«...грохнет взрыв»
Листал тут журнал «Страна и мир», неисповедимыми путями попавший ко мне в руки. Журнал из 1990 года, но статья, выдержки из которой хочу предложить вниманию читателей, как мне кажется, в актуальности почти не утеряла, - что приходится констатировать с грустью, ибо прогресса нашей державы в жизненно важных для неё сферах, получается, за четверть века не наблюдается. Заканчивается такое положение, как правило, весьма плохо.
Да, ежели кто статью восхочет в полном виде, то для просьбы есть комментарии :о)
Р. Бахтамов. ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ
Нынешнее состояние советской идеологии можно определить одним словом: хаос. Общественный строй - гуманный, демократический социализм; система хозяйствования - планово-рыночная экономика; государственная структура - сильные республики, сильный центр.
Трудно сказать, на кого рассчитано это варево. Думаю, сами создатели новой идеологии понимают, что для практических целей она не пригодна. Поэтому пропаганда, наряду с официальной версией, предлагает публике иную - не столь «научную», зато имеющую хоть какое-то отношение к реальному миру.
Пропаганда строилась на противопоставлении, на бесконечных рядах антонимов. У них - кризисы, безработица, нищета, национальная рознь. У нас - планомерное развитие производства, полная занятость, рост благосостояния, дружба народов.
С некоторых пор направленность изменилась. Теперь нас убеждают - деликатно и ненавязчиво, - что все обстоит наоборот. Что мир един, что люди и там, и здесь сталкиваются, в общем, с теми же проблемами и решают (или не решают) их одинаково. Мы признаем частную собственность, они - плановое начало; они пытаются ограничить безработицу, мы ее допускаем - хотя и в ограниченных пределах; и они, и мы стоим перед угрозой экологической катастрофы, ищем выход из «квадратуры» атомных станций, стремимся совместить центробежные силы национализма, раздирающие государство, с центростремительными силами экономической интеграции.
Таким образом, налицо вполне четкая идеологическая установка - не на противопоставление, а на единство, совпадение, сближение. Нам говорят: если к этому единству (концу истории?) человечество еще и не пришло, то оно к нему стремительно идет - хоть и с разных концов.
Платформа не только новая, но и весьма серьезная. Настолько серьезная, что если в советском идеологическом хаосе можно выделить определяющую тенденцию, то вот она, перед нами. Зачем менять систему, которая в конечном счете похожа на другую, вполне себя оправдавшую? Надо лишь позволить ей эволюционировать, двигаться по тому пути, который она свободно выбрала.
Самое удивительное, что в новой идеологической платформе немало такого, что делает ее похожей на правду. Именно поэтому человек, достаточно долго проживший на Западе, не может от нее отмахнуться, как отмахивается советский гражданин, который в совершенстве владеет приемом познания мира по принципу «от обратного». Коль скоро советская пропаганда уверяет, что это черное, то ясно, что в действительности оно ослепительно белое. Как первый, только что выпавший снег.
...если, например, для викторианской Англии главной ячейкой «своего» мира была семья - общность малая, замкнутая на себе, то в XX столетии семью сменили класс и нация - общности большие и несравненно более агрессивные, для которых «чужие» - это не просто не свои, но уже враждебные. Именно ненависть к чужим и составляет общую базу таких (во многом различных) движений, как коммунизм и национал-социализм.
Признаем, что тенденция идентифицировать себя по национальному признаку стала в XX веке определяющей. Можно этому удивляться, можно печалиться, но факт остается фактом: люди ощущают свою общность в рамках не семьи, класса или человечества, но главным образом - нации.
Тенденцию эту нужно принимать, очевидно, как данность. Тем более, что в делении людей на одних и других, вообще говоря, нет ничего худого. Худое начинается с противопоставления, с превращения других в чужие и враждебные.
Ленин был осторожнее и «деликатнее» своего преемника: как представитель господствующей нации он лучше понимал чувства малых народов и проявлял готовность с ними считаться - хотя бы в известных пределах. Столь же ясно, однако, что он (как и Сталин) считал эти чувства атавизмом, чем-то таким, что постепенно отомрет, атрофируется, растворится в идеях несравненно более мощных: классовой борьбе, мировой революции, переходе к коммунизму.
