Главный литературный дом столицы
24 мая 1934 года на улице Воровского (ныне - Поварская улица) открылся Центральный дом литераторов.
ЦДЛ. Фото с сайта Центрального дома литераторов.
«Предыстория этого события такова: в начале 1930-х годов московские писатели пожаловались Горькому, что у них нет своего клуба, - пишет в книге «Новиков-Прибой» Людмила Анисарова (Москва, серия «ЖЗЛ», издательство «Молодая гвардия», 2012 г.). - Горький передал это Сталину. Тот перебрал все здания рядом с Союзом писателей и остановился на бывшем особняке графа Олсуфьева, принадлежащем посольству США. «Америка плохо относится к нам,- сказал он. - Заберём этот дом у американцев, отдадим его писателям, а когда Америка изменит своё отношение, мы найдём американцам другой».
Когда-то в Центральный дом литераторов стремилась попасть вся Москва: на творческий вечер, в легендарный ресторан, на полузакрытый кинопросмотр, а кто-то просто, чтобы поглазеть на знаменитостей и приобщиться к богемной жизни.
Дом литераторов занимает не одно, а два здания. Историческое выходит на Поварскую (в советские времена - улицу Воровского), пристроенный в середине 1950-х «новодел» - на Большую Никитскую (улицу Герцена).
Особняк на Поварской, который относят к «шедеврам стилизации» - стиль французского Ренессанса, элементы барочной архитектуры, готические интерьеры - построил и декорировал в 1887 году московский архитектор Петр Бойцов. Заказчиком выступал князь Борис Святополк-Четвертинский, причислявший себя еще к Рюриковичам. Его прадед, по легенде, придумал рецепт «гурьевской каши», а тетка основала общину сестер милосердия «Утоли мои печали» в Лефортово. Сам Борис Владимирович бальный зал нового дома - Дубовую гостиную - отделал контрабандным сандаловым деревом.
Фото с сайта ЦДЛ.
После смерти князя дом приобрела графиня Александра Андреевна Олсуфьева, гофмейстерина великой княгини Елизаветы Федоровны, вдова генерала от кавалерии и известного филолога, знатока Древнего Рима. Говорят, что Дубовая гостиная одно время являлась ложей московских масонов. Пришедший туда император Александр III сломал на узкой деревянной лестнице ногу. И вот якобы после кончины самодержца его дух нет-нет да и наведается в особняк Святополка-Четвертинского...
В 1917 году Александра Олсуфьева вместе с уже взрослыми детьми и внуками выехала из Советской России и осела в Италии, где у семьи было несколько домов.
После революции особняк национализировали. Одно время в нем были жилые квартиры, детские учреждения различного типа, приёмно-распределительные пункты при ВЦИК. В мае 1934 года появился Дом советского писателя. Надо сказать, что литераторы собирались «по интересам» и до этого. Например, свой клуб еще в 1928-ом открыла Федерация объединений советских писателей, что восхитило Маяковского:
Не знаю - петь, плясать ли,
Улыбка не сходит с губ.
Наконец-то и у писателей будет свой клуб.
Но если Дом советского писателя и не стал первым писательским домом, через несколько месяцев, после образования Союза писателей СССР (был создан на первом Съезде советских писателей, который прошел в Москве с 17 августа по 1 сентября 1934 года), он стал единственным. Именно на этих подмостках решениям правления союза, резиденция которого располагалась в соседнем «особняке Ростовых» на Поварской, 52, предстояло наполняться живой жизнью.
Дом советского писателя пережил несколько переименований. Центральным домом литераторов он стал называться только в 1948 г.. Дом был призван стать «очагом подлинного творческого общения писателей»: в планах учредителей значились лекции, диспуты, всевозможные кружки, и конечно - дружеское общение.
