А кто не чтит цитат... (8) Мотив бездны у Высоцкого и Бродского
В заключение своей книги "Бездны на краю" Михаил Перепелкин приводит цитату из известной оды Ломоносова:
Лице свое скрывает день;
Поля покрыла мрачна ночь;
Взошла на горы черна тень;
Лучи от нас склонились прочь;
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
И пишет: "Что такое эта "бездна", каков ее онтологический и эстетический смысл? <...> "открывшаяся бездна" - это, собственно, парафраз родового пути, или - того самого отверстия в естестве, пройдя сквозь которое человекообразное существо превращается в человека".
Современный исследователь говорит о том, что Ломоносов, "может быть, впервые в русской культуре увидел человека рождающимся, а саму эту культуру - корчащейся от боли собственного зачатия-рождения-смерти.
Открытие в онтологии отозвалось в эстетическом плане - в новой позиции художника и "статусе" произведения. Первый научился испытывать родовые муки и в поте лица взращивать свое слово, второе - стало ценно памятью об этих муках и взращивании. Оба утратили свой рай и начали долгий и опасный путь "по-над пропастью".
<...>
Прошли этот путь и два поэта двадцатого века - Иосиф Бродский и Владимир Высоцкий, каждый из которых предложил свою собственную концепцию бездны и в соответствии с этим выстроил свой художественный мир, а также - биографический миф о себе.
"Бездна-пропасть" Высоцкого - это природный зев, с огромной неохотой выпускающий из своих недр художника и жаждущий вновь закрыться за ним, замешкавшимся или уставшим бороться. Чтобы быть, человеку у Высоцкого приходится напрягать все физические силы, "рваться из... всех сухожилий", "стегать-погонять" в надежде перехитрить, обойти, вырваться - "напролом, и просто пылью по лучу".
"Бездна" Бродского - та же, а вот взаимоотношения человека с ней - другие. Человек у Бродского не ставит перед собой задачи что-либо обходить и с чем-то состязаться, он предпочитает исчезнуть, выбирает физическую "невзрачность", "лучше мышцы и костей" удерживающую от хаоса жизни и хаоса смерти. Превращаясь в язык, память, культуру, Бродский уходит от противостояния "кто - кого", одинаково иронично раскланиваясь как со смертью, так и с жизнью: "наше дело - сторона"."
Перепелкин М. Бездны на краю : И. Бродский и В. Высоцкий: диалог художественных систем. - Самара: Изд-во "Самарский университет", 2005. С. 148, 150, 151.
Лице свое скрывает день;
Поля покрыла мрачна ночь;
Взошла на горы черна тень;
Лучи от нас склонились прочь;
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
И пишет: "Что такое эта "бездна", каков ее онтологический и эстетический смысл? <...> "открывшаяся бездна" - это, собственно, парафраз родового пути, или - того самого отверстия в естестве, пройдя сквозь которое человекообразное существо превращается в человека".
Современный исследователь говорит о том, что Ломоносов, "может быть, впервые в русской культуре увидел человека рождающимся, а саму эту культуру - корчащейся от боли собственного зачатия-рождения-смерти.
Открытие в онтологии отозвалось в эстетическом плане - в новой позиции художника и "статусе" произведения. Первый научился испытывать родовые муки и в поте лица взращивать свое слово, второе - стало ценно памятью об этих муках и взращивании. Оба утратили свой рай и начали долгий и опасный путь "по-над пропастью".
<...>
Прошли этот путь и два поэта двадцатого века - Иосиф Бродский и Владимир Высоцкий, каждый из которых предложил свою собственную концепцию бездны и в соответствии с этим выстроил свой художественный мир, а также - биографический миф о себе.
"Бездна-пропасть" Высоцкого - это природный зев, с огромной неохотой выпускающий из своих недр художника и жаждущий вновь закрыться за ним, замешкавшимся или уставшим бороться. Чтобы быть, человеку у Высоцкого приходится напрягать все физические силы, "рваться из... всех сухожилий", "стегать-погонять" в надежде перехитрить, обойти, вырваться - "напролом, и просто пылью по лучу".
"Бездна" Бродского - та же, а вот взаимоотношения человека с ней - другие. Человек у Бродского не ставит перед собой задачи что-либо обходить и с чем-то состязаться, он предпочитает исчезнуть, выбирает физическую "невзрачность", "лучше мышцы и костей" удерживающую от хаоса жизни и хаоса смерти. Превращаясь в язык, память, культуру, Бродский уходит от противостояния "кто - кого", одинаково иронично раскланиваясь как со смертью, так и с жизнью: "наше дело - сторона"."
Перепелкин М. Бездны на краю : И. Бродский и В. Высоцкий: диалог художественных систем. - Самара: Изд-во "Самарский университет", 2005. С. 148, 150, 151.