Книжка "Простые строки". Глава 8. О стихотворении "Упрямо я стремлюсь ко дну..." (I)
Людмила Томенчук
Глава 8. СЧАСТЛИВЧИК, УБЕЖАВШИЙ С СУШИ...**
Стихотворение “Упрямо я стремлюсь ко дну…” было впервые опубликовано в начале 80-х в сборнике “Нерв” и сразу привлекло внимание исследователей. Сложилось понимание этого сюжета как движения героя к истокам 105* (традиционным нравственно-духовным ценностям) в стремлении постичь смысл человеческого бытия 106* и, приобщившись к “самой сути”, к этим вечным истинам, вернуть им положенное место в жизни 107*. В разных работах акценты могли варьироваться, но в целом понимание оставалось стабильным 108. Тишину расколола статья М. Раевской “«Дурная кровь в мои проникла вены...», или Две судьбы Высоцкого” 109*, в которой, в частности, был отвергнут традиционный взгляд на этот текст и заявлен новый, согласно которому мотив погружения привязан к наркомании ВВ, а весь сюжет прочитан как медленное самоубийство поэта, для которого ко времени написания стихотворения (1977) -
“уход в пучину становится <...> самоцелью, наркотический дурман превращается в единственный способ существования” 110*.
Такие вот полюса...
В статье М. Раевской много эпатажа, аргументация не выдерживает никакой критики, то есть попросту отсутствует. Вот как, например, автор “доказывает” свою привязку мотива погружения к наркомании ВВ:
“Отправившись на подводную охоту, герой Высоцкого не захотел возвращаться на землю и - покончил с собой. Заметим, что знакомые Владимира Семеновича нередко сравнивали его наркотическую эпопею с медленным суицидом. А Юрий Визбор образно назвал «сорокадвухлетним самоубийством» вообще всю жизнь Высоцкого. Итак, погружение в пучину - это самоубийство, а суицид в случае Высоцкого ассоциативно связан с наркотиками. Вот еще одно доказательство неслучайности привязки мотива погружения к биографическому факту - наркомании” 111*.
Подобных перлов в этой статье столько, что диву даешься, как ее могли опубликовать в специальном издании. Вспоминается другая публикация подобного уровня в тех же “Вопросах литературы”, принадлежавшая перу Т.Барановой (1984). Так и тянет сыронизировать: через двадцать лет - все то же, но…
Эскапады М. Раевской возникли не на пустом месте. Она затронула реальную проблему - кричащее противоречие традиционной трактовки стихотворения его тексту, и указала исток этого противоречия: исследователи Высоцкого игнорируют очевидное самоубийство героя 112. В этой ситуации интересно понять две вещи: что все-таки происходит в сюжете “Упрямо я стремлюсь ко дну...” и почему биография текста сложилась так, а не иначе. Начнем.
* * *
Традиционная трактовка текста небеспочвенна. В нем действительно отражены два позитивных мотива, ключевых для творчества Высоцкого: стремление добраться до глубин, до самой сути и чувство единения с людьми и служение им.
… Зову - “Спасите наши души!”
Как бы ни относиться к сюжету и герою, его искренний порыв, боль и страсть невозможно не ощутить и не проникнуться сочувствием к ее носителю. Здесь тот же тон, тот же высокий пафос, что и в гениальной “Я был и слаб, и уязвим…”, в ее кульминационном эпизоде:
Я ничего им не сказал!
Ни на кого не показал!
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!
Вот в каком высоком родстве находится “Упрямо я стремлюсь ко дну…”. И совершенно верно, что “для духовного совершенствования ему (герою. - Л.Т.) необходимо вернуться к истокам” 113*. И мотив очищения от грехов, царящих на суше 114*, очевиден и важен. Мы вообще можем во многом согласиться с героем. Не только семьдесят советских лет - вся история человечества полна примеров того, как “гениальное и недопонятое” повседневной жизнью спасалось, скрывалось в “глубине”, в ее толще. И нередко, стремясь проникнуть вглубь, докопаться до сути, мы ощущаем это возрастающее сопротивление “среды”, “материала”. Вода выталкивает вон, / И глубина не принимает. И куда как часто деяния человеческие - прошлые, настоящие - лишены и разумности, и гуманности, когда в самом деле ничего не остается, кроме горестно недоумевать: зачем мы сделались людьми?..
