“Кони” Высоцкого и “Бесы” Пушкина (II)
В этих заметках идет речь о статье С. Пяткина “Кони снова понеслися…” (О возможном мифомотиве в “Бесах” А.С.Пушкина).
Фрагмент статьи, посвященной Высоцкому, привожу полностью.
С. 65:
“Здесь мы позволим себе сделать небольшое отступление. Дело в том, что обозначенный нами мифомотив достаточно подробно рассмотрен в ряде работ, посвященных поэзии В.Высоцкого, точнее его некоторым произведениям 70-х годов: "Кони привередливые" (1972), "Очи черные" (1974), "Я дышал синевой…" (1975?), "Райские яблоки" (1978) . Среди перечисленных стихотворений и песен "Кони привередливые", пожалуй, стоят особняком. Во-первых, потому, что если отталкиваться от периодизации творчества Высоцкого, предложенной А.В.Кулагиным, это произведение располагается едва ли не в самом начале третьего, "гамлетовского" периода в творческой эволюции поэта. А для этого этапа - третьего из четырех, выделяемых ученым, - свойственно "усиление рефлективного начала, настойчивое обращение к собственному лирическому «я»", которое "изменило и характер диалога с литературной традицией, привело к заметной его лиризации" . Во-вторых, в "Конях привередливых" по сравнению с тремя названными выше произведениями, на наш взгляд, очевиден, воспользуемся терминологией Р.Д.Тименчика, "пушкинский слой". (Здесь вполне правомерно вести речь и о "есенинском слое", имея в виду стихотворение "Годы молодые…" (1924). У Пушкина субъект речи в метели полагается, можно сказать, на милость Божью. У Есенина, как и у Высоцкого, активно вступает в поединок с природной стихией: "Ты, ямщик, я вижу - трус. Это не с руки нам. // Взял я кнут - и ну стегать по лошажьим спинам". Субъектно-образная структура текста и у Есенина, и у Высоцкого предельно "насыщена" антитезами, усиливающими и внутреннюю конфликтность сознания лирического "я", и его конфликтное состояние с внешним миром. Можно предположить, что стихотворение С.Есенина выполняет функцию своеобразного посредника между пушкинскими "Бесами" и "Конями привередливыми". По крайней мере, некоторые высоцковеды не без основания полагают, что есенинское влияние предваряет творческий интерес Высоцкого к русской классике XIX в., в том числе и к Пушкину).
Эмоционально-ценностная экспрессия исходной лирической ситуации в "Конях привередливых" - "Вдоль обрыва… по самому краю", "Чую с гибельным восторгом: пропадаю…", - подхватываемая и усиливаемая окончанием рефрена ("Хоть мгновенье еще постою на краю…"), практически идентична тому, что предстает в гимне "в честь Чумы" пушкинского Вальсингама. "Гибельный восторг", который в исключительной для себя ситуации переживает лирический герой Высоцкого, по сути дела, то же самое, что и "неизъяснимы наслажденья" от соприкосновения со смертью, которые испытывает и воспевает в своем гимне герой болдинской трагедии Пушкина. Вне всяких сомнений, исключительная ситуация, также грозящая гибелью человеку, характерна и для "Бесов" Пушкина. И в этой перспективе в ключевых словесно-образных темах "Коней привередливых": "сани", "кони", "колокольчик", "зимний путь" можно усматривать поэтически опосредованную перекличку данного произведения с "Бесами". В таком случае и строка "Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!" явно воспринимается по своей семантике как поэтический инвариант по отношению к пушкинской "Что так <бесы> жалобно поют?".
С. 66:
В "рефлексивных вопросах" лирического "я" Пушкина, следующих за этой строкой:
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают? -
устанавливается прямая связь с "изображенным словом" ямщика. Но если лирический герой стихотворения Пушкина (ямщик) реально видит и называет действия, производимые бесами, то субъект речи, пытаясь "перевести" на образный язык логику увиденного и в какой-то мере услышанного кружения бесов, стремится объективировать духов во внешнем пространстве, осознать их, подобно ямщику, частью тварного и, соответственно, живого мира.
Подобный характер лирического движения, по сути, с тем же интонационно-синтаксическим строем поэтической речи мы видим и у Высоцкого в "Конях привередливых". Хотя здесь и делается попытка объективации не внешнего вида "странных" ангелов, а тех звуков, что слышатся лирическому герою в потустороннем мире. Приведем всю интересующую нас строфу полностью:
Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, -
Что там ангелы поют такими злыми голосами?!
Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!
"Последний приют" вопреки, быть может, твердой уверенности лирического "я" "Коней привередливых" оказался вовсе не раем. Своего рода эффект обманутого ожидания, на что косвенно указывает поэтический дискурс хронотопа "там", и обусловливает в дальнейшем стремление героя Высоцкого осознать звуковую картину потустороннего мира в эстетических координатах пространства жизни, а не смерти, и тем самым как бы уверить себя, что "последний приют" еще не обретен, и путь продолжается.
По мнению В.В.Виноградова, "«цитата», «ссылка» потенциально вмещает в себя всю эту литературно-художественную структуру, откуда она заимствуется или куда она обращена" . В процитированном фрагменте «Коней привередливых» ссылка на стихотворение "Бесы" Пушкина кажется нам очевидной. В силу этого мы склонны считать, что и сама художественная природа эффекта обманутого ожидания у Высоцкого - пушкинская. Художественная материализация такого эффекта у Пушкина, имплицитно рождаясь из почти незаметного и вроде бы ничем не примечательного превращения "духов" в "бесов", и определяет эмоционально-психологическую доминанту рефлексии лирического "я" стихотворения”.
