Серебряные амазонки
Наследницы Сафо в XX веке: великая Марина, Зинаида с портрета Льва Бакста, печальная Поликсена по имени Allegro и другие
И нтерес к вопросам пола был характерной чертой русской интеллектуальной и художественной жизни на пороге и в начале XX века. В частности, много спорили об особенностях женской сексуальности. Женщины-поэты преступали вековечные табу. Ныне забытая поэтесса Мария Шкапская заставила заговорить и самоё женское тело. Шкапская вслед за Сафо доводила эмоциональность стихов до явственных физических ощущений.
Было тело моё без входа…
- писала она от имени девушки. От имени ликующей женщины, зачавшей от любимого мужчины:
Как много женщин ты ласкал
и скольким ты был близок, милый.
Но нёс тебя девятый вал
ко мне с неудержимой силой.
…Что вся твоя и вся в огне,
полна тобой, как мёдом чаша.
Пришёл, вкусил и весь во мне,
и вот дитя - моё, и наше.
Любовь женщины к женщине не стала открытием русской богемы. Тема женского гомосексуализма давно обсуждалась в европейской литературе и публицистике. А практиковались эти отношения всегда и везде - и в аристократических кругах, и в женских учебных заведениях, монастырях и тюрьмах, но потаённо.
К «зарубежному опыту» сафических отношений обратилась талантливая русская писательница Аделаида Герцык. В начале века Аделаида полюбила известного юриста и поэта А.М.Бобрищева-Пушкина, который был много старше её и женат к тому же. Под влиянием этого чувства Герцык начала писать стихи. Но в 1903 году её возлюбленный внезапно скончался. Аделаида пережила такое сильное потрясение, что почти потеряла слух. Но это же потрясение словно открыло ей внутренний, поэтический слух. Её стихи начали печататься в журналах, в 1910 году вышел первый сборник. Один цикл стихов под названием «Из круга женского» обращён к памяти Сафо и проникнут стремлением разгадать тайну женской души. Аделаида Герцык написала и несколько книг прозы.
В очерке «История одной дружбы» она рассказала о духовном и интимном союзе немецкой писательницы Беттины Брентано (в замужестве фон Арним) с поэтессой Каролиной фон Гюндероде. «Страстная дружба» Беттины и Каролины стала для русских женщин-поэтов начала века, если угодно, идеальным примером. Конечно, и эта дружба-любовь не была безоблачной. Каролина, старшая из подруг, была натурой сложной, отчасти истерической. Она вечно сомневалась - и в собственном таланте, и, очевидно, в чистоте взаимоотношений с подругой. Однажды она показала Беттине кинжал, который всегда носила с собою. В 1806 году этим самым кинжалом она закололась…
Именно по отношению к Беттине и появилось новое (старое как мир!) наименование «амазонки» - как символ самодостаточных женщин, полностью отделивших себя от мира мужчин.
Романтическая связь с Каролиной оказалась лишь коротким эпизодом в долгой жизни Беттины фон Арним. Она воспела свои отношения с подругой-любовницей, но вскоре вышла замуж, воспитала семерых детей и оставила заметный след в культуре Германии. Ещё недавно, когда германской валютой были марки, портреты Беттины фон Арним украшали банкноты в 5 и в 1000 марок - очевидно, чтобы её помнил и бедный немец, и богатый.
Так и Аделаида Герцык, отдав дань восхищения своим героиням, стала счастливой женой и матерью, успешной писательницей, хозяйкой литературного салона в Петербурге и дачи в Крыму, где также бывали и гостили поэты, писатели и философы. Там, в Судаке, поэтессу застала революция. Аделаида Герцык побывала даже в тюрьме. В подвале ВЧК она написала цикл стихотворений «Подвальные». Молодой следователь, которому стихи очень понравились, освободил поэтессу в обмен на авторскую рукопись этих стихов. Да, в то время поэзия ещё иногда спасала. Позднее - только губила.
Аделаиде Герцык так и не удалось покинуть прекрасный и проклятый «остров Крым», она влачила жалкое существование, и только новые стихи наполняли её жизнь смыслом. Писательница умерла в Судаке в 1925 году.
Декадентская мадонна
Знаменитая поэтесса Зинаида Гиппиус была эффектной женщиной, но одновременно напоминала и мужчину. Часто носила мужской костюм - так, на портрете кисти Льва Бакста она изображена в образе английского щёголя XIX века. Некоторые стихи Гиппиус писала от имени мужчины. В её облике словно воплотилось ещё одно модное понятие того времени: андрогин - существо, сочетающее в своем физическом и психологическом облике черты мужественности и женственности. В движении человечества к андрогинности многие представители интеллектуальной элиты видели тогда его будущее. Современницы-женщины считали поэтессу гермафродитом (вообще женщины её не любили), мужчины были к ней мягче. С.Маковский, редактор знаменитого журнала «Аполлон», писал, что «телесная женскость Гиппиус была недоразвитой; совсем женщиной, матерью сделаться она физически не могла».
Зинаида Гиппиус увлечённо исполняла то одну, то другую роль. Сначала она создавала имидж «декадентской мадонны», женщины-вамп, для которой нет морали, нет запретов.
И я такая добрая,
Влюблюсь - так присосусь.
Как ласковая кобра я,
Ласкаясь, обовьюсь.
А потом - брак с писателем и философом Д.С.Мережковским. С одной стороны, она живёт с Мережковским, по её словам, «не разлучаясь ни на один день», с другой - демонстративно носит длинную косу, как знак девичьей нетронутости.
Эта семья экспериментировала с отношениями втроём: в 1905 году Гиппиус и Мережковский сблизились с литературным критиком Д.В.Философовым. Его женщины не интересовали, одно время он был возлюбленным мецената и учредителя «Русских сезонов» в Париже Сергея Дягилева. Позднее Гиппиус, Мережковский и Философов жили в одной квартире. Гиппиус старалась подвести под этот союз некое религиозно-теоретическое обоснование: писала о «триединой семье» в человеческом понимании, приплетая сюда и Троицу… Она писала Философову: «Было бы проще и удобнее, если б ты был женщиной… Я бы за тобой «ухаживала» (как мне часто и хотелось)».
Если верить воспоминаниям Мариэтты Шагинян, написанным ею в очень преклонном возрасте, то З.Гиппиус намечала и её на роль «третьей». В ту пору Шагинян была ученицей Мережковского, но по своей наивности не понимала, что происходит в «нехорошей квартире». Глаза ей открыл философ-священник Павел Флоренский, сказав: «Не секрет для читающей публики, что Зинаида Гиппиус - особа извращённой морали, опасная для молодых девушек». Но поскольку Мариэтта по-прежнему ничего не понимала, отец Павел вздохнул, написал на листке из блокнота греческое слово и показал его девушке. Шагинян и этого слова не знала, но сделала вид, что поняла. Во всяком случае, честь и репутация юной поэтессы были спасены.
