Сентябрём по Чукотке.(окончание) Трудно отпускает Чукотка.
Всего десять дней прошло с тех пор, как я проезжал этими местами. Уже нет тех ярких цветов, потемнело всё вокруг, намокло. Придавило сверху тундру и обрамляющие её сопки низкими холодными облаками.
Тогда было желание на обратном пути остановиться здесь на два три дня, уйдя в сторону, насладиться хорошей рыбалкой, простором и волей, а сейчас, почему-то все больше хочется побыстрее миновать эту дорогу. Видимо, накопилась усталость. Так бывает.
На косе встречаю знакомого трассовика из Билибино. Внешне, он чем-то похож на Конюхова. Они с братом идут под загрузку на Эгвекинот, на неделю зависли здесь. Теперь ждут передачку с какой-то запчастью, отправленную с попутной машиной, а вместе с ней хлеба и антидепресанта... Прощаемся, едем дальше.
Переехав реку Угаткын, проезжаем вперёд на семь километров и, отъехав от дороги, становимся на косе реки Пучевейм. К компании двух машин везущих металлоконструкции на рудник «Двойной» присоединяется их знакомый на наливнике, везущем бензин в Билибино. Необходимые переговоры проведены, и дальше я поеду вместе с ним. Прямая машина до конечной точки, это лучше, чем сначала до Лелювейма, а оттуда еще на чём либо две сотни километров. В любом случае, там и движение уже оживленнее и, если летник вдруг кончится, можно пешком дойти, за пять, шесть дней.
Пока я собираю дрова, развожу костер, водители бреднем, пытаются наловить хариусов на уху и на жареху.
Но вода мутная и на подъёме, рыба где то отстаивается в карманах-ручьях. Кое как изловили пяток хариусов, но заниматься рыбой ни у кого нет настроения. Водку пить тоже никто не захотел. Так и убрали назад в машину.
Пьем чай, перекусываем, и в сумерках отправляемся дальше. Вперед мы с Романом, следом дядя Миша и его приятель.
Роман - молдаванин. На Чукотке уже лет шесть. Первые три года работал водителем «на дядю», потом, купил свою машину. Теперь, вроде как, сам по себе. Жалуется что в этом рейсе, машина постоянно ломается, что всё не так.
В сумерках, по чёрной тундре шарахаются уже перебелевшие зайцы.
Даже спрятавшихся меж облетевших кустов, их видно издалека. Количество их здесь таково, что весной, когда случаются миграции, бывает так, что по тундре стелется, буквально, ковер из зайцев. Знаю, представить такое трудно, но я в том, что так бывает, теперь ничуть не сомневаюсь.
До дорожной базы канадцев на Лелювейме, около полутора сотен километров. Сначала, Роман собирается ночевать там, а доехав, проезжает дальше.
Лелювейм в темноте форсируем без приключений, а через семь километров, на Яраквааме, умудряемся встать на броде, посреди реки. Сперва заглохнув, а потом, забуксовав и просев одной стороной, зарывшись в донную гальку.
Наверное, придется ночевать здесь. Холодный ветер, дождь переходящий в снег, подсвеченные луной разрывы облаков, тёмные кусты на берегу и сопки в отдалении, шумящая вода вокруг. Как-то так. Ночью кто-либо поедет едва ли. А если поедет, то, чтобы переехать через реку будет вынужден сначала помочь выбраться нам. Другого брода здесь нет.
Но, не проходит и часа, как вдали, напротив, появляются огоньки фар. Кто-то, поздно разгрузившись, решил добраться на ночлег до базы.
Вытянули, обтекаем на берегу. Перекусив, Роман сначала собирается ночевать здесь, но усилившийся, до почти сплошного, снег,- тревожит. Впереди перевалы, которые пока, несмотря на то что уже под снегом, еще проходимы. Опасаясь, что к утру их может завалить совсем или сделать ледяными, Роман решает ехать ночью, до долины на той стороне. Уговаривая сам себя вслух, что в долине за перевалом всегда теплее, и ночевать там будет лучше. Это если мы туда с его везучестью доедем.
И здравый смысл в его словах есть, и лезть ночью на уже заснеженный перевал, имея за спиной цистерну с бензином, не самая весёлая затея. В худшем случае, сгорим вместе, синим пламенем, где-нибудь под обрывом.
Перспектива такая мне не нравится.
На первых подъемах, на снегу еще видны заметаемые следы машин попавшихся нам навстречу, затем, после поворота на рудник "Двойной", уже нет.
Температура около ноля, и мокрый снег еще не схватился. Под колесами снежная слизь, почти мыло. Пока еще колеса продавливают её и цепляются за скальник, но когда снега станет больше, или его просто приморозит, удержать груженую машину на крутом подъёме, или спуске, будет сложно.
А впереди крутой подъем, с поворотом, на который мы уже наполовину влезли. Ползём в натяг. Роман советуется со мной, что делать. Пытаться влезть, или остановиться и надеть цепи.
Конечно цепи. Конечно, если сможет остановиться так, чтобы его не потащило назад.
Остановились. Надели на колёса цепи. Потихоньку тронулись, поползли дальше. С цепями намного спокойнее. Мне непонятно, почему он не обул в них колеса сразу но, рассуждать об этом нет смысла. Бог даст, переползём.
Переползли, весело выкатив в еще не заснеженную, долину. Судя по термометру за стеклом кабины, здесь и впрямь на несколько градусов теплее. Доезжаем до ближайшей реки, съезжаем на косу и устраиваемся на ночлег. Роман в кабине, я в палатке, на косе. Сказывается усталость и нервное напряжение. Ставить палатку как следует, нет сил. Один конец её креплю к бамперу, противоположный, растягиваю на штативе. Забравшись внутрь, грею горелкой воздух внутри, раздеваюсь, забираюсь в спальный мешок, спать.
