«Это всеми осознавалось не просто как веление времени, но как веление Божье»
Интервью со священником Георгием Кочетковым
Архимандрит Таврион (Батозский). 1960-е годыОтец Георгий, когда Вы поняли, что нужно переводить чины богослужения на русский язык?
Лично я таких вопросов перед собой и не ставил, вернее, это с самого начала был для меня не теоретический, а абсолютно практический вопрос. Я просто взял и стал к концу 1970-х годов, в результате уже почти десятилетнего оглашения, сам переводить какие-то части богослужения, прежде всего связанные с крещением. Ведь когда есть оглашаемые и есть полное понимание того, что они хотят войти в молитвенную жизнь церкви, но из-за языкового препятствия не могут это сделать, катехизатор не может не делать усилий для того, чтобы убрать все эти препятствия. Тем более что у меня перед глазами были очень хорошие примеры. В 1970-е годы я нередко бывал у отца Тавриона (Батозского) - знаменитого старца, святого человека, к сожалению, до сих пор по какому-то недоразумению не канонизированного. Он очень часто и очень много употреблял русский язык в богослужении у себя в Свято-Преображенской пустыньке под Елгавой. Об этом знал и его правящий архиерей - митрополит Леонид (Поляков), и не возражал. Это не было исключительным случаем, тогда многие пытались читать по-русски. Митрополит Никодим (Ротов) и другие его ближайшие ученики и соратники, сослужители делали свои переводы для практического употребления. Я помню, как в те годы, будучи тульским архиереем, шестопсалмие по-русски читал владыка Ювеналий. Да и вообще в традиции разумного - не рационального, а именно разумного - отношения к церковной традиции люди искали лучших путей реализации этой традиции в жизни. Вот поэтому они и использовали широко русский язык. И никогда никому в голову не приходило об этом спорить, ведь многие знали, что и до Первой мировой войны, и перед революцией, и тем более после революции в отдельных нестоличных приходах уже совершалось богослужение на русском языке. На этом даже пытались играть одно время обновленцы, зная привлекательность этой практики для многих верных членов православной Российской церкви. Так что в 1970-1980-е годы это не было никаким дивом, это не было теоретическим вопросом.
Все помнили решение митрополита Сергия и его Синода о возможности последовать примеру патриарха Тихона, решению Великого Московского собора 1917-1918 годов и разрешить совершать богослужение по-русски желающим этого общинам. Именно этим решением признавалась церковной практика прихода отца Феофана (Адаменко) в Нижнем Новгороде, где вплоть до ареста настоятеля в 1937 году богослужение совершалось на русском языке. Да и другие люди в те годы трудились над переводами и практиковали такое богослужение. Хотя, к сожалению, хороших переводов не хватало, книг не было, всё приходилось делать самим. Вот и я в конце 1970-х делал полный перевод чинопоследования таинства Крещения на русский язык, что и пригодилось потом, уже во времена моей учёбы в Ленинградской духовной академии, где эти молитвы также звучали над реальными оглашаемыми, которые появились там с весны 1981 года. Очень радостно, что в этом участвовал непосредственно сам владыка ректор. Так что здесь вопрос был совершенно практический: вопрос только в желании что-то делать для церкви, для людей. Хотя знаний, компетенции, конечно, у всех всегда не хватало. Но всё-таки каждый делал то, что мог.
Но всё-таки оглашать Вы начали раньше, в 1971 году, а переводить в конце 1970-х. С чем это было связано? С тем, что Вы увидели какую-то практическую возможность применить эти переводы, или с чем-то другим?
Когда мы в те годы оглашали людей в Москве, то для совершения таинства крещения, часто даже не в храме или в не совсем урочное время, мы обращались к лучшим московским и подмосковным священникам. А в домашних условиях или в каких-то более или менее сокровенных обстоятельствах служить по-русски было не только нетрудно, но и абсолютно не проблематично. Не было среди наших знакомых священника, который бы этого не делал. И даже те, кто потом, после 2000 года или даже в 1990-е годы, выступал резко против нас (в том числе за русский язык) - даже они использовали в этих условиях мои переводы. Я очень хорошо помню, как, например, отец Владимир Воробьёв, нынешний ректор Свято-Тихоновского института, опробовав сперва на практике, просил у меня эти переводы. И в этом не было ничего героического. Это была обычная церковная жизнь людей, которые хотели жить по вере и служить Богу и ближним.