Да, были у Зинаиды Гиппиус и любовницы: в юности кузина Соня, в зрелом возрасте - поэтесса Поликсена Соловьёва. И уже в тридцатые годы в эмиграции сложились «любовно-братские» отношения с писательницей Татьяной Манухиной.
К этому времени Гиппиус уже разобралась в своих предпочтениях. Она действительно была женщиной андрогинного склада, испытывала сексуальное желание только внутри себя, оно не было направлено вовне, не имело объекта. Она не хотела какой-либо определённой формы любви, все формы её в равной степени не удовлетворяли, а если и испытывала влечение, то лишь к женщинам и мужчинам «с двоящимся полом». «Мне нравится тут обман возможности, - писала Гиппиус. - Это мне ужасно близко».
Печальная амазонка по имени Allegro
Поликсена Соловьёва была последним, двенадцатым ребёнком в семье выдающегося историка В.С.Соловьева. Её родным братом был философ и поэт Владимир Соловьёв, оказавший огромное влияние на умы современников.
Поликсена проявляла равные способности к поэзии и рисованию, занималась в Школе живописи, ваяния и зодчества. Её иллюстрации и виньетки охотно печатали столичные журналы. Стихи Поликсены были известны даже гимназистам, так как несколько стихотворений вошло в хрестоматии. Как поэтесса она дебютировала в 1885 году, а с 1895-го стала писать под псевдонимом Allegro. Все стихи писала от лица мужчины. Благодаря авторитету семьи, особенно брата, Поликсена познакомилась с ведущими поэтами и философами Петербурга, бывала и на «Башне» Иванова, и в салоне Зинаиды Гиппиус. Об интимной связи двух поэтесс известно только со слов Гиппиус. Косвенным подтверждением со стороны Соловьёвой можно считать её стихотворение, посвящённое «декадентской мадонне»:
Чем леденей и ближе дышит смерть,
Тем жарче алость поцелуя,
И стонет страсть в надгробном
«аллилуйя»…
Однако ранние стихи Поликсены были слабыми, подражательными. Неумеренные похвалы сильно повредили её творчеству. И только второй сборник «Иней» (1905) можно считать зрелым. Александр Блок писал о нём: «И вот мы встречаем новую и тихую поэзию».
Мы, как встарь, идём рука с рукою
Для людей непонятной четой:
Я с моею огненной тоскою,
Ты - с твоею белою мечтой.
Сборник «Иней» был посвящён Наталье Ивановне Манасеиной, детской писательнице, подруге и спутнице жизни Поликсены Соловьёвой до последних её дней. Подруги основали и издавали детский журнал «Тропинка», который был в ту пору лучшим детским изданием. Благодаря усилиям Соловьёвой, в журнале печатались А.Блок, Фёдор Сологуб, Андрей Белый, К.Бальмонт, К.Чуковский, Саша Чёрный, Л.Зиновьева-Аннибал, А.Ремизов, З.Гиппиус. Для «Тропинки» рисовали И.Билибин и М.Нестеров. Именно в этом журнале дебютировали Сергей Городецкий и Алексей Толстой. «Тропинка» одной из первых опубликовала сказку Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес» в переводе Поликсены Соловьёвой. Под издательской маркой «Тропинка» выходили также детские книжки и книги для взрослых на темы воспитания. В 1908 году на выставке «Искусство в жизни ребёнка» в Петербурге издательство «Тропинка» было награждено золотой медалью.
Мало кто заметил в стихах Allegro завуалированные «сафизмы»:
Ты была девочкой беленькой
и маленькой…
- этот стих так напоминает обращение Сафо к любимой Аттиде: «Ты казалась мне ребёнком невзрачным, маленьким…» Но у Поликсены Соловьёвой любовь к девочке в этом стихотворении - это ещё и тоска несостоявшейся матери, плач по ребёнку, которого нет и быть не может.
Порой моё сердце внемлет детскому крику
И бьётся жарче и нежней…
В первые годы подругам П.Соловьёвой и Н.Манасеиной сопутствовал успех, они жили в достатке, зиму проводили в Петербурге, летом жили на даче в Коктебеле. Там Поликсена Соловьёва познакомилась с первооткрывателем и старожилом Коктебеля Максимилианом Волошиным, дружба с которым продолжалась всю жизнь.
Но в 1912 году журнал и издательство прекратили существование из-за финансовых трудностей. Выходили новые сборники стихов и прозы Поликсены Соловьёвой, в художественном отношении неровные. Тем не менее М.Волошин отмечал необычный поэтический голос поэтессы: «почти мужской контральто с женскими грудными нотами». Стихи Allegro высоко оценил великий князь К.К.Романов - замечательный поэт, писавший под псевдонимом К.Р. С подачи Романова поэтессу наградили золотой Пушкинской медалью, учреждённой Императорской академией наук в 1908 году.
Соловьёва и Манасеина в революционные годы тоже оказались «крымскими пленницами». Они испытали все тяготы гражданской войны и последовавшей разрухи. Поэтесса преподавала в литературной студии при Феодосийском наробразе, читала лекции в Народном университете, созданном в Коктебеле, служила библиотекарем в санатории, иногда печаталась в крымских журналах, изредка получала академические пайки, которые выбивал для писателей Волошин. Но самым верным заработком было вышивание тюбетеек для курортников. В эту пору две пожилые и больные женщины оставались единственной опорой друг для друга. Марина Цветаева вспоминала:
«Трогательное и страшное видение, на диком крымском берегу, двух дам, уже пожилых и проживших жизнь вместе. Одна - сестра большого славянского мыслителя… Тот же светлый лоб, те же грозовые глаза, те же пухлые и нагие губы. И вокруг них была пустота, более пустая, чем вокруг состарившейся бездетной «нормальной» пары, пустота более отчуждающая, более опустошающая…»
В последний год жизни Поликсена Соловьёва ещё увидела опубликованным сборник с пророческим названием «Последние стихи». Она была тяжело больна, требовалась операция. Волошин и Чуковский помогли выехать в Москву. Операция прошла успешно, но организм был уже слишком ослаблен. 16 августа 1924 года поэтесса скончалась. Её могилу и сейчас можно найти среди семейных захоронений Соловьёвых на кладбище Новодевичьего монастыря.
Трагическая леди сонетов Марины
София Парнок - первая русская поэтесса, в творчестве которой сафическая тема занимает центральное место. Разумеется, не во всех стихах адресат явно обозначен. Читатель, не знакомый с биографией автора, вполне может воспринять многие стихи С.Парнок как традиционную любовную лирику, хотя и предельно откровенную, чувственно обнажённую.
София Парнок (настоящая фамилия Парнах) родилась в Таганроге в семье аптекаря. Сочинять стихи начала в гимназические годы, возможно, под впечатлением первой любви к подруге Надежде Поляковой. Этот роман продолжался пять лет, Поляковой посвящены почти все стихи этого периода.
