ЕЩЁ ИЗ БИБЛИОГРАФИЧЕСКИХ ЗАПИСОК С ЭПИГРАФАМИ
Опубл.: Голос надежды. Новое о Булате. Вып. 7. М.: Булат, 2010. С. 493-497.
Об одном «несуществующем» поэте,
книгу которого перевёл Окуджава
Переводчики - это хлопотливые
сводники, всячески выхваляющие нам
полускрытую вуалью красавицу.
И.-В. Гёте
А Роберт Фрост будто бы говорил, что поэзия - это то, что гибнет в переводе. Бывает и наоборот: талантливый переводчик и из дурнушки сделает красавицу, и поэзию в подстрочник вдохнёт.
Широко известно, что Булат Окуджава много занимался литературными переводами - в основном после своего возвращения в Москву, в конце пятидесятых, а также в шестидесятые. Иногда поэт даже отсчитывал с них начало своего пути к читателю.
Раньше я всё писал «в стол». Никто меня не знал и не печатал. Потом я занимался переводами, кого-то заинтересовали мои стихи. Так, очень медленно, я попал в литературу[1].
Переводил он стихи своих грузинских друзей, а для заработка, как сам говорил, любил переводить плохих поэтов из братских республик Советского Союза и из так называемых «стран народной демократии».
С этой областью литературной деятельности писателя связана следующая история.
В недавно обнаруженном и доселе не публиковавшемся фрагменте интервью 1995 года мне попались интересные сведения. Журналисты, пришедшие к поэту в израильскую гостиницу, затронули тему его переводческой деятельности. И в частности, был задан вопрос о знании языков. Булат Шалвович признался, что с грехом пополам может общаться на английском, а в работе над переводами пользовался исключительно подстрочниками:
...Всё по подстрочнику. И даже, было, дошло до абсурда. Потому что ко мне приехал один грузинский поэт, мы познакомились... И он попросил меня перевести его книжку, сделал мне подстрочник с помощью кого-то... Я с удовольствием перевёл. И эта книжка была опубликована. И вдруг начался скандал. Потому что грузинские поэты говорят, что он не поэт вообще. Он вообще не поэт, никто его не знает. (А хорошие стихи получились <по-русски>.) Был скандал. Он сейчас не известен вообще, не существует... [2]
На первый взгляд описанная история чуть ли не фантастическая, и её предстояло проверить. Из сказанного Окуджавой вытекает, что это была именно а) книга переводов б) с грузинского языка, и в) сделанных целиком им одним, без привлечения других переводчиков.
Этим условиям в его практике отвечает только одна книга, и вот как она обозначена в известной библиографии И. Ханукаевой:
Мирнели М. Горная тропа: Стихи: Пер. с груз. / [Худож. М. Эльцуфен]. М.: Совет. писатель, 1965. 62 с.
Оставалось проверить мысль о том, что Мириан Мирнели (если Окуджава имел в виду именно его) - вообще не поэт... <он> не существует.
На русскоязычном пространстве Интернета поисковые системы действительно не находят ни одного упоминания фамилии М. Мирнели в ряду грузинских поэтов, ни одной рецензии на его творчество, ни одного мемуарного эпизода с его участием... Однако по данным Ленинской библиотеки известно ещё о двух московских стихотворных сборниках этого автора: «Синие истоки», который перевёл Лев Дубаев в 1974-м (переводы, заметим, - авторизованные), и «Солнце в тростниках» 1983 года издания в переводе Инны Кашежевой.
Зато в Интернете можно найти сведения о том, что Мирнели - псевдоним Мириана Михайловича Циколиа, лингвиста, специалиста по кавказским языкам, доктора филологических наук (1974), ведущего специалиста АбНИИ языка, литературы и истории им. Д. И. Гулиа АН ГССР. Видимо, именно из уважения к заслугам учёного в беседе с журналистами Окуджава предпочёл не называть его поэтического псевдонима.
