“Кони” Высоцкого и “Бесы” Пушкина (I)
Благодаря asnecto я узнала еще об одной работе, в которой речь идет о Высоцком.
Статья С. Пяткина “Кони снова понеслися…” (О возможном мифомотиве в “Бесах” А.С.Пушкина) опубликована в разных изданиях, в частности, в “Вестнике Новгородского государственного университета” (2005, № 33. С. 62-69). Есть она и в сети (http://www.novsu.ru/file/24079). Имеет смысл привести здесь не только фрагмент о Высоцком, но и точку зрения автора на пушкинских “Бесов”.
С.Пяткин начинает с указания на парадокс. С одной стороны, сюжет “Бесов” не является предметом принципиальных споров: большинство исследователей стихотворения считают, что в его основе - мотив утраты пути. А с другой стороны, интерпретации этого стихотворения разительно отличаются. Что связано с различными толкованиями заглавного образа.
Те, кто рассматривает “Бесов” в историко-культурном ключе, пишут об их связи с балладами Жуковского (“Светлана” и “Людмила”) и П.Катенина (“Ольга”). Автор статьи считает, что их роднит с “Бесами” не столько романтическая поэтика ужасного и образ зимней (в “Людмиле” летней) ночи,
“сколько единый сюжетный ход, восходящий к фольклорному мифологическому архетипу: кони, переносящие героя (героев) в иной, потусторонний мир” (с. 63).
И затем обосновывает свою гипотезу. Ход его рассуждений:
1) У “Бесов” трехчастная структура: три первые строфы - четвертая строфа - три последних строфы. Переход к третьей части [здесь цитируется работа Б.Кондратьева и Н.Суздальцевой] -
“есть момент превращения, оборотничества: неподвижное и неодушевленное (пень) стало подвижным и живым (волк), бытие повернулось к человеку другой своей стороной” (с. 63).
2) В этом стихотворении разделяются “бесы ямщика” и “бесы поэта” (Д.Благой): бесы ямщика злятся - бесы поэта плачут, жалуются. У ямщика - страх, у поэта - боль, обреченность. Герой ощущает слова ямщика как скрыто присутствующие в его собственном сознании, но дремавшие в нем, ожидая пробуждения (С.Бройтман).
3) Пробуждение чувства обреченности появляется лишь после возобновления движения лошадей.
4) Затем идет цитата из Ю.Лотмана о том, что сюжет мифа
“весьма часто основан на пересечении границы "темного" замкнутого пространства и перехода его во внешний безграничный мир”. При этом в мифологическом пространстве “объект может утрачивать связь со своим предшествующим состоянием и становиться другим объектом” (с. 63).
В первых двух частях “Бесов” поэтическое пространство замкнуто:
“с одной стороны, у Пушкина "поле", "неведомые равнины", "верста небывалая", "все дороги занесло", "тьма пустая". Но тут же - "овраг", "искра малая", "пень иль волк"” (с. 64).
А вот в последней части
“все границы, т.е. пространственные очертания полностью утрачены, и нам предстают только "белеющие равнины" и "беспредельная вышина"” (с. 64).
5) Преобладающая эмоция в первых двух частях “Бесов” - страх. Герой в них -
“пассивный наблюдатель, пытающийся вслед за ямщиком разглядеть в метели разыгравшихся бесов” (с. 64).
Причем у ямщика бес - в единственном числе, имеет физический облик.
Основная эмоция последней части “Бесов” - сердечный надрыв. Герой уже сам, без чьей-либо помощи наблюдает кружение бесов, причем они для него изначально “духи”.
“Их неисчислимое множество, кажущаяся невозможность "я" стихотворения объяснить их появление и поведение свидетельствует, видимо, о том, что для субъекта речи предстает такая картина мира, осмысление которой находится за чертой опыта прожитой жизни” (с. 64).
Из всего этого автор статьи заключает, что
“"Бесах" Пушкина происходит преодоление онтологического порога, разделяющего само бытие мира на две формы его существования - жизнь и смерть” (с. 64).
Это преодоление психологически мотивировано:
“Переживание чувства страха человеком в ситуации, действительно грозящей гибелью (в "Бесах": "Все дороги занесло", "Сбились мы", "Сил нам нет кружиться доле"), вольно или невольно рождает у него мысли о смерти” (с. 64).
А в русской художественной традиции это обычно отправная точка для мучительных размышлений о прожитой жизни, для ее оценки,
“что в свете христианской эсхатологии означает своего рода попытку "заглядывания" в собственную жизнь после смерти” (с. 64).
Возможность такого прочтения автор статьи видит и в том, что у слова “духи” в христианстве внутренне противоречивый смысл (оно обозначает как добрых, так и злых духов, духов-ангелов и духов-бесов). Это свойство данного слова было актуально в пушкинскую эпоху. А на то, что и в “Бесах” оно имеет двойственный смысл, по мнению С.Пяткина,
“указывает и статичность изображенной картины: "Вижу: духи собралися // Средь белеющих равнин". Лишь в следующей строфе, когда тексту вновь сообщается на время утраченная динамика, "духи" опознаются субъектом речи как "бесы"” (с. 65).