Туго сложен рот твой маленький,
Взгляд прозрачен твой и тих, -
Знаю, у девичьей спаленки
Не бродил ещё жених.
Надо сказать, что дореволюционные женские гимназии и частные пансионы являли собой, с одной стороны, этакие монастыри со строгим уставом. Рассказывали как действительный случай: одна директриса пансиона запретила выпускать воспитанниц на улицу, потому что там «голые лошади бегают». С другой стороны, в этих заведениях процветали восторженно-экзальтированные отношения между воспитанницами: записки, вздохи, тайные пожатья рук… Девочки младших классов имели своих «обожэ» среди старшеклассниц, гордились, если те оказывали им внимание, ревновали, ссорились из-за того, чья «обожэ» лучше. Обычным делом были влюблённости и в наставниц, и в преподавателей-мужчин. Конечно, ничего безнравственного в этом не было, однако наэлектризованная атмосфера девичьей дружбы-влюблённости была питательной средой для возникновения сафических отношений.
Гимназию София окончила с золотой медалью и вместе с Поляковой уехала в Женеву, где училась в консерватории. Профессиональным музыкантом она не стала, вернулась в Россию и поступила на юридический факультет Высших женских (Бестужевских) курсов. А вот брат её, Валентин Парнах, сделался известным танцором и музыкантом, его считают зачинателем российского джаза.
В 1906 году стихи Софии Парнок впервые увидели свет в журналах. В эти годы София Парнок, видимо, ещё тяготилась своим «инаколюбием», да и отношения с Надеждой Поляковой становились порой мучительными. По здравому ли размышлению, или от отчаяния, но в 1907 году София вышла замуж за литературоведа, теоретика драмы В.М.Волькенштейна. Их брак был недолгим, меньше двух лет. Замужество не прервало связи поэтессы с первой возлюбленной.
София Парнок была личностью страстной, ей было свойственно постоянное самоосуждение: «Когда я оглядываюсь на мою жизнь, я испытываю неловкость, как при чтении бульварного романа…» Около 1907 года София приняла православное крещение. Решение креститься в православную веру отражает её личные духовные искания и общий религиозно-мистический настрой тех лет. Мысли о Боге, о России также становятся темами стихов Софии Парнок.
Люблю тебя в твоем просторе я
И в каждой вязкой колее.
Пусть у Европы есть история, -
Но у России: житие.
В 1914 году встретились София Парнок и Марина Цветаева. Их знакомство состоялось в салоне Аделаиды Герцык. (По некоторым свидетельствам, С.Парнок одно время жила с сестрой Аделаиды, Евгенией Герцык.) Две поэтессы полюбили друг друга. Их роман продолжался около двух лет. Если для старшей - Парнок - такая связь была естественной, то для Цветаевой она стала потрясением. Как она переживала свои новые чувства и отношения, какими стихами отозвалась, будет рассказано несколько позже. Сейчас речь о Парнок, о «трагической леди», как назвала её Марина. В начале романа Софии тоже пришли на память стихи Сафо, обращённые к юной Аттиде:
«Девочкой маленькой ты мне
предстала неловкою» -
Ах, одностишья стрелой Сафо
пронзила меня!
Ночью задумалась я
над курчавой головкою,
Нежностью матери страсть
в бешеном сердце сменя.
Ещё два стихотворения С.Парнок непосредственно обращены к Марине Цветаевой. Но в начале 1916 года они расстались, причём «ушла» София, без гнева и обиды, чего не скажешь о «брошенной» Марине. Впоследствии Парнок с неизменно добрыми чувствами вспоминала подругу, с большим вниманием следила за её творчеством, портрет Цветаевой всегда стоял на её письменном столе.
В жизни Парнок появилась новая подруга - актриса Людмила Эрарская, экзотическая брюнетка кавказских кровей. Марина Цветаева ревниво обрисовала соперницу: «очень большая, толстая, чёрная». Конечно, для Софии Парнок её возлюбленная была совсем другой, ей посвящены такие строки:
За что мне сие, о Боже мой?
Свет в моём сердце несветлом!..
В судьбе этой пары тоже были Крым, революция, безденежье, голод. Обе подруги вернулись в Москву в начале 1920-х годов. В этот период советская власть либерально относилась к интимной сфере. Повсюду шли дискуссии о свободной любви, она рассматривалась как демократическое завоевание революции. Было отменено преследование за гомосексуальные связи. Кооперативные издательства печатали довольно смелые эротические произведения. Выходили и сборники стихов Софии Парнок. В 1922-1928 годах вышло четыре книги её стихотворений. А в 1928-м, с усилением власти Сталина, все названные послабления были свёрнуты, гайки закручены до хруста в костях. Больше не было опубликовано ни одной строчки Софии Парнок.
Как раз в эти годы поэтесса увлеклась женщиной не из своего круга: её возлюбленная Ольга Цубербиллер была профессором математики МГУ. Умная, скромная женщина с печальными глазами. София писала о ней:
Как музыку, люблю твою печаль,
Улыбку, так похожую на слёзы, -
Вот так звенит надтреснутый хрусталь,
Вот так декабрьские благоухают розы.
Эта пара запомнилась современникам: «Они были одеты очень просто и, в общем, одинаково, всегда носили строгий, в основном мужеподобный наряд, состоящий из пиджака и юбки ниже колена с каймой. Обе носили рубашки и галстуки. Их ботинки были неизменно одного стиля oxford, коричневые на низком каблуке». Словом, типичные представительницы профессорско-преподавательского состава. Но посвящённые сразу опознавали «по одёжке» лесбийскую пару.
София Парнок зарабатывала на жизнь переводами и продолжала писать стихи - «в стол», без какой-либо надежды на опубликование. Последние поэтические циклы «Большая медведица» и «Ненужное добро» ставят Парнок вровень с выдающимися мастерами. Опубликованы они лишь недавно.
Незадолго до смерти София Парнок встретила свою последнюю любовь - Нину Веденееву, учёного-физика. Для Веденеевой это был первый интимный опыт такого рода. В первые дни ещё не утолённой страсти поэтесса обращалась к ней:
Глаза распахнуты и стиснут рот,
И хочется мне крикнуть грубо:
«О, бестолковая! Наоборот, -
Закрой, закрой глаза, открой мне губы!»
«Седая Муза», «Седая Ева» - так обращалась поэтесса к возлюбленной, звала её в неизведанное: «Дай руку и пойдём в наш грешный рай!..»
София Парнок умерла 26 августа 1933 года и похоронена на немецком кладбище в Лефортово.
Сомнительное счастье амазонок Серебряного века в том, что они хотя и пережили свой век, но не дожили до страшных лет, когда инаколюбие стало инакомыслием, а значит, преступлением.
Дожила только Цветаева и - не смогла жить.