Читать далее на сайте газеты "Кифа"
Архимандрит Таврион (Батозский). 1960-е годыОтец Георгий, когда Вы поняли, что нужно переводить чины богослужения на русский язык?
Лично я таких вопросов перед собой и не ставил, вернее, это с самого начала был для меня не теоретический, а абсолютно практический вопрос. Я просто взял и стал к концу 1970-х годов, в результате уже почти десятилетнего оглашения, сам переводить какие-то части богослужения, прежде всего связанные с крещением. Ведь когда есть оглашаемые и есть полное понимание того, что они хотят войти в молитвенную жизнь церкви, но из-за языкового препятствия не могут это сделать, катехизатор не может не делать усилий для того, чтобы убрать все эти препятствия. Тем более что у меня перед глазами были очень хорошие примеры. В 1970-е годы я нередко бывал у отца Тавриона (Батозского) - знаменитого старца, святого человека, к сожалению, до сих пор по какому-то недоразумению не канонизированного. Он очень часто и очень много употреблял русский язык в богослужении у себя в Свято-Преображенской пустыньке под Елгавой. Об этом знал и его правящий архиерей - митрополит Леонид (Поляков), и не возражал. Это не было исключительным случаем, тогда многие пытались читать по-русски. Митрополит Никодим (Ротов) и другие его ближайшие ученики и соратники, сослужители делали свои переводы для практического употребления. Я помню, как в те годы, будучи тульским архиереем, шестопсалмие по-русски читал владыка Ювеналий. Да и вообще в традиции разумного - не рационального, а именно разумного - отношения к церковной традиции люди искали лучших путей реализации этой традиции в жизни. Вот поэтому они и использовали широко русский язык. И никогда никому в голову не приходило об этом спорить, ведь многие знали, что и до Первой мировой войны, и перед революцией, и тем более после революции в отдельных нестоличных приходах уже совершалось богослужение на русском языке. На этом даже пытались играть одно время обновленцы, зная привлекательность этой практики для многих верных членов православной Российской церкви. Так что в 1970-1980-е годы это не было никаким дивом, это не было теоретическим вопросом.
Все помнили решение митрополита Сергия и его Синода о возможности последовать примеру патриарха Тихона, решению Великого Московского собора 1917-1918 годов и разрешить совершать богослужение по-русски желающим этого общинам. Именно этим решением признавалась церковной практика прихода отца Феофана (Адаменко) в Нижнем Новгороде, где вплоть до ареста настоятеля в 1937 году богослужение совершалось на русском языке. Да и другие люди в те годы трудились над переводами и практиковали такое богослужение. Хотя, к сожалению, хороших переводов не хватало, книг не было, всё приходилось делать самим. Вот и я в конце 1970-х делал полный перевод чинопоследования таинства Крещения на русский язык, что и пригодилось потом, уже во времена моей учёбы в Ленинградской духовной академии, где эти молитвы также звучали над реальными оглашаемыми, которые появились там с весны 1981 года. Очень радостно, что в этом участвовал непосредственно сам владыка ректор. Так что здесь вопрос был совершенно практический: вопрос только в желании что-то делать для церкви, для людей. Хотя знаний, компетенции, конечно, у всех всегда не хватало. Но всё-таки каждый делал то, что мог.
Но всё-таки оглашать Вы начали раньше, в 1971 году, а переводить в конце 1970-х. С чем это было связано? С тем, что Вы увидели какую-то практическую возможность применить эти переводы, или с чем-то другим?
Когда мы в те годы оглашали людей в Москве, то для совершения таинства крещения, часто даже не в храме или в не совсем урочное время, мы обращались к лучшим московским и подмосковным священникам. А в домашних условиях или в каких-то более или менее сокровенных обстоятельствах служить по-русски было не только нетрудно, но и абсолютно не проблематично. Не было среди наших знакомых священника, который бы этого не делал. И даже те, кто потом, после 2000 года или даже в 1990-е годы, выступал резко против нас (в том числе за русский язык) - даже они использовали в этих условиях мои переводы. Я очень хорошо помню, как, например, отец Владимир Воробьёв, нынешний ректор Свято-Тихоновского института, опробовав сперва на практике, просил у меня эти переводы. И в этом не было ничего героического. Это была обычная церковная жизнь людей, которые хотели жить по вере и служить Богу и ближним.
Читать далее на сайте газеты "Кифа"