Мы подошли к фрагменту статьи, в котором пойдет речь о Высоцком.
(Далi буде)
Статья С. Пяткина “Кони снова понеслися…” (О возможном мифомотиве в “Бесах” А.С.Пушкина) опубликована в разных изданиях, в частности, в “Вестнике Новгородского государственного университета” (2005, № 33. С. 62-69). Есть она и в сети (http://www.novsu.ru/file/24079). Имеет смысл привести здесь не только фрагмент о Высоцком, но и точку зрения автора на пушкинских “Бесов”.
С.Пяткин начинает с указания на парадокс. С одной стороны, сюжет “Бесов” не является предметом принципиальных споров: большинство исследователей стихотворения считают, что в его основе - мотив утраты пути. А с другой стороны, интерпретации этого стихотворения разительно отличаются. Что связано с различными толкованиями заглавного образа.
Те, кто рассматривает “Бесов” в историко-культурном ключе, пишут об их связи с балладами Жуковского (“Светлана” и “Людмила”) и П.Катенина (“Ольга”). Автор статьи считает, что их роднит с “Бесами” не столько романтическая поэтика ужасного и образ зимней (в “Людмиле” летней) ночи,
“сколько единый сюжетный ход, восходящий к фольклорному мифологическому архетипу: кони, переносящие героя (героев) в иной, потусторонний мир” (с. 63).
И затем обосновывает свою гипотезу. Ход его рассуждений:
1) У “Бесов” трехчастная структура: три первые строфы - четвертая строфа - три последних строфы. Переход к третьей части [здесь цитируется работа Б.Кондратьева и Н.Суздальцевой] -
“есть момент превращения, оборотничества: неподвижное и неодушевленное (пень) стало подвижным и живым (волк), бытие повернулось к человеку другой своей стороной” (с. 63).
2) В этом стихотворении разделяются “бесы ямщика” и “бесы поэта” (Д.Благой): бесы ямщика злятся - бесы поэта плачут, жалуются. У ямщика - страх, у поэта - боль, обреченность. Герой ощущает слова ямщика как скрыто присутствующие в его собственном сознании, но дремавшие в нем, ожидая пробуждения (С.Бройтман).
3) Пробуждение чувства обреченности появляется лишь после возобновления движения лошадей.
4) Затем идет цитата из Ю.Лотмана о том, что сюжет мифа
“весьма часто основан на пересечении границы "темного" замкнутого пространства и перехода его во внешний безграничный мир”. При этом в мифологическом пространстве “объект может утрачивать связь со своим предшествующим состоянием и становиться другим объектом” (с. 63).
В первых двух частях “Бесов” поэтическое пространство замкнуто:
“с одной стороны, у Пушкина "поле", "неведомые равнины", "верста небывалая", "все дороги занесло", "тьма пустая". Но тут же - "овраг", "искра малая", "пень иль волк"” (с. 64).
А вот в последней части
“все границы, т.е. пространственные очертания полностью утрачены, и нам предстают только "белеющие равнины" и "беспредельная вышина"” (с. 64).
5) Преобладающая эмоция в первых двух частях “Бесов” - страх. Герой в них -
“пассивный наблюдатель, пытающийся вслед за ямщиком разглядеть в метели разыгравшихся бесов” (с. 64).
Причем у ямщика бес - в единственном числе, имеет физический облик.
Основная эмоция последней части “Бесов” - сердечный надрыв. Герой уже сам, без чьей-либо помощи наблюдает кружение бесов, причем они для него изначально “духи”.
“Их неисчислимое множество, кажущаяся невозможность "я" стихотворения объяснить их появление и поведение свидетельствует, видимо, о том, что для субъекта речи предстает такая картина мира, осмысление которой находится за чертой опыта прожитой жизни” (с. 64).
Из всего этого автор статьи заключает, что
“"Бесах" Пушкина происходит преодоление онтологического порога, разделяющего само бытие мира на две формы его существования - жизнь и смерть” (с. 64).
Это преодоление психологически мотивировано:
“Переживание чувства страха человеком в ситуации, действительно грозящей гибелью (в "Бесах": "Все дороги занесло", "Сбились мы", "Сил нам нет кружиться доле"), вольно или невольно рождает у него мысли о смерти” (с. 64).
А в русской художественной традиции это обычно отправная точка для мучительных размышлений о прожитой жизни, для ее оценки,
“что в свете христианской эсхатологии означает своего рода попытку "заглядывания" в собственную жизнь после смерти” (с. 64).
Возможность такого прочтения автор статьи видит и в том, что у слова “духи” в христианстве внутренне противоречивый смысл (оно обозначает как добрых, так и злых духов, духов-ангелов и духов-бесов). Это свойство данного слова было актуально в пушкинскую эпоху. А на то, что и в “Бесах” оно имеет двойственный смысл, по мнению С.Пяткина,
“указывает и статичность изображенной картины: "Вижу: духи собралися // Средь белеющих равнин". Лишь в следующей строфе, когда тексту вновь сообщается на время утраченная динамика, "духи" опознаются субъектом речи как "бесы"” (с. 65).
Мы подошли к фрагменту статьи, в котором пойдет речь о Высоцком.
(Далi буде)