Царица амазонок
Великая русская поэтесса Марина Цветаева не нуждается в представлении. Некоторые стороны её жизни и творчества стали известны довольно поздно, упорно замалчивались либо считались малозначащими. Напрасно. Её хождение в область запретного и ранее неизведанного ничего не убавило, а прибавило многое.
Странный эпизод из детства: Марина с сестрой Анастасией и отцом были в Германии, и там им предложили на выбор статуэтки - слепки античных статуй. Марина выбрала сразу: «Кто она - не знаю. Знаю одно - моя!» Это была Пенфесилея, царица амазонок. «Итак, моя любовь с первого взгляда - Амазонка!» Позднее Марина Цветаева постоянно возвращалась к этому образу, создавая свой собственный миф об амазонках.
В 1914 году Цветаева уже заявила о себе как талантливая поэтесса, по крайней мере в Москве (Петербург всегда оставался к ней холоден). Она - любимая жена и молодая мать. Они - обеспеченная семья. Правда, Марина - натура увлекающаяся, но свои увлечения она чаще переживает в воображении, чем в действительности.
В октябре она встретилась с поэтессой Софией Парнок.
Я помню, с каким вошли Вы
Лицом - без малейшей краски,
Как встали, кусая пальчик,
Чуть голову наклоня…
- вспоминала Цветаева. Роман вспыхнул моментально, необъяснимо:
Не женщина и не мальчик, -
А что-то сильнее меня!
Парнок была старше на семь лет. В этих отношениях «старшая-младшая» было что-то от материнско-дочерних отношений.
В оны дни ты мне была как мать,
Я в ночи могла тебя позвать…
- писала Цветаева. Она даже несколько переигрывала свою роль, представляя себя более инфантильной, чем была на самом деле: «Я Вашей юностью была, / Которая проходит мимо», «Ваш маленький Кай замёрз, / О снежная Королева!» В действительности самолюбивая, гордая Марина была далеко не ребёнок, а, вообще говоря, сложный партнёр - и с мужчиной, и тем более с женщиной.
Как, почему это случилось? Возможно, ближе всех к разгадке подошла подруга Марининой юности Майя Кудашева, жена Ромена Роллана, много помогавшая Цветаевой в Париже в годы эмиграции. «Я думаю, когда Марина вышла замуж за Серёжу, это была обычная любовь между мужчиной и женщиной, и, как вы знаете, в таких случаях женщина ничего не испытывает… На самом деле Софья Парнок открыла Марине, что такое физическая любовь…»
Они стали вместе появляться на людях, ездили в Святые горы. Пожалуй, они даже намеренно эпатировали общество, как вспоминал очевидец: «Марина Цветаева тогда считалась лесбиянкой… Она приходила с поэтом Софьей Парнок. Обе сидели в обнимку и вдвоём, по очереди курили одну папиросу».
Только муж оставался наружно спокоен, как всегда, когда Марина увлекалась, не важно кем. Вскоре он ушёл добровольцем на войну, служил в санитарном поезде. Марина была очень близка с сестрой мужа, откровенно писала ей из Святых гор: «Соня меня очень любит и я её люблю - и это вечно, и от неё я не смогу уйти». В том же письме она признавалась и в любви к мужу. Примечательно, что Цветаева пишет о Парнок - «очень любит», а о себе - просто «люблю». Марина была уверена, что она - главная героиня этого романа… Увы, всё это происходило на глазах дочери, хоть и маленькой, но сообразительной. Несколько позже она поняла характер взаимоотношений мамы и тёти Сони. Впоследствии Ариадна Эфрон тоже связала свою судьбу с подругой - Адой Шкодиной и жила с ней до последних дней.
Стихи Марины Цветаевой 1914-1916 годов - по сути, лирический дневник, зафиксировавший возникновение и развитие её отношений с Софией Парнок. Но лирическая героиня - это всё же несколько вымышленный персонаж. Наверняка в их отношениях случались ссоры, периоды охлаждений, капризы, просто раздражение. Не будем забывать, что Парнок уже освоилась в своей «инакости», а Цветаева ещё мучилась с самоопределением. В стихах уже было предчувствие разрыва. И он наступил.
В феврале 1916 года Цветаева вернулась из Петербурга, где пережила мимолётный роман с Осипом Мандельштамом. Развития эти отношения не получили. Марина пришла к подруге и обнаружила там соперницу - актрису Л.Эрарскую. Это был жестокий удар по самолюбию Цветаевой. Все её предыдущие увлечения она прекращала сама, этот принцип она называла «честь разрыва». А тут… Марина никогда не простила бывшую подругу с её «треклятой страстью», как она писала.
В 1919 году Марина Цветаева сама утешилась в объятиях актрисы - Софии (тоже!) Голлидэй из труппы Второй студии МХАТа. Ей также посвящён цикл стихов, под неё написаны пьесы «Фортуна», «Приключение» и «Каменный ангел». Когда - уже в эмиграции - Марина Цветаева узнала о смерти Голлидэй, она написала автобиографическую «Повесть о Сонечке». Если верить рассказчице, то были действительно сильные и глубокие чувства, но пронизанные какой-то чрезмерной экзальтацией.
Марину Цветаеву и в дальнейшем влекло к женщинам, у неё были и реально пережитые романы, и платонические влюблённости. И всю жизнь она тяготилась своим инаколюбием - то находила ему объяснение и оправдание, то мучилась и размышляла об этом.
В 1932 году Марина Цветаева написала лирико-философское эссе «Письмо к Амазонке». Предыстория этой работы такова. В Париже тогда жила богатая эмансипированная дама с лесбийскими наклонностями Натали Клиффорд Барни. Она была автором своеобразного сафического манифеста «Мысли Амазонки». В её великосветском салоне собирались парижские знаменитости и даже кинозвёзды. Однажды туда пригласили и Цветаеву. Поэтесса читала собственный французский перевод своей поэмы «Молодец» по мотивам русского фольклора. Её встретили холодно, хозяйка не только не помогла Цветаевой (хотя обещала - у неё было собственное издательство), но и потеряла рукопись. Эссе Цветаевой было полемическим ответом на книгу Барни, но в эссе улавливается и личная обида автора, скрытая за вежливым доброжелательным тоном.
Поэтесса рассуждает о ролях в лесбийских «семьях», о старении подруг, об их отчуждённости в мире «нормальных» мужчин и женщин. Здесь она вспоминает состарившуюся пару П.Соловьёву и Н.Манасеину, видимо, их опыт не показался ей привлекательным. «Проклятая раса» - пишет Марина Цветаева, в том числе и о себе. Она приходит к неожиданному заключению: «Мужчина, после женщины, какая простота, какая доброта, какая открытость. Какая свобода! Какая чистота».
С такими мыслями Марина Цветаева вступала в последнее десятилетие своей жизни. И как знать, может быть, среди уже известных и названных причин её добровольного ухода из жизни в августе 1941 года была и потаённая, связанная с неосуществимостью - в принципе - её любви?