«ЦДЛ сразу стал любимым местом писательского сообщества, даже в военные годы жизнь в ЦДЛ не останавливалась, - говорится на официальном сайте Центрального дома литераторов. - Здесь была устроена столовая для писателей и членов их семей. Для любителей же литературы ЦДЛ стал своеобразным храмом словесности».
«Ассортимент решает все в нашем деле. Всем желательно, чтобы харчи были такие, чтобы люди перестали ходить в «Метрополь» или «Националь», - заявил в 1938 году отчим Алексея Баталова, писатель-юморист Виктор Ардов. Произошло это на собрании учредителей Московского клуба писателей, где вопрос об организации ведомственного питания для мастеров пера стал одним из центральных. «Инженеров человеческих душ» уважили и в начале 1940-х годов прикрепили к дефицитной спецбазе №7 «Мосглавресторана». По субботам, когда в Дубовой гостиной не было заседаний, там собиралась поужинать и потанцевать под живой оркестр самая пестрая публика. Клубный ресторан стал если не единственным, то, по крайней мере, самым главным местом откорма писательской братии, их домочадцев, а также их гостей, предпочитающих неформальное общение.
С той поры ведомственная писательская кухня много лет снабжалась самыми лучшими в СССР продуктами, в силу чего в меню, по существу, не переводились не только икра или свежие огурцы, но даже рябчики. Главное помещение ресторана - обшитая дубом и украшенная колоннами из сандала Дубовая гостиная или Дубовый зал - тоже было самым шикарным. С высоченного потолка свисала огромная люстра, которая, по слухам, предназначалась для вестибюля станции метро «Комсомольская», но Сталин подарил ее Горькому, так люстра оказалась в Доме литераторов. Ее свет падал на столы с туго накрахмаленными скатертями и конусами салфеток. Сервировались они тоже не абы чем, а павловской посудой, изящной формы приборами и бокалами. Словом, было ощущение пребывания в настоящем «храме еды».
В военные годы Дом советских писателей не закрывался. При клубе ДСП были созданы кружки ПВХО (противовоздушной и противохимической обороны) и ГСО (готов к санитарной обороне) для литераторов и членов их семей, которые в сентябре 1941 года закончили первые 200 человек. Действовали курсы медицинских сестер, на которых занимались писательницы и жены литераторов. Ежедневно во дворе клуба писатели собирались на оборонную подготовку. Часто приходили сюда В. Лебедев-Кумач, В. Катаев, К. Федин, Вс. Иванов, Л. Кассиль, П. Антокольский, Перец Маркиш, Юлиус Гай. Во время первой же учебной стрельбы многие литераторы показали неплохие результаты, а Б. Пастернак и Л. Шифферс получили оценку «отлично».
На курсах медицинских сестер слушательницы изучали основы анатомии, хирургии и терапии, фармакологию, технику перевязок. Большинство дисциплин читали профессора и врачи института курортологии. Все окончившие курсы поступали на учет военного командования и направлялись в части действующей армии.
При клубе писателей была организована пошивка белья бойцам Красной Армии. Занимались этим женщины-литераторы и жены писателей. Большинство из них не получали плату за свою работу, а добровольно передавали заработанные деньги в фонд обороны. Там же, в Доме писателей, собирались посылки на фронт. В первые же дни войны писательская общественность внесла на приобретение подарков свыше 5 тысяч рублей, на фронт было отправлено более 70 больших посылок.
«Во время войны библиотека писательского дома была закрыта очень недолго, примерно полтора месяца, а 1 декабря 1941 года по просьбам писателей была открыта вновь, - пишет Валентина Антипина в книге «Повседневная жизнь советских писателей. 1930-1950-е годы» (издательский дом «Молодая гвардия», 2005 г.). - Фронт был совсем недалеко от Москвы, и часто заведующая библиотекой Е. Авксентьевская слышала такую фразу: «Елена Ивановна, я съезжу на фронт. Вы будете открыты, если я вернусь часов в пять-шесть?». Приходилось непросто: «У работников библиотеки наступила повседневная трудовая жизнь. Скажем прямо, жизнь нелегкая: отопления не было, все работали в шубах, чернила замерзали, зато энтузиазма хватало с избытком».
