова кишок.
И свистят, по всей стране, как осень,
Шарлатан, убийца и злодей...
Оттого что режет серп колосья,
Как под горло режут лебедей.
Как же глядеть им, поедаемым, в глаза? Об этом можно прочитать у Кастанеды в "Путешествии в Икстлан":
...- Ты хочешь сказать, что охотишься для того, чтобы жить.
- Я охочусь для того, чтобы жить. Я могу жить повсюду на земле. Он указал рукой на все окружение.
- Быть охотником значит, что ты много знаешь. Это значит, что ты можешь видеть мир по-разному. Для того, чтобы быть охотником, нужно быть в совершенном равновесии со всем остальным. Иначе охота превратится в бессмысленное повседневное занятие. Например, сегодня мы поймали змейку. Я вынужден был извиниться перед ней за то, что прервал ее жизнь так внезапно и так окончательно. Я сделал то, что я сделал, зная, что моя собственная жизнь так же будет оборвана однажды тем же самым образом - внезапно и окончательно. Так что в целом мы и змеи на одной ступеньке. Одна из них накормила нас сегодня.
- Я никогда не понимал такого равновесия, когда я охотился, - сказал я.
- Это неправда, ты не просто убивал животных. Ты и твоя семья ели дичь. Его заявление несло в себе уверенность человека, который был там. Разумеется, он был прав. Были времена, когда я снабжал случайным мясом дичи всю мою семью...
...Он объяснил, что человек, который собирает растения, каждый раз должен извиняться за то, что он берет их, и должен заверить их, что когда-нибудь его собственное тело будет служить для них пищей. - Так что в общем, растения и мы сами равны, - сказал он. - ни мы, ни они не являются ни более важными, ни менее важными...