С уходом Марины Цветаевой племя страстных амазонок словно растворилось в туманах русских равнин.
Серебряные амазонки
И нтерес к вопросам пола был характерной чертой русской интеллектуальной и художественной жизни на пороге и в начале XX века. В частности, много спорили об особенностях женской сексуальности. Женщины-поэты преступали вековечные табу. Ныне забытая поэтесса Мария Шкапская заставила заговорить и самоё женское тело. Шкапская вслед за Сафо доводила эмоциональность стихов до явственных физических ощущений.
Было тело моё без входа…
- писала она от имени девушки. От имени ликующей женщины, зачавшей от любимого мужчины:
Как много женщин ты ласкал
и скольким ты был близок, милый.
Но нёс тебя девятый вал
ко мне с неудержимой силой.
…Что вся твоя и вся в огне,
полна тобой, как мёдом чаша.
Пришёл, вкусил и весь во мне,
и вот дитя - моё, и наше.
Любовь женщины к женщине не стала открытием русской богемы. Тема женского гомосексуализма давно обсуждалась в европейской литературе и публицистике. А практиковались эти отношения всегда и везде - и в аристократических кругах, и в женских учебных заведениях, монастырях и тюрьмах, но потаённо.
К «зарубежному опыту» сафических отношений обратилась талантливая русская писательница Аделаида Герцык. В начале века Аделаида полюбила известного юриста и поэта А.М.Бобрищева-Пушкина, который был много старше её и женат к тому же. Под влиянием этого чувства Герцык начала писать стихи. Но в 1903 году её возлюбленный внезапно скончался. Аделаида пережила такое сильное потрясение, что почти потеряла слух. Но это же потрясение словно открыло ей внутренний, поэтический слух. Её стихи начали печататься в журналах, в 1910 году вышел первый сборник. Один цикл стихов под названием «Из круга женского» обращён к памяти Сафо и проникнут стремлением разгадать тайну женской души. Аделаида Герцык написала и несколько книг прозы.
В очерке «История одной дружбы» она рассказала о духовном и интимном союзе немецкой писательницы Беттины Брентано (в замужестве фон Арним) с поэтессой Каролиной фон Гюндероде. «Страстная дружба» Беттины и Каролины стала для русских женщин-поэтов начала века, если угодно, идеальным примером. Конечно, и эта дружба-любовь не была безоблачной. Каролина, старшая из подруг, была натурой сложной, отчасти истерической. Она вечно сомневалась - и в собственном таланте, и, очевидно, в чистоте взаимоотношений с подругой. Однажды она показала Беттине кинжал, который всегда носила с собою. В 1806 году этим самым кинжалом она закололась…
Именно по отношению к Беттине и появилось новое (старое как мир!) наименование «амазонки» - как символ самодостаточных женщин, полностью отделивших себя от мира мужчин.
Романтическая связь с Каролиной оказалась лишь коротким эпизодом в долгой жизни Беттины фон Арним. Она воспела свои отношения с подругой-любовницей, но вскоре вышла замуж, воспитала семерых детей и оставила заметный след в культуре Германии. Ещё недавно, когда германской валютой были марки, портреты Беттины фон Арним украшали банкноты в 5 и в 1000 марок - очевидно, чтобы её помнил и бедный немец, и богатый.
Так и Аделаида Герцык, отдав дань восхищения своим героиням, стала счастливой женой и матерью, успешной писательницей, хозяйкой литературного салона в Петербурге и дачи в Крыму, где также бывали и гостили поэты, писатели и философы. Там, в Судаке, поэтессу застала революция. Аделаида Герцык побывала даже в тюрьме. В подвале ВЧК она написала цикл стихотворений «Подвальные». Молодой следователь, которому стихи очень понравились, освободил поэтессу в обмен на авторскую рукопись этих стихов. Да, в то время поэзия ещё иногда спасала. Позднее - только губила.
Аделаиде Герцык так и не удалось покинуть прекрасный и проклятый «остров Крым», она влачила жалкое существование, и только новые стихи наполняли её жизнь смыслом. Писательница умерла в Судаке в 1925 году.
Декадентская мадонна
Знаменитая поэтесса Зинаида Гиппиус была эффектной женщиной, но одновременно напоминала и мужчину. Часто носила мужской костюм - так, на портрете кисти Льва Бакста она изображена в образе английского щёголя XIX века. Некоторые стихи Гиппиус писала от имени мужчины. В её облике словно воплотилось ещё одно модное понятие того времени: андрогин - существо, сочетающее в своем физическом и психологическом облике черты мужественности и женственности. В движении человечества к андрогинности многие представители интеллектуальной элиты видели тогда его будущее. Современницы-женщины считали поэтессу гермафродитом (вообще женщины её не любили), мужчины были к ней мягче. С.Маковский, редактор знаменитого журнала «Аполлон», писал, что «телесная женскость Гиппиус была недоразвитой; совсем женщиной, матерью сделаться она физически не могла».
Зинаида Гиппиус увлечённо исполняла то одну, то другую роль. Сначала она создавала имидж «декадентской мадонны», женщины-вамп, для которой нет морали, нет запретов.
И я такая добрая,
Влюблюсь - так присосусь.
Как ласковая кобра я,
Ласкаясь, обовьюсь.
А потом - брак с писателем и философом Д.С.Мережковским. С одной стороны, она живёт с Мережковским, по её словам, «не разлучаясь ни на один день», с другой - демонстративно носит длинную косу, как знак девичьей нетронутости.
Эта семья экспериментировала с отношениями втроём: в 1905 году Гиппиус и Мережковский сблизились с литературным критиком Д.В.Философовым. Его женщины не интересовали, одно время он был возлюбленным мецената и учредителя «Русских сезонов» в Париже Сергея Дягилева. Позднее Гиппиус, Мережковский и Философов жили в одной квартире. Гиппиус старалась подвести под этот союз некое религиозно-теоретическое обоснование: писала о «триединой семье» в человеческом понимании, приплетая сюда и Троицу… Она писала Философову: «Было бы проще и удобнее, если б ты был женщиной… Я бы за тобой «ухаживала» (как мне часто и хотелось)».
Если верить воспоминаниям Мариэтты Шагинян, написанным ею в очень преклонном возрасте, то З.Гиппиус намечала и её на роль «третьей». В ту пору Шагинян была ученицей Мережковского, но по своей наивности не понимала, что происходит в «нехорошей квартире». Глаза ей открыл философ-священник Павел Флоренский, сказав: «Не секрет для читающей публики, что Зинаида Гиппиус - особа извращённой морали, опасная для молодых девушек». Но поскольку Мариэтта по-прежнему ничего не понимала, отец Павел вздохнул, написал на листке из блокнота греческое слово и показал его девушке. Шагинян и этого слова не знала, но сделала вид, что поняла. Во всяком случае, честь и репутация юной поэтессы были спасены.