А коль скоро это так, не столь уж важно в конечном счете, в состав какой республики, Армении или Азербайджана, войдут Нагорный Карабах и Нахичеванская АССР, будут ли три закавказских народа существовать отдельно или объединятся в федерацию, где пролягут границы между Узбекистаном и Таджикистаном. Неизмеримо важнее другие границы - между бедными и богатыми, пролетариатом и крестьянством. Как писал один из руководящих деятелей той эпохи: «Были бы солнце и Советская власть!»
Сталина подобные тонкости вообще не интересовали. Для него национальные чувства были инструментом политики - одним из тех инструментов, с помощью которых он манипулировал населением. Однако и его преемники не видели здесь проблемы. Легкость, с которой Хрущев «подарил» Украине Крым, - лишь наиболее известный, но далеко не единственный пример такого рода беспечности. Лозунг нерушимой дружбы народов повторялся так часто, что, похоже, сами вожди в него поверили. Недели, декады, месячники дружбы... демонстрации, плакаты, поэмы, стихи, новая историческая общность - советский народ... все больше людей считает родным языком русский... А что противостоит этой тенденции? В общем, ничего, разве что кучка националистов где-нибудь в Грузии или на Украине.
Началом конца дружбы народов принято считать события в Казахстане - самой, пожалуй, денационализированной из республик. Полагаю, Горбачев искренне удивился. Замена одного руководителя другим была делом рутинным. Какая этим казахам разница, кого назначат первым секретарем ЦК республики: казаха или русского?
Советский Союз имеет мало общего с традиционной империей: не только с британской или французской, но и с дореволюционной российской. И это понятно. Всякая империя (по крайней мере с момента появления наций) строилась по национальному признаку: метрополия эксплуатировала колонии в интересах господствующей нации.
Обнаружить в СССР следы такой - национальной - эксплуатации едва ли возможно. Разумеется, каждая республика может предъявить «центру» уйму претензий - длинный перечень действий, которые нанесли ей ущерб. Монокультура хлопка в Средней Азии. Строительство вредных химических предприятий в Армении. Создание агропромышленных комплексов в Молдавии. Хищническая эксплуатация нефтяных месторождений в Азербайджане. Неумеренный вывоз продуктов питания из Прибалтики. Все так. Однако нет ни малейших свидетельств того, что эти действия совершались в интересах «господствующей нации», русского народа, и привели к его обогащению за счет других, «угнетенных» наций.
Более того, можно привести и сколько угодно противоположных примеров. Использование средств Российской Федерации для развития других республик, искусственно заниженные цены на сырье (добываемое преимущественно в РСФСР), строительство самых современных предприятий не в центре, а на окраинах и т.д. Да и уровень жизни населения «метрополии» мало отличается от «колониального». Правда, в РСФСР он несколько выше, чем в Туркмении или Узбекистане, но ниже, чем в Литве, Латвии или Эстонии. И если местный «национализм» жестоко преследовался, то столь же жестоко искоренялось и русское национальное самосознание.
...попытки рассматривать советскую империю как империю российскую (или какую-нибудь иную) бесплодны, ибо не проясняют, а затуманивают истинную сущность явления.
На Западе, к примеру, широко распространена теория, согласно которой советский империализм прямо выводится из империализма российского. Доводы? Дореволюционная Россия, начиная то ли с Ивана Грозного, то ли с Ивана Калиты, проводила политику захватов, присоединяя к своей территории соседние земли. Ту же политику проводил, как известно, Советский Союз. Значит... А ведь это ровно ничего не значит. Потому что внешнее сходство мало что доказывает. Важны не сами действия, важны мотивы, по которым эти действия совершаются.
Столь же наивны отечественные теории, объясняющие все национальной принадлежностью очередного хозяина страны. Можно допустить (да и то с изрядной натяжкой), что в каких-то частностях у того или иного вождя существовали национальные предпочтения. Однако в принципиальных вопросах они были едины: интересы империи, интересы строя были для них неизмеримо выше национальных симпатий и антипатий.