(Далi буде)
Фрагмент статьи, посвященной Высоцкому, привожу полностью.
С. 65:
“Здесь мы позволим себе сделать небольшое отступление. Дело в том, что обозначенный нами мифомотив достаточно подробно рассмотрен в ряде работ, посвященных поэзии В.Высоцкого, точнее его некоторым произведениям 70-х годов: "Кони привередливые" (1972), "Очи черные" (1974), "Я дышал синевой…" (1975?), "Райские яблоки" (1978) . Среди перечисленных стихотворений и песен "Кони привередливые", пожалуй, стоят особняком. Во-первых, потому, что если отталкиваться от периодизации творчества Высоцкого, предложенной А.В.Кулагиным, это произведение располагается едва ли не в самом начале третьего, "гамлетовского" периода в творческой эволюции поэта. А для этого этапа - третьего из четырех, выделяемых ученым, - свойственно "усиление рефлективного начала, настойчивое обращение к собственному лирическому «я»", которое "изменило и характер диалога с литературной традицией, привело к заметной его лиризации" . Во-вторых, в "Конях привередливых" по сравнению с тремя названными выше произведениями, на наш взгляд, очевиден, воспользуемся терминологией Р.Д.Тименчика, "пушкинский слой". (Здесь вполне правомерно вести речь и о "есенинском слое", имея в виду стихотворение "Годы молодые…" (1924). У Пушкина субъект речи в метели полагается, можно сказать, на милость Божью. У Есенина, как и у Высоцкого, активно вступает в поединок с природной стихией: "Ты, ямщик, я вижу - трус. Это не с руки нам. // Взял я кнут - и ну стегать по лошажьим спинам". Субъектно-образная структура текста и у Есенина, и у Высоцкого предельно "насыщена" антитезами, усиливающими и внутреннюю конфликтность сознания лирического "я", и его конфликтное состояние с внешним миром. Можно предположить, что стихотворение С.Есенина выполняет функцию своеобразного посредника между пушкинскими "Бесами" и "Конями привередливыми". По крайней мере, некоторые высоцковеды не без основания полагают, что есенинское влияние предваряет творческий интерес Высоцкого к русской классике XIX в., в том числе и к Пушкину).
Эмоционально-ценностная экспрессия исходной лирической ситуации в "Конях привередливых" - "Вдоль обрыва… по самому краю", "Чую с гибельным восторгом: пропадаю…", - подхватываемая и усиливаемая окончанием рефрена ("Хоть мгновенье еще постою на краю…"), практически идентична тому, что предстает в гимне "в честь Чумы" пушкинского Вальсингама. "Гибельный восторг", который в исключительной для себя ситуации переживает лирический герой Высоцкого, по сути дела, то же самое, что и "неизъяснимы наслажденья" от соприкосновения со смертью, которые испытывает и воспевает в своем гимне герой болдинской трагедии Пушкина. Вне всяких сомнений, исключительная ситуация, также грозящая гибелью человеку, характерна и для "Бесов" Пушкина. И в этой перспективе в ключевых словесно-образных темах "Коней привередливых": "сани", "кони", "колокольчик", "зимний путь" можно усматривать поэтически опосредованную перекличку данного произведения с "Бесами". В таком случае и строка "Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!" явно воспринимается по своей семантике как поэтический инвариант по отношению к пушкинской "Что так <бесы> жалобно поют?".
С. 66:
В "рефлексивных вопросах" лирического "я" Пушкина, следующих за этой строкой:
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают? -
устанавливается прямая связь с "изображенным словом" ямщика. Но если лирический герой стихотворения Пушкина (ямщик) реально видит и называет действия, производимые бесами, то субъект речи, пытаясь "перевести" на образный язык логику увиденного и в какой-то мере услышанного кружения бесов, стремится объективировать духов во внешнем пространстве, осознать их, подобно ямщику, частью тварного и, соответственно, живого мира.
Подобный характер лирического движения, по сути, с тем же интонационно-синтаксическим строем поэтической речи мы видим и у Высоцкого в "Конях привередливых". Хотя здесь и делается попытка объективации не внешнего вида "странных" ангелов, а тех звуков, что слышатся лирическому герою в потустороннем мире. Приведем всю интересующую нас строфу полностью:
Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, -
Что там ангелы поют такими злыми голосами?!
Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!
"Последний приют" вопреки, быть может, твердой уверенности лирического "я" "Коней привередливых" оказался вовсе не раем. Своего рода эффект обманутого ожидания, на что косвенно указывает поэтический дискурс хронотопа "там", и обусловливает в дальнейшем стремление героя Высоцкого осознать звуковую картину потустороннего мира в эстетических координатах пространства жизни, а не смерти, и тем самым как бы уверить себя, что "последний приют" еще не обретен, и путь продолжается.
По мнению В.В.Виноградова, "«цитата», «ссылка» потенциально вмещает в себя всю эту литературно-художественную структуру, откуда она заимствуется или куда она обращена" . В процитированном фрагменте «Коней привередливых» ссылка на стихотворение "Бесы" Пушкина кажется нам очевидной. В силу этого мы склонны считать, что и сама художественная природа эффекта обманутого ожидания у Высоцкого - пушкинская. Художественная материализация такого эффекта у Пушкина, имплицитно рождаясь из почти незаметного и вроде бы ничем не примечательного превращения "духов" в "бесов", и определяет эмоционально-психологическую доминанту рефлексии лирического "я" стихотворения”.
(Далi буде)