Да, были у Зинаиды Гиппиус и любовницы: в юности кузина Соня, в зрелом возрасте - поэтесса Поликсена Соловьёва. И уже в тридцатые годы в эмиграции сложились «любовно-братские» отношения с писательницей Татьяной Манухиной.
К этому времени Гиппиус уже разобралась в своих предпочтениях. Она действительно была женщиной андрогинного склада, испытывала сексуальное желание только внутри себя, оно не было направлено вовне, не имело объекта. Она не хотела какой-либо определённой формы любви, все формы её в равной степени не удовлетворяли, а если и испытывала влечение, то лишь к женщинам и мужчинам «с двоящимся полом». «Мне нравится тут обман возможности, - писала Гиппиус. - Это мне ужасно близко».
Печальная амазонка по имени Allegro
Поликсена Соловьёва была последним, двенадцатым ребёнком в семье выдающегося историка В.С.Соловьева. Её родным братом был философ и поэт Владимир Соловьёв, оказавший огромное влияние на умы современников.
Поликсена проявляла равные способности к поэзии и рисованию, занималась в Школе живописи, ваяния и зодчества. Её иллюстрации и виньетки охотно печатали столичные журналы. Стихи Поликсены были известны даже гимназистам, так как несколько стихотворений вошло в хрестоматии. Как поэтесса она дебютировала в 1885 году, а с 1895-го стала писать под псевдонимом Allegro. Все стихи писала от лица мужчины. Благодаря авторитету семьи, особенно брата, Поликсена познакомилась с ведущими поэтами и философами Петербурга, бывала и на «Башне» Иванова, и в салоне Зинаиды Гиппиус. Об интимной связи двух поэтесс известно только со слов Гиппиус. Косвенным подтверждением со стороны Соловьёвой можно считать её стихотворение, посвящённое «декадентской мадонне»:
Чем леденей и ближе дышит смерть,
Тем жарче алость поцелуя,
И стонет страсть в надгробном
«аллилуйя»…
Однако ранние стихи Поликсены были слабыми, подражательными. Неумеренные похвалы сильно повредили её творчеству. И только второй сборник «Иней» (1905) можно считать зрелым. Александр Блок писал о нём: «И вот мы встречаем новую и тихую поэзию».
Мы, как встарь, идём рука с рукою
Для людей непонятной четой:
Я с моею огненной тоскою,
Ты - с твоею белою мечтой.
Сборник «Иней» был посвящён Наталье Ивановне Манасеиной, детской писательнице, подруге и спутнице жизни Поликсены Соловьёвой до последних её дней. Подруги основали и издавали детский журнал «Тропинка», который был в ту пору лучшим детским изданием. Благодаря усилиям Соловьёвой, в журнале печатались А.Блок, Фёдор Сологуб, Андрей Белый, К.Бальмонт, К.Чуковский, Саша Чёрный, Л.Зиновьева-Аннибал, А.Ремизов, З.Гиппиус. Для «Тропинки» рисовали И.Билибин и М.Нестеров. Именно в этом журнале дебютировали Сергей Городецкий и Алексей Толстой. «Тропинка» одной из первых опубликовала сказку Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес» в переводе Поликсены Соловьёвой. Под издательской маркой «Тропинка» выходили также детские книжки и книги для взрослых на темы воспитания. В 1908 году на выставке «Искусство в жизни ребёнка» в Петербурге издательство «Тропинка» было награждено золотой медалью.
Мало кто заметил в стихах Allegro завуалированные «сафизмы»:
Ты была девочкой беленькой
и маленькой…
- этот стих так напоминает обращение Сафо к любимой Аттиде: «Ты казалась мне ребёнком невзрачным, маленьким…» Но у Поликсены Соловьёвой любовь к девочке в этом стихотворении - это ещё и тоска несостоявшейся матери, плач по ребёнку, которого нет и быть не может.
Порой моё сердце внемлет детскому крику
И бьётся жарче и нежней…
В первые годы подругам П.Соловьёвой и Н.Манасеиной сопутствовал успех, они жили в достатке, зиму проводили в Петербурге, летом жили на даче в Коктебеле. Там Поликсена Соловьёва познакомилась с первооткрывателем и старожилом Коктебеля Максимилианом Волошиным, дружба с которым продолжалась всю жизнь.
Но в 1912 году журнал и издательство прекратили существование из-за финансовых трудностей. Выходили новые сборники стихов и прозы Поликсены Соловьёвой, в художественном отношении неровные. Тем не менее М.Волошин отмечал необычный поэтический голос поэтессы: «почти мужской контральто с женскими грудными нотами». Стихи Allegro высоко оценил великий князь К.К.Романов - замечательный поэт, писавший под псевдонимом К.Р. С подачи Романова поэтессу наградили золотой Пушкинской медалью, учреждённой Императорской академией наук в 1908 году.
Соловьёва и Манасеина в революционные годы тоже оказались «крымскими пленницами». Они испытали все тяготы гражданской войны и последовавшей разрухи. Поэтесса преподавала в литературной студии при Феодосийском наробразе, читала лекции в Народном университете, созданном в Коктебеле, служила библиотекарем в санатории, иногда печаталась в крымских журналах, изредка получала академические пайки, которые выбивал для писателей Волошин. Но самым верным заработком было вышивание тюбетеек для курортников. В эту пору две пожилые и больные женщины оставались единственной опорой друг для друга. Марина Цветаева вспоминала:
«Трогательное и страшное видение, на диком крымском берегу, двух дам, уже пожилых и проживших жизнь вместе. Одна - сестра большого славянского мыслителя… Тот же светлый лоб, те же грозовые глаза, те же пухлые и нагие губы. И вокруг них была пустота, более пустая, чем вокруг состарившейся бездетной «нормальной» пары, пустота более отчуждающая, более опустошающая…»
В последний год жизни Поликсена Соловьёва ещё увидела опубликованным сборник с пророческим названием «Последние стихи». Она была тяжело больна, требовалась операция. Волошин и Чуковский помогли выехать в Москву. Операция прошла успешно, но организм был уже слишком ослаблен. 16 августа 1924 года поэтесса скончалась. Её могилу и сейчас можно найти среди семейных захоронений Соловьёвых на кладбище Новодевичьего монастыря.
Трагическая леди сонетов Марины
София Парнок - первая русская поэтесса, в творчестве которой сафическая тема занимает центральное место. Разумеется, не во всех стихах адресат явно обозначен. Читатель, не знакомый с биографией автора, вполне может воспринять многие стихи С.Парнок как традиционную любовную лирику, хотя и предельно откровенную, чувственно обнажённую.
София Парнок (настоящая фамилия Парнах) родилась в Таганроге в семье аптекаря. Сочинять стихи начала в гимназические годы, возможно, под впечатлением первой любви к подруге Надежде Поляковой. Этот роман продолжался пять лет, Поляковой посвящены почти все стихи этого периода.