...без понимания того, что у Советской империи всегда существовали свои интересы, отличные от интересов любой нации, входящей в состав Союза, разговор по национальному вопросу теряет смысл. Уже в первые послереволюционные годы большевики обнаружили, что основные идеи марксизма непродуктивны и не пользуются поддержкой подавляющей массы населения. С этого момента их главной целью стало удержание власти. Решению главной задачи было подчинено все: коллективизация, индустриализация, создание мощной военной промышленности, расширение империи, распространение ее влияния на любые районы, которые оказывались в поле ее досягаемости. Идея «мировой революции», «последнего решающего боя» никогда не предавалась забвению. Напротив, с годами, по мере того, как строй все полнее демонстрировал свою ущербность, идея обретала все большую актуальность. Только победа в мировом масштабе могла обеспечить устойчивость системы на вечные времена. Смешно думать, что хоть кто-то из вождей мог забыть об этом. Расхождение между Сталиным и Троцким было сугубо тактическим. Речь шла о методах. «Кавалерийской атаке» на капитализм Сталин предпочел медленную и хорошо подготовленную осаду - постепенное усиление позиций перед решающим боем.
Ни одна империя - ни британская, ни российская, ни даже римская - таких глобальных задач перед собой не ставила. И не могла ставить. Во-первых, потому, что в этом не было необходимости. Во-вторых, национальный «ресурс» любой национальной империи ограничен численностью господствующей нации. Людской потенциал советской империи был неисчерпаем, ибо ее господствующий класс формировался совсем по иному признаку, а ее идеологией был интернационализм. Космополитизм не случайно был ей враждебен. Ей нужны были не «граждане мира», а сообщники, люди любой национальности, готовые стать под знамена социальной империи, чтобы утверждать эту систему отношений во всем мире.
...споры 20-х годов - о федерации, конфедерации, правах республик - носили отвлеченный характер. Уже тогда было очевидно, что победит схема государственного устройства, наилучшим образом отвечающая сверхзадаче - усилению власти господствующего класса и распространению ее на весь остальной мир. Союз свободных республик для этой цели не годился. Поэтому и так называемый Союзный договор, и статьи 3 и 4 Конституции 1924 года, декларирующие суверенитет республик и право их выхода из СССР, были фикцией. Но фикцией, существенно важной для фасада того мифического государства, которое стремились изобразить в Кремле. Поэтому чем жестче проводилась политика централизации, тем больше внимания уделялось отделке фасада. Патока лилась рекой. Недели дружбы, декады дружбы, месячники дружбы. Впечатляющие цифры успехов каждой республики: рост производства... число кандидатов и докторов... расцвет науки и культуры...
В этом красочном театральном действе трудно было отличить действительное от мнимого. Да это и не имело значения. Кандидатами химических наук становились люди, не знавшие формулы серной кислоты; хирургами - не умеющие держать скальпель; целые национальные литературы создавались трудами переводчиков. Вряд ли все это делалось сознательно, с ясным намерением лишить народы окраин собственной интеллигенции и тем теснее привязать их к центру... Важно было сейчас, как можно скорее, украсить фасад. Советскую империю строили временщики - люди, которые кожей ощущали призрачность этого мира: непрочность и собственного положения, и всей конструкции. Они чувствовали, что все это скоро кончится - то ли мировой войной, то ли всемирным потопом. Какие уж тут последствия...
...пришло время подводить итоги. Мало того, что они печальны, главное, что каждой республике они навязаны извне. Невозможно представить, чтобы сами узбеки решили травить себя монокультурой хлопка, сами украинцы - строить под Киевом смертельно опасную Чернобыльскую АЭС, сами армяне - уничтожить национальную святыню Севан, сами литовцы, латыши, эстонцы - провести коллективизацию. Но если не они, то кто? Ссылка на центр ничего не дает. Если все это делал центр, то в чьих интересах? Должно быть, в интересах русских, нации-колонизатора.