Не сворачивалась и светская жизнь, например, в 1942-ом в Дубовом зале праздновали 20-летие литературной деятельности Лидии Сейфуллиной:
«Собралось человек пятьдесят - ведь в Москве в это время писателей почти не было: одни на фронте, другие в эвакуации. (…) Нашли какие-то старые доски, затопили камин. Света не было. Юбилярша пришла в открытом платье, нарядная, с меховой накидкой на плечах. Мы все сидели в шубах». (цитируется по книге В.А. Антипиной «Повседневная жизнь советских писателей. 1930-1950-е годы», ИД «Молодая гвардия», 2005 г.).
Но особенно многолюдными в голодные времена были ресторан и столовая, где кормили причастных. Исходили при этом из сословности. В столовой в очереди за омлетом из яичного концентрата (его большими партиями тогда присылали союзники из-за океана), который прозвали «Улыбка Рузвельта», томились никому не ведомые старушки, оказывавшиеся кто правнучкой баснописца Крылова, кто внучкой Салтыкова-Щедрина. Литературное же начальство и фигуры поавантажнее потчевали «литерными обедами» в ресторане. Всеволод Иванов в ноябре 1942-го писал сыновьям:
«Обедаем в Клубе писателей… Наверху, в комнате с камином, стоят два стола. За этими столами выдают так называемые «литерные» обеды… Я - литерный, но мамка - отнюдь. Я сегодня получил мясную котлету, две картофельных и суп, который украшала кость какого-то животного. У мамки (…) просто был суп с капустой и немного печенки, тоже с капустой».
После войны ресторан ЦДЛ вернулся к натуральным продуктам и полноценным, «нелитерным» блюдам. И снова стал одним из притягательнейших уголков советской Москвы.
Чужих в ЦДЛ не пускали (вход для непосвященных закрылся в 1950-ом), что еще больше подчеркивало завидный статус обладателей краснокожих членских билетов Союза писателей.
Из мемуаров писателя Бориса Камянова:
«Всех нас, молодых, как магнитом тянуло в ЦДЛ (…) Писатели подсаживались за столики друг к другу и к редакторам издательств, у которых тоже был доступ в ЦДЛ, крепко пили и устраивали свои литературные дела. (…) Попасть в этот рай земной начинающим писателям было ох как непросто: в дверях при входе стоял маленький щуплый еврей по прозвищу Крошка Цахес и требовал у каждого членский билет Союза писателей. Пройти нам удавалось только в том случае, когда нас проводили с собой счастливые обладатели заветных корочек».
Здесь вершились их судьбы и складывались биографии, а панегирики и отповеди, звучавшие в этих стенах, эхом разносились по стране. Руководители Союза писателей решали в ЦДЛ серьезные вопросы: кого в какую загранкомандировку послать, каким тиражом издать, кого принять в свои руководящие ряды, а кого - прокатить. Принимали решения даже на такую трепетную тему, как кого из творцов по какому разряду отпевать и хоронить.
В 1956-ом в ЦДЛ проходило обсуждение романа Дудинцева «Не хлебом единым», билеты распределял партком по номенклатурным спискам, но снаружи шумела толпа, висели на окнах, народу собралось столько, что председательствующий Всеволод Иванов и редактор «Нового мира» Константин Симонов не смогли прорваться через парадное.
В середине 1950-х особняк стал тесноват. Наиболее официозные и многолюдные собрания приходилось проводить «на выезде». Когда пленум Союза писателей прорабатывал крамольную «Литгазету», снимали зал в гостинице «Советская». Пастернака прорабатывали в Театре киноактера (его, правда, много где громили). И к особняку на Поварской пристроили новое здание - с выходом на Большую Никитскую, еще одним рестораном с летней верандой.