Туго сложен рот твой маленький,
Взгляд прозрачен твой и тих, -
Знаю, у девичьей спаленки
Не бродил ещё жених.
Надо сказать, что дореволюционные женские гимназии и частные пансионы являли собой, с одной стороны, этакие монастыри со строгим уставом. Рассказывали как действительный случай: одна директриса пансиона запретила выпускать воспитанниц на улицу, потому что там «голые лошади бегают». С другой стороны, в этих заведениях процветали восторженно-экзальтированные отношения между воспитанницами: записки, вздохи, тайные пожатья рук… Девочки младших классов имели своих «обожэ» среди старшеклассниц, гордились, если те оказывали им внимание, ревновали, ссорились из-за того, чья «обожэ» лучше. Обычным делом были влюблённости и в наставниц, и в преподавателей-мужчин. Конечно, ничего безнравственного в этом не было, однако наэлектризованная атмосфера девичьей дружбы-влюблённости была питательной средой для возникновения сафических отношений.
Гимназию София окончила с золотой медалью и вместе с Поляковой уехала в Женеву, где училась в консерватории. Профессиональным музыкантом она не стала, вернулась в Россию и поступила на юридический факультет Высших женских (Бестужевских) курсов. А вот брат её, Валентин Парнах, сделался известным танцором и музыкантом, его считают зачинателем российского джаза.
В 1906 году стихи Софии Парнок впервые увидели свет в журналах. В эти годы София Парнок, видимо, ещё тяготилась своим «инаколюбием», да и отношения с Надеждой Поляковой становились порой мучительными. По здравому ли размышлению, или от отчаяния, но в 1907 году София вышла замуж за литературоведа, теоретика драмы В.М.Волькенштейна. Их брак был недолгим, меньше двух лет. Замужество не прервало связи поэтессы с первой возлюбленной.
София Парнок была личностью страстной, ей было свойственно постоянное самоосуждение: «Когда я оглядываюсь на мою жизнь, я испытываю неловкость, как при чтении бульварного романа…» Около 1907 года София приняла православное крещение. Решение креститься в православную веру отражает её личные духовные искания и общий религиозно-мистический настрой тех лет. Мысли о Боге, о России также становятся темами стихов Софии Парнок.
Люблю тебя в твоем просторе я
И в каждой вязкой колее.
Пусть у Европы есть история, -
Но у России: житие.
В 1914 году встретились София Парнок и Марина Цветаева. Их знакомство состоялось в салоне Аделаиды Герцык. (По некоторым свидетельствам, С.Парнок одно время жила с сестрой Аделаиды, Евгенией Герцык.) Две поэтессы полюбили друг друга. Их роман продолжался около двух лет. Если для старшей - Парнок - такая связь была естественной, то для Цветаевой она стала потрясением. Как она переживала свои новые чувства и отношения, какими стихами отозвалась, будет рассказано несколько позже. Сейчас речь о Парнок, о «трагической леди», как назвала её Марина. В начале романа Софии тоже пришли на память стихи Сафо, обращённые к юной Аттиде:
«Девочкой маленькой ты мне
предстала неловкою» -
Ах, одностишья стрелой Сафо
пронзила меня!
Ночью задумалась я
над курчавой головкою,
Нежностью матери страсть
в бешеном сердце сменя.
Ещё два стихотворения С.Парнок непосредственно обращены к Марине Цветаевой. Но в начале 1916 года они расстались, причём «ушла» София, без гнева и обиды, чего не скажешь о «брошенной» Марине. Впоследствии Парнок с неизменно добрыми чувствами вспоминала подругу, с большим вниманием следила за её творчеством, портрет Цветаевой всегда стоял на её письменном столе.
В жизни Парнок появилась новая подруга - актриса Людмила Эрарская, экзотическая брюнетка кавказских кровей. Марина Цветаева ревниво обрисовала соперницу: «очень большая, толстая, чёрная». Конечно, для Софии Парнок её возлюбленная была совсем другой, ей посвящены такие строки:
За что мне сие, о Боже мой?
Свет в моём сердце несветлом!..
В судьбе этой пары тоже были Крым, революция, безденежье, голод. Обе подруги вернулись в Москву в начале 1920-х годов. В этот период советская власть либерально относилась к интимной сфере. Повсюду шли дискуссии о свободной любви, она рассматривалась как демократическое завоевание революции. Было отменено преследование за гомосексуальные связи. Кооперативные издательства печатали довольно смелые эротические произведения. Выходили и сборники стихов Софии Парнок. В 1922-1928 годах вышло четыре книги её стихотворений. А в 1928-м, с усилением власти Сталина, все названные послабления были свёрнуты, гайки закручены до хруста в костях. Больше не было опубликовано ни одной строчки Софии Парнок.
Как раз в эти годы поэтесса увлеклась женщиной не из своего круга: её возлюбленная Ольга Цубербиллер была профессором математики МГУ. Умная, скромная женщина с печальными глазами. София писала о ней:
Как музыку, люблю твою печаль,
Улыбку, так похожую на слёзы, -
Вот так звенит надтреснутый хрусталь,
Вот так декабрьские благоухают розы.
Эта пара запомнилась современникам: «Они были одеты очень просто и, в общем, одинаково, всегда носили строгий, в основном мужеподобный наряд, состоящий из пиджака и юбки ниже колена с каймой. Обе носили рубашки и галстуки. Их ботинки были неизменно одного стиля oxford, коричневые на низком каблуке». Словом, типичные представительницы профессорско-преподавательского состава. Но посвящённые сразу опознавали «по одёжке» лесбийскую пару.
София Парнок зарабатывала на жизнь переводами и продолжала писать стихи - «в стол», без какой-либо надежды на опубликование. Последние поэтические циклы «Большая медведица» и «Ненужное добро» ставят Парнок вровень с выдающимися мастерами. Опубликованы они лишь недавно.
Незадолго до смерти София Парнок встретила свою последнюю любовь - Нину Веденееву, учёного-физика. Для Веденеевой это был первый интимный опыт такого рода. В первые дни ещё не утолённой страсти поэтесса обращалась к ней:
Глаза распахнуты и стиснут рот,
И хочется мне крикнуть грубо:
«О, бестолковая! Наоборот, -
Закрой, закрой глаза, открой мне губы!»
«Седая Муза», «Седая Ева» - так обращалась поэтесса к возлюбленной, звала её в неизведанное: «Дай руку и пойдём в наш грешный рай!..»
София Парнок умерла 26 августа 1933 года и похоронена на немецком кладбище в Лефортово.
Сомнительное счастье амазонок Серебряного века в том, что они хотя и пережили свой век, но не дожили до страшных лет, когда инаколюбие стало инакомыслием, а значит, преступлением.
Дожила только Цветаева и - не смогла жить.
Царица амазонок
Великая русская поэтесса Марина Цветаева не нуждается в представлении. Некоторые стороны её жизни и творчества стали известны довольно поздно, упорно замалчивались либо считались малозначащими. Напрасно. Её хождение в область запретного и ранее неизведанного ничего не убавило, а прибавило многое.
