Кое-какие соображения о фем-активизме и проблематике #БЦ
Лили говорит о том, что для активизма нужны внешние (минимальная материальная независимость) и внутренние ресурсы (знание матчасти и минимально здоровая психика). Это так, но это так для любого состояния, отличающегося от скотского. Скотское состояние тоже бывает внешним (когда держат в полной зависимости и юзают за объедки с барского стола, материальные и/или психологические) или внутренним (личное довольство скотством внешним, согласие с ним и подведение под него “теоретической базы”). Дела у людей в этом плане плохи, неслучайно Маргарет Мид говорила о том, что реальные изменения в мире всегда осуществлялись убеждённым меньшинством. Вчера, на конференции “Демократия и Феминизм” Марсела Лагарде сказала, что феминистки - это самое успешное меньшинство в истории, и я с ней согласна: бояться быть в меньшинстве не нужно, меньшинство не значит одиночество. И да, Лили права: автономия - способность самостоятельно проектировать и разумно осуществлять свою внутреннюю и внешнюю жизнь - необходимое условие для активизма. Нет таких “кадров” - не будет активизма: это объективная реальность, против которой не слишком возразишь.
Мои разговоры с испанскими коллежанками чаще всего вращаются вокруг сравнительного анализа положения испанских и русскоговорящих (не только русских) женщин. Ясно, что обе культуры крайне патриархальны, в обеих силён символизм “пастуха” и “стада”, как метафора для жизни власти (с). В обеих культурах женщины очень зависимы, и в обеих культурах женщины подвергаются не только угнетению со стороны мужчин (внешний враг, пастух), но и разрушительным дисциплинарным практикам со стороны женщин-надзирательниц (внутренний враг, псы).
Псиную роль в испанской культуре играют женщины, организованные и направляемые католической церковью (например, Иоанн Павел II, в самом начале своего папства издал апостольскую экзортацию о том, что семьи имеют право и долг свергать правительства своих стран, если те удаляются от истинного христианского пути; кто знает, что такое “Форум христианских семей” и какую роль играют в нём женщины, та поймёт, что это совершенно не шутки).
У нас эта роль более размыта, надзирательниц можно встретить везде, диапазон широк: от ведущих женских тренингов и православных женщин-психологов до феминисток с нетаким наперевес.
Местных наших надзирательниц (я имею в виду маленькую фемсреду в рунете) можно легко отличить по двум пунктам:
1) они категорически против стабилизации минимальной дискурсивной традиции в феминизме (и они её не знают, не хотят знать и неспособны ассимилировать);
2) они категорически против идеи общего классового опыта женщин и классовой солидарности как долга.
Необходимость стабилизации минимальной дискурсивной традиции - бесспорный глобальный приоритет феминизма сегодня. Кстати, хочу сказать, что на Западе дискуссия на тему “радикальный феминизм/радфем = мокрая вода” на сегодняшний день практически закрыта. Эпистемология феминизма создана (уже создана и существует) радикальными феминистками. И тут стоит жирная и безусловная точка. Кто вовремя просекли, тех и зеркало венеры (с), остальным - либо учиться-учиться-учиться, либо уныло говнить и хабалить.
Феминизм не может развиваться (и делает это с огромным трудом и очень незначительным успехом последние 20 лет), если нет основы, на которой можно было бы укоренить это развитие. Идеи, мышление не растут и не развиваются в интеллектуальной пустыне, над которой постоянно задувают ветры “самокритики” и “новшеств”. Сама категория “новшества” в патриархате для феминизма может быть (и, как правило, бывает) сомнительной ценностью; у нас ещё не выработана коллективная способность сходу, уверенно различать между голосами, которые говорят ради свободы, и голосами, которые пытаются пропихнуть (патри) архаизмы в качестве “прогрессивного новшества”. Поэтому нам нужна стабильная матчасть (=стабильный дискурсивный минимум), не подвергающаяся перекрою и “оригинальной” (насколько оригиналки хватит) “переработке” в каждой ново-заведённой уютненькой. Феминизм не является бесконечной полемикой (если это будет так, он быстро уничтожит сам себя), феминизм - это формальное знание, которое должно быть объектом изучения и которому можно и нужно обучать.
У наших надзирательниц это называется “загоняют”. В настоящее время их положение в этом смысле очень выгодно, так как, в силу языкового барьера, доступ к матчасти затруднён для большинства, а переводить - не просто ресурсно затратно, но и используется надзирательницами как дополнительный повод для дискредитации:
Второй фронт надзирательства напрямую связан со стремлением феминизма к политическому представительству интересов женщин как класса. Это воспринимается как самое опасное. Для надзирательниц важно, чтобы феминизм был клубом по интересам, стилем жизни, “самовосприятием”, чем угодно, кроме того, чем он является: политикой. Политическое участие женщин в качестве феминисток преследует цель покончить с социальным исключением группы “женщины”, покончить со всеми формами насилия в отношении женщин (CEDAW) и уничтожить патриархат через коренную, радикальную реформу государства (так как современное государство возникло на базе феминицида и продолжает в том же духе). Это прямое политическое противостояние с мужчинами, помилуйте, как так можно, что вы о себе “воозомляете”!