Начало писательской карьеры М. Мирнели на родине началось с книги стихов «Вглядываюсь в прошедшее», увидевшей свет в 1958 году (Сухуми: Госиздат) [3]. На сайте «Библус» и в электронном каталоге РГБ отыскались ещё девять(!) стихотворных книг этого автора, изданных на родном языке в единой тогда Грузии[4]. В большинстве своём они вышли в сухумском издательстве «Алашара», уже после двух московских: «Горы и родники», 1979; «Абхазские стихи», 1983; «Отпечаток на глиняной табличке», 1984; «Ливень над дубравами Иверии», 1987; «Лесная фантазия», 1989; «Белая колокольная», 1991. А с 1982-го поэта издавали в грузинской столице, где вышли ещё три его книги: «Пурпурное небо», 1982; «Пел тростник», 1987; «Пришёл я, светлый столп», 1988. Возможно, и это не все издания стихов Мирнели, поскольку оба источника умалчивают даже о его книгах 1958-1974 годов, известных нам.
Другими словами, перед нами вполне успешный поэт, издаваемый не только у себя в провинции, но и на республиканском уровне, и на всесоюзном.
Получается, Окуджава насчёт не-существования такого поэта ошибся?
Скорее, это утверждение следует интерпретировать как качественную оценку творчества грузинского коллеги - в том же значении, что никто его не знает, и он сейчас не известен вообще. Для советских времён, когда количество издаваемых книг определялось не литературными достижениями, а лояльностью автора к властям, это явление (массово издаётся, но никому не известен) - сверхрядовое. То есть нужно учитывать ещё и другую сторону не-существования поэта: это его неизвестность за пределами его малой родины. Во всяком случае, похоже, что если не в 1995 году, то уж по состоянию на шестидесятые-семидесятые присутствие имени Мирнели на русскоязычном пространстве СССР подтверждалось исключительно московскими переводами Дубаева и самого Окуджавы. А с учётом упомянутого казуса, вызвавшего скандал в среде его грузинских коллег, его тезис о неизвестности = несуществовании такого поэта можно считать отчасти справедливым.
Очевидно также, что именно московские сборники проложили путь поэту Мирнели к грузинским (и абхазским) читателям. И особенно это относится к его первой московской книге, «освящённой» именем Окуджавы. Нельзя исключать, что этот сборничек 1966 года повлиял на решения Л. Дубаева, а тем более близкого к Окуджаве поэта И. Кашежевой взяться за переводы Мирнели. Так что такой первый шаг молодого поэта в большую Поэзию, как обращение в 1965-м году именно к Окуджаве, можно считать если не удачным, то чрезвычайно верно рассчитанным.
Приведу и ещё один аргумент в пользу того, что упомянутый скандал с переводами никому не известного поэта случился на самом деле. У любого издающегося «национального» писателя рано или поздно выходили в столице новые книги, куда частенько включались и произведения прошлых лет; кроме того, регулярно издавались в Москве и всевозможные поэтические сборники и антологии, обязательной составной частью которых были и стихи, оправдывающие широко рекламируемый лозунг о «единстве братских литератур». И когда-то выполненная работа даже спустя годы продолжала кормить переводчика за счёт таких переизданий. Однако после злополучного сборничка ни в периодике, ни в антологиях мне не удалось обнаружить окуджавских переводов Мириана Мирнели. Или никто из составителей и редакторов не брался печатать новоиспечённого поэта, или (что скорее всего) сам Булат Шалвович, попав по его милости в неприятную ситуацию, на эти свои переводы наложил вето.
Таким образом, в процитированных словах Окуджавы, которые однозначно отсылают нас к М. Мирнели, если и есть элемент гиперболы, то весьма небольшой. В сложившихся условиях нам трудно рассуждать о нынешней известности того или иного поэта в Грузии или в маленькой свободной Абхазии. Однако если интерпретировать это устное высказывание как «никто его не знает в России» или «его практически не знают русскоязычные читатели поэзии», - то оно и вовсе окажется чистой правдой. И не только по состоянию на 1995-й.
Ссылки:
[1] Окуджава Б. Высокое слово «Поэт» / [Беседовала] Е. Каширина // Студия: Лит. альм. дет. и юношес. творчества / Сост. Е. С. Абелюк, Н. В. Давыдова. М.: МИРОС, 1994. С. 4-11.
[2] Окуджава Б. Два дня в беседах с «музыкальным человеком» / [Беседовали:] М. Эпельзафт, А. Мазин // Голос надежды. Вып. 7. М., 2010. С. 148.
[3] См.: Матиташвили Б. В добрый путь, Мириан Мирнели!: [Рец.] // Молодой сталинец. Тбилиси, 1959. 10 янв.
[4] См. соответственно: http://www.biblus.ru/Default.aspx?auth=28q49s2; http://aleph.rsl.ru/F/?func=file&file_name=find-b&local_base=xbk.