Странный эпизод из детства: Марина с сестрой Анастасией и отцом были в Германии, и там им предложили на выбор статуэтки - слепки античных статуй. Марина выбрала сразу: «Кто она - не знаю. Знаю одно - моя!» Это была Пенфесилея, царица амазонок. «Итак, моя любовь с первого взгляда - Амазонка!» Позднее Марина Цветаева постоянно возвращалась к этому образу, создавая свой собственный миф об амазонках.
В 1914 году Цветаева уже заявила о себе как талантливая поэтесса, по крайней мере в Москве (Петербург всегда оставался к ней холоден). Она - любимая жена и молодая мать. Они - обеспеченная семья. Правда, Марина - натура увлекающаяся, но свои увлечения она чаще переживает в воображении, чем в действительности.
В октябре она встретилась с поэтессой Софией Парнок.
Я помню, с каким вошли Вы
Лицом - без малейшей краски,
Как встали, кусая пальчик,
Чуть голову наклоня…
- вспоминала Цветаева. Роман вспыхнул моментально, необъяснимо:
Не женщина и не мальчик, -
А что-то сильнее меня!
Парнок была старше на семь лет. В этих отношениях «старшая-младшая» было что-то от материнско-дочерних отношений.
В оны дни ты мне была как мать,
Я в ночи могла тебя позвать…
- писала Цветаева. Она даже несколько переигрывала свою роль, представляя себя более инфантильной, чем была на самом деле: «Я Вашей юностью была, / Которая проходит мимо», «Ваш маленький Кай замёрз, / О снежная Королева!» В действительности самолюбивая, гордая Марина была далеко не ребёнок, а, вообще говоря, сложный партнёр - и с мужчиной, и тем более с женщиной.
Как, почему это случилось? Возможно, ближе всех к разгадке подошла подруга Марининой юности Майя Кудашева, жена Ромена Роллана, много помогавшая Цветаевой в Париже в годы эмиграции. «Я думаю, когда Марина вышла замуж за Серёжу, это была обычная любовь между мужчиной и женщиной, и, как вы знаете, в таких случаях женщина ничего не испытывает… На самом деле Софья Парнок открыла Марине, что такое физическая любовь…»
Они стали вместе появляться на людях, ездили в Святые горы. Пожалуй, они даже намеренно эпатировали общество, как вспоминал очевидец: «Марина Цветаева тогда считалась лесбиянкой… Она приходила с поэтом Софьей Парнок. Обе сидели в обнимку и вдвоём, по очереди курили одну папиросу».
Только муж оставался наружно спокоен, как всегда, когда Марина увлекалась, не важно кем. Вскоре он ушёл добровольцем на войну, служил в санитарном поезде. Марина была очень близка с сестрой мужа, откровенно писала ей из Святых гор: «Соня меня очень любит и я её люблю - и это вечно, и от неё я не смогу уйти». В том же письме она признавалась и в любви к мужу. Примечательно, что Цветаева пишет о Парнок - «очень любит», а о себе - просто «люблю». Марина была уверена, что она - главная героиня этого романа… Увы, всё это происходило на глазах дочери, хоть и маленькой, но сообразительной. Несколько позже она поняла характер взаимоотношений мамы и тёти Сони. Впоследствии Ариадна Эфрон тоже связала свою судьбу с подругой - Адой Шкодиной и жила с ней до последних дней.
Стихи Марины Цветаевой 1914-1916 годов - по сути, лирический дневник, зафиксировавший возникновение и развитие её отношений с Софией Парнок. Но лирическая героиня - это всё же несколько вымышленный персонаж. Наверняка в их отношениях случались ссоры, периоды охлаждений, капризы, просто раздражение. Не будем забывать, что Парнок уже освоилась в своей «инакости», а Цветаева ещё мучилась с самоопределением. В стихах уже было предчувствие разрыва. И он наступил.
В феврале 1916 года Цветаева вернулась из Петербурга, где пережила мимолётный роман с Осипом Мандельштамом. Развития эти отношения не получили. Марина пришла к подруге и обнаружила там соперницу - актрису Л.Эрарскую. Это был жестокий удар по самолюбию Цветаевой. Все её предыдущие увлечения она прекращала сама, этот принцип она называла «честь разрыва». А тут… Марина никогда не простила бывшую подругу с её «треклятой страстью», как она писала.
В 1919 году Марина Цветаева сама утешилась в объятиях актрисы - Софии (тоже!) Голлидэй из труппы Второй студии МХАТа. Ей также посвящён цикл стихов, под неё написаны пьесы «Фортуна», «Приключение» и «Каменный ангел». Когда - уже в эмиграции - Марина Цветаева узнала о смерти Голлидэй, она написала автобиографическую «Повесть о Сонечке». Если верить рассказчице, то были действительно сильные и глубокие чувства, но пронизанные какой-то чрезмерной экзальтацией.
Марину Цветаеву и в дальнейшем влекло к женщинам, у неё были и реально пережитые романы, и платонические влюблённости. И всю жизнь она тяготилась своим инаколюбием - то находила ему объяснение и оправдание, то мучилась и размышляла об этом.
В 1932 году Марина Цветаева написала лирико-философское эссе «Письмо к Амазонке». Предыстория этой работы такова. В Париже тогда жила богатая эмансипированная дама с лесбийскими наклонностями Натали Клиффорд Барни. Она была автором своеобразного сафического манифеста «Мысли Амазонки». В её великосветском салоне собирались парижские знаменитости и даже кинозвёзды. Однажды туда пригласили и Цветаеву. Поэтесса читала собственный французский перевод своей поэмы «Молодец» по мотивам русского фольклора. Её встретили холодно, хозяйка не только не помогла Цветаевой (хотя обещала - у неё было собственное издательство), но и потеряла рукопись. Эссе Цветаевой было полемическим ответом на книгу Барни, но в эссе улавливается и личная обида автора, скрытая за вежливым доброжелательным тоном.
Поэтесса рассуждает о ролях в лесбийских «семьях», о старении подруг, об их отчуждённости в мире «нормальных» мужчин и женщин. Здесь она вспоминает состарившуюся пару П.Соловьёву и Н.Манасеину, видимо, их опыт не показался ей привлекательным. «Проклятая раса» - пишет Марина Цветаева, в том числе и о себе. Она приходит к неожиданному заключению: «Мужчина, после женщины, какая простота, какая доброта, какая открытость. Какая свобода! Какая чистота».
С такими мыслями Марина Цветаева вступала в последнее десятилетие своей жизни. И как знать, может быть, среди уже известных и названных причин её добровольного ухода из жизни в августе 1941 года была и потаённая, связанная с неосуществимостью - в принципе - её любви?
С уходом Марины Цветаевой племя страстных амазонок словно растворилось в туманах русских равнин.
Серебряные амазонки