Женское надзирательство не является внеисторическим феноменом.
Я призываю соратниц внимательно отнестись к этому моменту. Надзирательницами становятся женщины, которые обрели собственный голос благодаря феминизму, но которые не смогли/оказались не готовы начать-продолжить-завершить процесс самосознания. Многие из них вкладывают все свои силы в практику анти-самосознания через политическое участие (например, #БЦ).
Это точно совпадает с текущим историческим моментом: коллектив женщин на сегодня продолжает формироваться и существовать на основе гетерономии (=формируется и существует при помощи стереотипов, определений и названий, который даёт ему доминирующая группа**), коллективное самосознание и самоопределение отсутствуют. При этом довольно большое количество женщин уже способно с помощью феминизма артикулировать индивидуальный протест против гетерономии (“я не то, что ты говоришь обо мне”, “я не то, чем ты хочешь заставить меня быть”, “я - самостоятельная личность”, “я решаю в моей жизни”), то есть, способно обрести сознание о наличии некоего собственного “Я”, ощутить себя действующим лицом в своей жизни, собственно, назвать эту жизнь “своей”.
Может показаться парадоксальным, но следствием такого “обретения своего “Я” (на данном историческом этапе) становится обострение недоверия к остальным женщинам: дело в том, что это ново-и благообретённое “Я” становится для женщины сверх-ценностью. Кроме того, в условиях отсутствия женской группальности, отсутствия коллективного, классового сознания, в условиях колонизации женской телесности и психизма это “Я” тут же начинает накачиваться мужскими индивидуалистическими категориями; и тут нас не должно удивлять, что бесчестие, предательство, разнокалиберная подлость, самоутверждение за счёт принижения других, беспрадонность в отношении личных границ, хамство под маской доверительности, простодушия или камрадства, попытки разрушения других цветут в феминизме: это обычные инструменты мужского взаимодействия в политике.
Фальшивое самосознание женщин, повторная (и на этот раз сознательная) идентификация их с мужчинами формирует (до сих пор) главный парадокс феминизма: улушать жизнь тем женщинам, которые не работали ради этого улучшения, а противостояли ему, и видеть, как эти женщины благодарят за достигнутое улучшение мужчин и ненавидят феминисток.
Феминисткая этика - это пока несуществующая дисциплина, чтобы она появилась, необходимо сформированное коллективное (классовое) самосознание, которое может начаться только как политический пакт между женщинами на основе феминизма (помним про мокрую воду), то есть, как сёстринство. Принадлежать к классу означает не только классовое сознание, но и общую волю к действию, доверие. Доверие группе может существовать, если группа не только существует как таковая, но и является прибежищем и опорой для личности. Всё это пока достаточно далеко от нас.
Кроме того, для женщин доверие находится в зоне постоянно воспроизводящейся коллективной травмы: женщины чрезмерно доверчивы, потому что они угнетены, слабы и не имеют витальной поддержки; тут или веришь, не размышляя, или всё настолько страшно, что несовместимо с жизнью. “Верь мне, я буду любить тебя всю жизнь”, “Верь мне, у тебя будет отличная работа в другой стране”.., практически всегда жизненная трагедия женщины начинается с отчаянного акта доверия более сильному.
Политическое взаимное доверие является ассертивным действием между равными, которые осознают себя таковыми (“я доверяю тебе мою волю” = “даю вотум доверия”), и фундаментом для любого совместного политического действия. Как я уже сказала, пока всё это очень далеко от нас: сознание равенства и единства как реальности, а не утопии, может возникнуть в результате политического феминистского пакта вокруг и на основании стабильного дискурсивного минимума, а у нас пока см. п. 1.
Теперь, после контекстуализации #БЦ как явления, скажу немного об ассертивной позиции в отношении #БЦ.***
Главная их выгода для нас в том, что они делают грязную работу: отсеивают потенциальный неадекват на подходе. Этим мы экономим время, сокращаем риск внезапных всплесков неадеквата и откатов, неконструктивных разборок и получаем уже убеждённых соратниц, способных критически мыслить, отличать “политический пакт” от “целования в дёсны”, не нуждающихся в няшеньи и почёсывании ЧСВ, самостоятельных в мыслях и действии, умеющих работать в коллективе. Конечно, это идеальная картина :), но #БЦ так старается, что почему бы и нет.
*Это очень актуально и для активизма.
**Поэтому “цис-”, разумеется, появляется не случайно: мужчины в платьях и на каблуках продолжают действовать в рамках своей роли в системе доминирования и дают название женщинам (строгая преррогатива господ).
***Тему моббинга я сейчас разбирать не буду.