Однако русские тоже с полным основанием могут утверждать, что и собственно Россия, и русские как нация от этого ничего не выиграли и пострадали никак не меньше других. Россия может перечислить свои Севаны, свои монокультуры, свои (путь потенциальные) Чернобыли. Эти нелепые, бессмысленные, чудовищные решения русские тоже принимали не сами. У них даже ведь и собственной власти не было: ни партии, ни комсомола, ни Академии наук. Значит, люди, сидевшие на самом верху (а там были и грузины, и евреи, и узбеки, и латыши, и азербайджанцы), действовали в интересах кого-то другого.
Ни одна из республик (включая Россию) не вошла в Союз добровольно. Они были включены в единое государство силой. Многие к тому времени не имели или давно утратили опыт собственной государственности. Из «тюрьмы народов» старого типа их перевели в новую. В этой новой тюрьме им ежедневно читали лекции о суверенитете, о дружбе народов, расцвете нации. На деле же они не пользовались даже элементарной самостоятельностью - свободой принимать решения хотя бы по частным вопросам и отвечать за последствия собственных действий. Решения же, которые им навязывали, почти всегда были губительны. Странная двойственность их положения должна была породить у людей сложный психологический набор: стремление к независимости и комплекс неполноценности, ненависть к «чужим» и глухое, неосознанное раздражение против всего на свете, склонность к мгновенной, взрывной реакции и поразительную политическую инфантильность. Результирующей этого конгломерата чувств и явились те мощнейшие центробежные силы, которые сегодня раздирают не только страну, но и каждую республику...
В нормальном государстве (пусть даже империи) центробежным силам противостоят центростремительные, противостоит польза, которую приносит его провинциям жизнь под одной крышей... Советский Союз - система особого рода. В свое время Анатолий Аграновский, журналист и исследователь, предлагал коллегам любопытный вопрос: возможен ли торговый обмен, который для всех партнеров убыточен? Поколебавшись, коллеги ответили, что нет, кому-то он все-таки выгоден. И - ошиблись: убедительно, с цифрами и фактами, Аграновский доказал, что именно так обстоит дело в СЭВ, Совете экономической взаимопомощи. На этой «взаимопомощи» теряют все: и ельскохозяйственная Болгария, и промышленная Чехословакия, и индустриально-аграрный Советский Союз.
Республики производят не то, что им выгодно, не тем способом, каким следовало бы, используя не ту технику, технологию, материалы, которые приняты в цивилизованном мире. Все это им навязывают. О какой же экономической эффективности можно говорить в таких условиях?
Любая советская республика на протяжении десятков лет была изолирована от мирового рынка, от современной науки, техники, технологии, организации труда и производства. Она не просто застыла в своем развитии... но деградировала. Атрофировались за ненадобностью инициатива, предприимчивость и добросовестность, были во многом утрачены стимулы деятельности. К этим субъективным факторам надо добавить объективные разрыв экономических связей с прежними поставщиками и потребителями, тяжелое экологическое наследие, однобокое развитие, ориентированное на нужды метрополии, устаревшее оборудование и проч.
Короче, республике, отделившейся от Союза, предстоит начинать не просто с нуля, а с величины отрицательной. Это справедливо даже для Литвы, Латвии, Эстонии, имевшим в недавнем прошлом опыт собственной государственности и уже по одному этому менее подверженным разлагающему воздействию советской системы хозяйствования. Что же говорить о Грузии и Азербайджане, которым предстоит учиться буквально всему: национальной, политической и религиозной терпимости, умению работать, своеобразной селекции - отделению настоящих специалистов от «образованщины», искоренению коррупции, принявшей характер национального бедствия, от той практики «подбора кадров» по признаку землячества, что сильно смахивает на трайбализм.
Легко предвидеть, что первым шагом отделившегося государства станет изменение общественного строя - переход к нормальной рыночной экономике. А эта экономика (то ли вопреки советской пропаганде, то ли именно благодаря ей) в сознании миллионов людей ассоциируется с изобилием товаров, высоким уровнем и качеством жизни, свободой и благополучием. Вероятно, массовое сознание в какой-то мере идеализирует рыночную экономику, полагая, что переход к ней позволит решить все и всяческие проблемы. Специалисты (а они есть в любой республике) оценивают ситуацию трезвее. Но и они высказываются за независимость в уверенности, что хуже не будет. Ибо хуже - некуда.