В 1961-ом в директорское кресло ЦДЛ сел один из основателей Центрального Дома работников искусств Борис Филиппов. Именно Филиппову отдают должное в превращении Дома из узкопрофессионального клуба в культовое место столичной богемы.
«ЦДЛ был клубом, как никакой другой, - вспоминал Константин Ваншенкин. - Я как-то подумал о том, что писателей, сроду не бывавших, скажем, в Доме композиторов или кино, или ВТО, - множество. Но киношников, композиторов, артистов, никогда не переступавших порога Дома литераторов, представить себе трудно, даже невозможно. Было в нашем клубе нечто поистине притягательное!».
При Борисе Филиппове на стенах одного из буфетов начали появляться автографы, благодаря чему его стали называть Пестрым. Семен Кирсанов: «Съев блюдо из 8-ми миног, не мни, что съеден осьминог!». Роберт Рождественский: «Если тебе надоел ЦДЛ, значит, и ты ему надоел!» Или: «О, молодые, будьте стойки при виде ресторанной стойки».
А вот как, например, вспоминал о ЦДЛ периода 1960-х-1970-х годов писатель Эдуард Хруцкий:
«Под его сводами, украшенными подписями известных писателей и поэтов, проводились «посиделки» с цыганами, романсами и песнями под гитару, после чего в полутемном зале подвыпившие литераторы и нужные им люди отплясывали «семь сорок» и твист. Атмосфера элитности и легкого угара окружала посетителей и дарила им блаженство и сладостную иллюзию их собственной значимости. В ресторане звенели бокалы и рекой лилось шампанское. Пили за юбиляров, редакторов и критиков, за новые книги, премии и даже рифмы…»
В ЦДЛ надломили судьбу Николая Рубцова. В 1964-м он, третьекурсник, чьи стихотворные подборки уже были заверстаны в двух литературных журналах, отдыхал после очередного экзамена в местном буфете. Время шло к закрытию, и на просьбу принести очередную бутылку официантка ответила отказом. Рубцов устроил скандал, метрдотель вызвал милицию. В Литинститут направили бумагу: «Дирекция ЦДЛ вынуждена вновь просить дирекцию Литинститута им. Горького принять меры в отношении студента Н.М. Рубцова и поставить нас в известность об этом». Рубцова отчислили.
Лев Рубинштейн признавался:
«Я в Дом актера не ходил, потому что там было очень шумно, душно и пьяно. В Дом кинематографистов - только на какие-то товарищеские мероприятия. ЦДЛ был лучшим из клубных мест - ни Дом архитекторов, ни Дом работников искусства до роскоши ЦДЛ не дотягивали. Это место казалось потерянным раем - попадание туда было равносильно выходу в другую реальность».
В перестройку ЦДЛ довелось стать ареной высокой международной политики. В 1988-м в Москву с официальным визитом приехал президент США, для его встречи с «общественностью» привычно выбрали литераторов (в мае 1961-го они же первыми приветствовали Юрия Гагарина). Говорят, тогда переасфальтировали улицу Воровского и купили новую мягкую мебель, расширили меню и снизили цены. Именно на той встрече Рональд Рейган впервые заявил, что не считает СССР «империей зла».
Кто только не побывал в ЦДЛ за годы его существования! Например, из иностранцев Дом литераторов посещали Жерар Филипп, Марлен Дитрих, Индира Ганди, Джина Лоллобриджида и многие другие.
Из советских времен ЦДЛ благополучно перескочил в современность. В 2017 году в Центральном доме литераторов открылся Московский столичный клуб. Это закрытое для посторонних и прессы пространство, где собираются политики, представители интеллигенции, лидеры бизнеса, деятели искусства и управляющие высшего звена.
В ЦДЛ по-прежнему устраиваются литературные вечера, проходят концерты и фестивали.