Просыпаюсь за десять минут до времени когда планировали подняться. Замечал и раньше за собой такое свойство, просыпаться немного до оговоренного времени, или до сигнала будильника. Внутренняя поверхность палатки в бахроме измороси, моего замерзшего дыхания. Что бы вылезти из тепла спальника нужно сначала дотянуться до газовой горелки, что бы нагреть внутренний воздух в палатке, пока не закапает, и не начнет подсыхать скат.
Вздыхая, вспоминаю, что, если бы сразу после летнего сезона, улетел бы домой, уже две недели мог бы греться на северном берегу Чёрного моря. Ухватив бархатный сезон, поставив свою палатку где-нибудь на нудистском пляже, между Новоросийском и Анапой. Наслаждаясь морем, солнышком и пейзажами…
Грубо говоря, можно считать, что мы почти дома. До Билибино чуть больше сотни километров. В Подмосковье, на своей машине, я это расстояние проезжаю за час. Здесь всё иначе.
Проверив колеса, Рома меняет одно из них на вторую, последнюю запаску. Кроме того, на одной из колесных пар наступает чему-то медленный крандец. По возникающему во время движения постороннему звуку, трудно понять чему именно, но варианты есть. Доехать бы…
Собираю палатку, пакую рюкзак, затаскиваю и креплю его на верху цистерны. Сегодня выходной и по дороге, в стороне, время от времени, на север проезжают джипы. Поохотиться, порыбачить, просто устроить пикник на природе, перед неминуемо надвигающейся очередной долгой зимой. Многие из них смогут выбраться из города только в следующем году, в начале июня.
Рома удивляется тому, что я не замерз ночью в палатке, и даже хорошо выспался. Объясняю ему последовательность правильных действий и что, в отличие от него я спал не только в тепле, но и комфортно, поворачиваясь и растягиваясь во сне, так как мне удобно.
Не редко приходится удивляться, что некоторые люди уже не первый год живущие на севере не знают или пренебрегают простыми вещами, позволяющими, не выживать на грани смерти, а существовать вполне комфортно в условиях этому не способствующих.
Те, кто по прогрессивнее, интересуются и используют всё доступное. Оно и понятно, жизнь у человека одна и закончить её до срока, не предусмотрев возможное, любому было бы обидно.
Не отъехав далеко, опять ломаемся. В этот раз что-то с тормозными шлангами. Стоим, чинимся.
Выехав, останавливаемся напротив встречного трассовика, кабина в кабину.
Постояли, пообщались, и поехали в разные стороны.
По пути еще есть перевалы, но уже не таки крутые, как накануне, и без снега. Разве, что на одном спуске, заканчивающемся промытой дорогой, надо вовремя притормозить и свернуть на брод в объезд.
После того как проезжаем 101 километр, или «19 угол»», Рома сообщает, что до «Края леса» осталось «три лобка». Так называют здесь три пологих взгорья, через которые идет дорога. После долгой дороги и отсутствия дома, ассоциации трассовиков, давших этим взгорьям такое название, вполне понятны.
Наконец и «Край леса», от которого до Билибино тридцать километров. После голых гор и тундры, с кустарничком вдоль рек, местность где растёт лиственный лес это уже юг. Правда, теперь он уже не такой ярко жёлтый, как в начале сентября, а потемневший и частично осыпавшийся, каким будет теперь девять месяцев, до середины следующего июня.
Вечером, проехав долину Малого Кепервеема, по русски- Малая Россомашья, остается перевалить через Алискеровскую сопку. Вползаем потихоньку, сверху открывается вид на город.
Расслабившись, Рома съезжает с перевала накатом, а когда хочет притормозить, тормоза отсутствуют. Похоже, починка тормозных шлангов наскоро, привела к тому, что тормозная жидкость нас покинула. И перспектива у нас самая радужная, - докатиться, кувырнувшись и пыхнув по пути, прямо до Билибинского кладбища. Оно как раз перед нами, на середине склона. Машинально, пытаюсь нащупать ручку открывающую дверь, но её там нет. Она, как и предыдущей ночью, в бардачке, отдельно от двери. Потерялась крепящая её проволочка. Вашу мать…
Матерясь и дергая, Роме наконец удается переключить коробку передач на более низкую передачу, потом на еще более низкую. Так, на первой скорости, и съезжаем до выезда на дорогу Билибино- аэропорт Кепервеем.
Проезжаем мимо Билибинской АЭС.
Под знак запрещающий движение грузовых машин, минуем микрорайон «Арктика». Приехали.
После просторов, на которых инородным шрамом, дорога, город, даже такой небольшой, воспринимается чудово.
За двое суток пути, Рома ко мне, как (по его словам) к «настоящему тундровику», похоже, успел проникнуться уважением. Может быть, понимая, что пару раз чуть реально не угробил меня вместе с собой, и что я отнёсся к этому вполне спокойно. Прощаясь, он навязывает мне одного из двух добытых зайцев, которых он вёз в подарок своей жене.
Когда иду по тротуару к месту жительства, навстречу попадается Слава, на своём Хайлюксе. Рюкзак в кузов, сам в салон, подвезет до места.
Вечером на глубокой толстой сковороде тушу зайца. Доедаем его на следующий день, под перцовку, с геологом Леной, во время полёта, в самолете до Магадана.
Не без помощи Славы, ночую в Магадане, на съемной, под гостиницу, квартире, канадской фирмы «Кинросса». На следующий день Домодедово, и Москва, со всей, уже чуждой и непривычной суетой, незаметной мутацией людей в лживых, любой ценой кроящих выгоду нелюдей.
Первое, эмоциональное, что приходит на ум, глядя на эту суету: "Как и зачем вы живете, не понятно."