Вообще-то это утверждение представляется спорным: если «лучше» имеет пределы, то «хуже» - нет. Однако бесспорно другое. Тяготы, которые лягут на плечи отделившейся республики, будут тяготами ее собственными, а не навязанными ей извне чужим народом и чужим строем. Этим вроде бы нематериальным фактором не следует пренебрегать.
Система противоестественна. Это ее изначальное свойство с особой отчетливостью проявляется в двух моментах: в полнейшем игнорировании человеческой природы и в глубочайшем безразличии к реальности. Там, где любая нормальная система стремится достичь нужных ей результатов, используя такие свойства человека и людского сообщества, как выгода, личный (или групповой) интерес, социализм действует силой, навязывая человеку модель поведения, противоречащую его природе и интересам, но отвечающую неким догмам, возведенным в ранг высшей истины. При таком подходе важна уже не реальность, а ее отображение. Чем больше этот мираж соответствует догме, тем правильнее и лучше действительность.
Советская модель буквально нашпигована примерами подобного рода. Навязав руководителям Узбекистана нереальный план и повышенные обязательства, от них требовали еще и перекрыть эти фантастические цифры. Чем, хлопком? Конечно, нет. Хлопок тут дело десятое, одни цифры надлежало перекрыть другими, еще более высокими. Не надо думать, что это просто игра. За коловращением цифр стоит символика успехи социалистического соревнования, дальнейший подъем экономики, очередное торжество ленинской национальной политики. И бездействующий канал «Волго-Дон-2» стоимостью в 137 миллионов, и убыточный БАМ, на который угробили миллиарды, в высшем смысле полезны, ибо служат утверждению догм: народной стройки, трудового энтузиазма, неисчерпаемых возможностей социализма.
В этих условиях было бы противоестественно, если бы отношения центра с республиками строились на основе общего интереса, взаимной выгоды.
...республики склонны оценивать свои перспективы не столько по будущим законодательным актам, сколько по нынешнему состоянию дел. А состояние это плачевно. И в Алма-Ате, и в Нагорном Карабахе, и во всех других горячих точках центральные власти продемонстрировали свою фатальную неспособность решать проблемы иначе как силой, свое неумение (и нежелание) считаться с чувствами народов. Даже в Прибалтике, где конфликтов, в сущности, не было и все сводилось вначале лишь к изменению системы хозяйствования, руководство страны проявило прямо-таки ослиное упрямство: оно никак не могло допустить, чтобы местные власти провели ту самую перестройку, которую столько лет декларирует Горбачев.
Принятый в начале апреля «Закон о порядке решения споров, связанных с выходом союзной республики из СССР» замечателен не только сам по себе, но и как свидетельство общих тенденций в национальном вопросе.
Первое, что привлекает внимание в этом документе, - его основная посылка. Законодатель явно исходит из того, что нынешняя ситуация сохранится. Иными словами, республика всегда будет заинтересована в выходе из Союза, а задача Союза (то есть центра) всегда будет состоять в том, чтобы всеми правдами и неправдами ее удержать. Эта общая направленность выражена настолько явно, что читать этот документ неприятно и просто стыдно. Неужто руководители великой страны сами убеждены, что союз народов в рамках этого государства не содержит в себе ничего привлекательного и единственный шанс удержать их в составе СССР - бесчисленные рогатки на пути выхода? Если так, у страны нет перспективы.
Похоже... что авторам нового закона чужда сама мысль о равноправии бывших провинций, о том, что претензии могут быть не только у Союза к республике, но и у республики к Союзу. Условия выхода подозрительно напоминают условия капитуляции: таким языком победитель в войне говорит с побежденным. Тон этот удивления не вызывает. За семьдесят лет советские руководители настолько привыкли разговаривать со «своими» (да и с чужими) народами языком приказов и уголовного кодекса, что понадобится, видимо, немало времени, прежде чем они осознают сегодняшнюю реальность.
...если центр намерен и дальше строить свои отношения с народами страны на основе не взаимной выгоды, а силы, шантажа, сомнительных комбинаций, то ясно, что напряженность в отношениях будет нарастать. И дай Бог, чтобы те, кто определяют политику, осознали опасность раньше, чем грохнет взрыв.