Всё это так. Но в “Упрямо я стремлюсь ко дну…” есть не только это. Самоубийство персонажа неизбежно бросает отсвет на все вышеназванные мотивы и смыслы. Еще: “Назад - не к горю и беде…” - герой зовет и других свести счеты с жизнью, что само по себе малопривлекательно, а тем более звучит дико в устах так называемого лирического героя ВВ, персонажа, близкого автору, каковым его представляет традиционная трактовка. Не меньшая странность этих слов состоит в том, что герой призывает повторить его путь - так сказать, выбирайтесь моей колеей. Это просто невероятно в системе ценностей Высоцкого, для которого возможность и необходимость выбирать и прокладывать свой собственный жизненный путь - один из главных ориентиров, одна из основных ценностей человеческой жизни!
Коротко говоря, “Упрямо я стремлюсь ко дну…” - внутренне противоречивый текст. В определенный момент работы над ним это стало ясно Высоцкому, чему есть документальное подтверждение, которое отменяет возможность пафосной трактовки стихотворения. Обращение к данному документу - простой и короткий путь оппонирования традиционному взгляду на это произведение. Но оно вынуждает выйти за пределы текста, публикуемого в сборниках ВВ. Однако привычное толкование несовместимо даже и с этим, усеченным публикаторами текстом. Поэтому проанализируем сначала его, сопоставим с привычной трактовкой, а после обратимся к другим документам и свидетельствам, которые дополнят картину.
(Далі буде)
105* Скобелев А., Шаулов С. Владимир Высоцкий: мир и слово. - Воронеж, 1991. С. 74.
106* Шилина О. Поэзия В. Высоцкого в свете традиций христианского гуманизма // Мир Высоцкого. Вып. I. - М., 1997. С. 109.
107* Там же. С. 110.
108 Встречается даже и прямое отождествление героя стихотворения с его автором.
“Высоцкий не безразличен. И многое хотел бы знать:
Меня сомненья - чёрт возьми! -
Давно буравами сверлили, -
Зачем мы сделались людьми?
Зачем потом заговорили?
Зачем, живя на четырёх,
Мы встали, распрямивши спины?”
(Иванова Л. История и Пустота // Мир Высоцкого. Вып. V. - М., 2001. С. 290. Выделено автором цитаты. - Л.Т.).
109* Вопросы литературы. 2005. № 6.
110* Там же.
111* Там же.
112 Пример игнорирования самоубийства героя:
“Оппозиция этих двух «миров» [суша - вода. - Л.Т.] выдержана в духе евангельского сопоставления человеческого (земного) и божественного (небесного) <...> в свете христианских идей это произведение может быть воспринято как одно из поэтических откровений В. Высоцкого, а путь его героя предстает как познание истины и духовное спасение. Но <...> индивидуальное, единичное спасение-благо оказывается для него неполноценным, недостаточным. <...> он желает спасения и для тех, кто остался на суше: <...> «Друзья мои, бегите с суши! <...> Назад - в извечную утробу!»” (Шилина О. Поэзия В. Высоцкого в свете традиций христианского гуманизма. С. 111, 112).
Толкование это особенно режет слух потому, что сюжет оценен положительно с позиций христианства, хотя, как известно, по христианским представлениям самоубийство - тягчайший грех. Но не только это - призыв героя к другим следовать его примеру тоже получает позитивную оценку интерпретатора...
113* Там же. С. 107.
114* Там же. С. 109.
** Глава из книги Л. Томенчук "Вы вдумайтесь в простые эти строки..." (Днепропетровск, 2008). Звездочкой помечены сноски, содержащие только библиографические данные цитируемой публикации.